ВОСПОМИНАНИЕ

Я помню каждый миг тех дней далеких,
Хотя, признаюсь, больно вспоминать
Скамеечку под сенью лип высоких,
Деревню нашу, дом, отца и мать.
Я помню, что они мне говорили:
- Сыночек милый, к Богу обратись.
И постоянно за меня молились,
Но я уже вкусил другую жизнь.
Молиться мне страшнее ада было,
Пойти на танцы лучше иль в кино;
Святое - непонятно и постыло,
Зато в охотку карты и вино...
Мне не забыть тот день из жизни прежней,
Последний день отца, он умирал.
Рыдая, мать казалась безутешной,
А я, хмельной, стоял и хохотал:
- Но где же Бог твой, что ж Он не спасает?
Он Исцелитель? Что ж ты не встаешь?
Иль с Богом люди тоже умирают?
И ты, отец, как все в земле сгниешь...
Он улыбнулся и сказал без боли:
- Я жив еще, а ты, сынок, мертвец!
Но если есть на то Святая Воля,
То знай, что воскресит тебя Творец!
Отца похоронили, мать молилась
Прося, чтоб я исправился, прозрел,
Но мне тогда совсем другое снилось,
Другим я жил, иного не хотел.
Молитвы, слезы - все мне надоело.
Мне стали в тягость мать и тесный двор,
И вот однажды я ушел из дома -
Тайком, глубокой ночью, точно вор.
И ликовал я:"Вот она, свобода!"
Огромный мир, вся ширь его - мои!"
Не знал, глупец, - иду на дно болота,
Где тина, гниль, обман и яд змеи.
Разгул, друзья - все это закружило
В водовороте суеты и зла.
В безстыдстве, пьянстве время проходило,
Но это не тревожило меня.
Не ведал я, что есть источник вечный
Живительной, спасительной воды,
Но не к нему я шел, увы, безпечный,
А в пропасть, в преисподню сатаны.
Круг развлечений в золото одетый,
Так ярок он для тех, кто ослеплен;
Я был слепцом, не видя рядом света,
В безбожный ад кромешный погружен.
Но кто же мог спасти меня от смерти?
Кто б плен греха дал силы победить
И вырваться из мрачной круговерти,
Воспрянуть к свету, распрямиться, жить?
Но, впрочем, не о том я думал...
Случилось как-то летом в сильный дождь
На улице внезапно встретил друга.
Земляк - но вдруг меня пробрала дрожь.
Явился мне внезапно мамин образ:
Глаза в слезах, печальны, как всегда.
Забилось сердце, задрожал мой голос,
но вырвались бездушные слова:
- Ну как там мать, меня хоть вспоминает?
Наверно, давно уж прокляла,
Хочу заехать, только время не хватает,
Сам понимаешь: все работа да дела.
- Дела, работа, помолчал бы лучше!
Твои дела нетрудно угадать.
Скажу тебе, но только сердцем слушай
Про то, как "позабыла" тебя мать:
Когда ты скрылся, то она от горя
Вся поседела, ведь тобой жила!
И каждый день с недугом лютым споря,
Шла на распутье и тебя ждала.
И простирая свои руки к небу,
Молясь во имя пролитой Крови,
Она была для всех живым укором -
Столпом надежды, веры и любви.
Ну а когда стоять была не в силах,
Когда, недужная, совсем в постель слегла,
Кровать к окну подвинуть попросила,
Смотрела, плача, и тебя ждала...
Его слова, как ковш воды с отлета,
С души сорвали, смыли коросту;
Я задрожал, промямлив, вроде, что-то,
Спросив:"Она жива? Скажи прошу!"
- Как знать сейчас, а уезжал - дышала,
В бреду шептала те же все слова:
"Сыночек милый, ты приедешь, знаю ".
А у тебя работа, да дела...
Потом бежал я, словно гнали плетью,
С желаньем, прожигающим огнем:
Увидеть мать, не опаздать, успеть бы,
Прощенье вымолить, покаяться во всем.
Вокзал и поезд - все в одно мгновенье;
Недолог путь, но будто много дней;
И сердце, словно вторило движенью,
Стучало в такт: скорей! скорей! скорей!
Не помню, как я вышел из вагона
И тенью трепетной шагнул с испугом в ночь.
Сжималось сердце, что и как там дома?
То замирало, то как конь рвалось.
Но вот деревня, за погостом рядом,
Могилок холмики, и силуэт креста,
И будто за разрушенной оградой
Увидел я стоящего отца.
И в этот миг вдруг слов его значенье,
Прозреньем озаренный, осознал:
Бессильна смерть, всесильно Воскресенье!
Ты жив, отец, и ты не умирал!
Могильный холм обняв его холодный,
Я плоть креста слезами орошал.
- Ты жив, отец, а я мертвец зловонный.
Прости меня! - со стоном я взывал.
Я искуплю грехи любовью к маме,
Сыновий долг исполню я сполна,
И ты, отец, ты в сердце будешь с нами...
Но вдруг взошла холодная луна.
И все вокруг безстрастно осветила...
О ужас! Только тут заметил я,
Что рядом чья-то свежая могила.
Но я-то знал, я сразу понял, чья!
Мой стон, наверное, тогда весь мир услышал -
Деревья вздрогнули, чтоб больше не уснуть -
Ударил эхом он, как молотом по крышам,
Но только маму этим не вернуть!
- Встань, мамочка, прости меня, родная, -
Взывал я в голос, - встань, открой глаза,
Давай молиться вместе, дорогая,
Ты только встань и уж прости меня!
Не было ответа, шли мгновенья,
Слагаяся минутами к часам,
И вдруг я понял, Кто дает прощенье,
И с воплем руки поднял к небесам...
И эта ночь была последней ночью
В моей безбожной жизненной ночи,
Она открыла мне слепые очи;
Нашел я путь, и дверь, и к ней ключи.
С тех пор себя е мыслю я без Бога,
В Нем жизнь моя и счастья полнота.
Огромен мир, но мне одна дорога:
Сквозь тернии - в объятия Христа...
Когда я вижу пред собой отныне
Заплаканную сгорбленную мать,
А рядом с ней напыщенного сына,
От всей души мне хочется сказать:
- Вы, матери, скорбящие за сына,
Прострите с верой руки к небесам
И знайте, что молитвы ваши в силах
Творить и после смерти чудеса...
Вы, сыновья, забывшие о Боге,
Взгляните на рыдающую мать,
Оставьте грех, чтоб не пришлось в итоге
Вам эти слезы горькие пожать.

