Русское сердце Арктики. Светлой памяти С.В. Маракова посвящается

I

Семь лет назад, будучи в командировке в Якутии, на устье Индигирки, я впервые услышал о поселении людей из Новгородских земель, которое возникло в этих краях ещё в далёком XVI веке. Оно было названо Русским Устьем и сохранилось до сих пор не ассимилируя среди аборигенных народностей. Увидел фотографию самого северного в мире православного храма тех времён, построенного из плавника среди тундры, в тысяче километрах от ближайшего крупноствольного леса.

                                                                                                                                                                                        

Увидеть тогда всё своими глазами, к сожалению, не довелось, но желание прикоснуться к этой святыне, увидеть потомков наших соотечественников, более четырёх веков хранивших культуру своих неведомых предков в самом сердце Арктики, росло с каждым  годом. 

     
И вот время пришло. Наша группа,  для проведения учётов белого медведя, должна4 на снегоходах из посёлка Чокурдах, что расположен на берегу Индигирки, достичь побережья Северного Ледовитого океана. Напрямую это 240 км. по заснеженной тундре, как раз по тем местам, где вот уже более четырёх столетий живут и трудятся русские люди – потомки мореходов и землепроходцев. Старинная церковка Знаменской иконы Божией Матери стоит посреди тундры в 100 км. от ближайшего жилья на Колымской протоке Индигирки в местечке сохранившем своё древнее название – Станчик. В предчувствии встречи с ней, спрашиваю у местных участников экспедиции: «На Станчик мы попадём?» 

 

«Нет, это далеко в стороне от нашего маршрута».  «И что, никаких вариантов?».  «Никаких. Горючего рассчитано строго по маршруту».  Грустно. Снова быть рядом и так и не увидеть то, к чему стремился последние годы. Очень грустно…  Но, человек предполагает а Господь располагает. За сутки до старта экспедиции, в инспекцию охраны природы «случайно» зашёл один из местных жителей и обмолвился, что два года назад, на устье р. Алазея, он наблюдал несколько белых медведей с медвежатами и оставленные ими берлоги. Тут же было принято решение разделиться на две группы и одной из них отправляться на Алазею. Ну и разумеется, путь этой группы проходил мимо Станчика.

 

 II

 

В 1911 году член ЦК партии эсеров Зензинов В.М. после очередного побега из ссылки был выслан царским правительством на «край земли» - в Русское Устье. Вот выдержки из его книги «Старинные люди у холодного океана» вышедшей в Санкт-Петербурге в 1914 году.

 

«Я выехал из Якутска 2 октября 1911 года. Со мной в виде сторожа все время ехал казак. Три тысячи верст я проехал за полтора месяца.  16 января 1912 г. Когда наши собаки остановились у избы, был уже вечер, но все же можно было разглядеть, что перед нами не земляная якутская юрта, а рубленная  русская изба. Войдя в нее,  я с удивлением  увидел, что деревянный пол чисто вымыт. У окна стояла русоволосая и голубоглазая хозяйка.

 

21 января 1912 г.  Первый день в Русском Устье. Не знаю,  не понимаю, куда я приехал. После полуторамесячного  странствия по якутам, с их непонятной речью и чуждой для меня жизнью, я вдруг снова оказался в России. Светлые рубленые избы, вымытый деревянный пол, выскобленные стены и чистая русская речь.

 

Это, конечно, Россия, но Россия XVII, может быть  XVI века. Старинные древние  обороты речи и слова, совершенно патриархальные, почти идиллические отношения.  Настоящая Аркадия. При встречах и прощаниях родственники целуются, вечером ко мне приходят с пожеланиями доброй ночи и приятного сна. Иисусе  Христе, Матерь Божия не сходят с языка. В селении стоит наивная часовенка со старинной тяжелой иконой Божией Матери. «Только она нас и хранит», -  убежденно сказал мне русскоустьинец. Вероятно так же верили наши предки. Затрудняюсь описать, как меня встретили. Как будто я действительно кум королю и солнцу брат. Не то меня за начальника принимают, не то ещё за кого-то: «Ты, ваше высокоблагородие»

 

Здесь принято любого гостя, зашедшего в дом не отпускать без обильного угощения, и было очень утомительно для желудка, если приходилось по необходимости посетить в один день несколько семей.

 

Стесняясь обременять хозяев, я как-то отказался от предложенного угощения. Хозяйка была удивлена, и с некоторой степенью раздражения сказала мне: «Гаже тебя приходят, еда со стола не сходит. Кушайте на здоровье (низкий поклон), а то я плохо думать буду». 