ЗАВЕЩАНИЕ МАТЕРИ

Сын мой! С тобою я скоро расстанусь.
Пришел мой черед, ухожу
Туда, где неведомы грусть и усталость,
Где Богу возносят хвалу.
Где нету тревоги, болезни, печали;
Уже на пороге стою.
Послушай, мой сын, что тебе завещаю,
Исполни же просьбу мою:
Одень меня просто, без долгого сбора,
И гробик попроще найди,
Чтеца призови, и пусть после канона
По мне прочитает псалмы.
Богатых поминок с застольем не надо,
Как принято делать везде.
Лишь гордости это греховной в усладу,
Но нет покоя в душе.
Свези меня в церковь без светского пенья
Запомни, что я говорю:
Пускай хоть недолго - до погребенья -
Побуду лицом к алтарю
Поставь на могилу мне крест деревянный,
От всех избавляет он бед.
А мрамор, гранит - словно груз окаянный -
Усопшему в тягость и вред.
Вином поминать меня, сын мой, не станешь!
Про это прошу не забыть.
Ведь этим лишь душу мою ты поранишь,
А лучше - и вовсе не пить!
В годину по мне закажи ты обедню,
Поставь у Распятья свечу,
Подай, сколько можешь по милости, бедным -
Все это тебе по плечу.
А если вдруг сердце забьется тревогой,
Ко мне на могилку приди.
И преподобного Серафима
Правило тихо прочти...
Господь Милосердный пошлет утешенье,
От бед - в покаянии дверь,
Проси у Него и у ближних прощенья,
Молися, надейся и верь.

Родимый Батюшка, что посоветуешь нам ныне?
Ведь ты на небесах, а мы, как прежде здесь.
Оставив нас, растаял ты в глубинной,
прозрачной синеве небес.
И Царские Ворота отворились душе твоей в край
счастья и любви.
И с ликованьем Небеса открылись, да знают
Православные земли,
Что праведник вознесся к Славе Вышней!
Прости нас, Отче наш за скорбь и за печаль,
Тебя они минуют, слезы лишни,
Душа твоя умчалась в неземную даль.
Зеленый холмик нам остался в утешенье.
Крест и лампада, памятник - в сердцах
Твоих молитв и слов и поучений,
Свет неземной любви в живых для нас глазах.
К тебе придем, как прежде за советом:
Как нам спасаться? Что полезно? Подскажи!
Отеческою ласкою согреты,
Здесь изопьем лекарство для души.
Хвала Творцу, что у Него все живы,
Но мы-мертвы, хоть с виду хороши.
Молитвами своими нас, родимый, ты оживи,
Да узрит Бог красу Им созданной, любимой,
Простой и доброй человеческой души.

По милости Божией есть на земле нашей истинные пастыри, духовные наставники и молитвенники. Они - как, увы, редкие, но яркие светильники в ночи, на пламя которых мотыльками слетается православный люд. Но лишь когда вдруг угасает одни из них (что-бы с новой силой воссиять у Престола Божия), мы в полной мере начинаем осознавать их великое, непреходящее для нас значение... В воскресенье 19 июля 1998г. на 70-том году жизни мирно отошел ко Господу протоиерей Валентин Мордасов. Мудрый пастырь, духовный отец, опытный наставник и учитель - для многих он являлся примером истинного святоотеческого благочестия даже на самый критический взгляд, о.Валентин был безупречен.

Исполняя свой пастырский долг, о.Валентин никогда не жалел себя. Будучи уже нездоров, он по 12 и более часов находился в храме. За 45 лет пастырского служения он ни единого раза!!! не был в отпуске. Лишь незадолго до кончины, когда совсем уже ослабел, написал прошение на отпуск. Батюшка говорил, что священник неотлучно должен пребывать на своем приходе и быть готовым в любой момент дня и ночи исполнить свой долг: отслужить требу, напутствовать умирающего, дать мудрый духовный совет или просто утешить, сказать теплое, доброжелательное слово.

В течении 12 лет он служил на погосте Камно в храме св.вмч. Георгия. Всегда его можно было застать или в храме, или рядом, на крылечке своего маленького ветхого домика, где он любил сидеть вечерами. Последние три года к о.Валентину стало приезжать много людей из Белоруссии и Молдавии, из Москвы и др. г. России; ехали целые автобусы паломников из Питера и свои местные - нескончаемой чередой тянулись за духовным словом, советом, за святыней. батюшкины наставления всегда,как говорится, били в самую точку. Часто даже не задав вопрос, верующий получал ответ в виде краткого святоотеческого наставления, которые батюшка очень любил, считая их наиболее действенными и доступными к пониманию и исполнению.

У батюшки было такое правило: на всенощном бдении во время помазания говорить каждому подходящему к нему какое-либо краткое наставление. Казалось бы, какой урок можно извлечь из такого случайного, безотносительного поучения? Но нет. Каждый слышал то, что в настоящий момент ему было наиболее необходимо и полезно. Многие потом шептались:"Батюшка насквозь меня просветил, все точно сказал...".Батюшка долгое время духовно окормлял несколько крупных московских правосл. издательств. Он был и цензором, и духовным отцом, и автором.

Безсеребренник и нестяжатель, он устанавливал такие низкие цены на требы, что это часто просто вызывало недоумение. Было у батюшки еще одно замечательное правило: всех, кто у него крестился или венчался, а порой и просто подходил к исповеди, он наделял весомым подарком, состоящим из нескольких духовных книг. Обладал батюшка и даром прозорливости, хотя и считал, что прозорливость далеко не главное для духовного человека, а так, только приложение - цветы при дороге Часто после службы или по вечерам батюшка собирал в храме для совместной молитвы некоторых из прихожан.

Молились о болящих, о разрешении важных церковных нужд, читали акафисты, каноны. Батюшка говорил, что совместная молитва имеет особую силу по слову Спасителя: где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них(Мф.18,20)...Болезнь его было недолгой, он угас буквально на глазах, не успев никому стать в тягость по немощи своей."Молитесь, чтобы Господь послал вам благочестивого священника", - сказал он старосте незадолго до смерти. Умирал спокойно. По словам матушки, глаза его пред кончиной необыкновенно прояснились и приобрели яркий небесно-голубой цвет. Вечером батюшку соборовали и причастили Святых Тайн, прочитали канон на исход души. Утром еще раз причастили. А в 10 часов утра душа его неслышно отошла ко Господу. В этот момент в его храме пели:"Иже Херувимы..."