 

Одна старушка, у которой я вылечил дочь, расхваливала меня так: «Ты, дядюшка, лучше плохого доктора». 

 

«15 марта 1912 г. Недавно гулял на свадьбе. Один раз в год сюда приезжает священник из Аллаихи и сразу исполняет все требы: крестит, венчает, отпевает, исповедует. Вероятно, это единственное место, где можно венчаться в пост: видимо, климат и география не в ладах с каноническими правилами. Приезд священника – большое событие. Сюда съезжаются  все нуждающиеся в крещении, венчании, живущие между Индигиркой и Алазеей».

 

«28 марта. Пасха. К празднику все помылись и почистились. И христосуются как-то по-старинному: два раза щека щекой и только третий раз в губы. Все расфранчены, ребята в пёстрых рубашках, женщины в широченных юбках из какой-то необыкновенно гремящей материи ярко-металлического цвета.  Стаканчик вина, строганина, гнилые яйца, чай, оживлённый разговор о песцах, медведях и главная тема – о собаках. Время от времени от часовни несётся звон колокола. Каждый молящийся, который заходит в часовню, считает нужным несколько раз дёрнуть за верёвку колокола – таков обычай».

 

«Мне уже предлагали  почитать «службу» в часовне. Положение заставило меня быть доктором, сватом, но не могу, в конце концов быть еще и священником!». 

 

«Археолог считал бы для себя величайшим счастьем, если бы раскопав могилу XVI или XVII века, он мог бы хоть сколько-нибудь правдиво облечь вырытый им древний скелет в надлежащие одежды жизни, дать ему душу, услышать его речь. Древних людей в Русском Устье ему откапывать не надо. Перед ним в Русском Устье эти древние люди как бы не умирали».

 

 III

 

Многие исследователи отмечали, что казаки-первопроходцы Сибири, поселяясь на вновь открытых землях и женившись  на женщинах аборигенных народов, через 100 – 150 лет полностью утрачивали русский язык, культуру и внешний облик. Очень точно подметил русский философ В.В.Розанов: «В нормальном укладе жизни, не столько жена переходит в род мужа, сколько муж вступает в род жены».

 

На Индигирке же небольшая группа русских людей, живя в окружении местных народностей и отчасти смешиваясь с ними, тем не менее, в отличие от объякутившихся вилюйских, амгинских, устьянских и других русских крестьян Якутии, сохранили почти всё в неприкосновенности: родной язык, устное народное творчество и русское самосознание.  И даже часть их соседей – якутов, юкагиров и эвенов – забыли свой язык и переняли русский.  Видимо поэтому многих путешественников удивляла та странная особенность: чем дальше едешь на север по Якутии, тем больше распространён среди аборигенов русский язык.

 

Каким образом этой маленькой колонии русских людей удалось сохранить и пронести сквозь века русскую речь и православную культуру, находясь в полном отрыве от  родины среди туземного населения?

 

Единственной возможностью такого самосохранения, на мой взгляд, явилось изначальное наличие среди колонистов русских женщин. Только они были способны передать дух своего народа подрастающему поколению. Именно женщина занимается воспитанием детей, в то время как мужчина  занят добычей хлеба насущного. Ему некогда общаться с малыми детьми, это общение начинается когда дети уже подрастают и становятся   способными перенять от отца мужскую науку, а основы языка и культуры они получают именно от матери.

 

Наукой установлено, что основную часть жизненно важной информации ребёнок получает до 3-х летнего возраста, как говорится «впитывает с молоком матери». Язык народа и сам его дух вкладывается в детскую душу на самых ранних этапах её развития, ещё фактически до того, как ребёнок начинает осознавать себя. Так, обычно, человек начинает помнить себя с 3 – 4-х летнего возраста. До этого никаких воспоминаний не фиксируется. Почему? Может быть уместно провести аналогию с новым компьютером: новорождённый ребёнок до 3 – 4-х лет загружается от матери информацией не только на вербальном но и на волновом уровне, и всё усилие его работающей в напряжённом режиме памяти, направлено лишь по внутреннему каналу, соединяющего его с матерью. Поэтому внешняя память временно не работает, отсекая всё второстепенное, пока не заложены основополагающие жизненно важные постулаты. И лишь после того, как произошла эта закладка, включается внешняя память и ребёнок начинает осознавать себя и помнить происходящие вокруг него события. Скорее всего именно поэтому дети воспитанные в режиме «Маугли», уже никогда не могут стать полноценными людьми, так как не имели в раннем детстве внутренней связи с матерью и, соответственно, были лишены основополагающей информации. Отсюда однозначно следует, что русского ребёнка может воспитать только русская женщина. Так же как и еврея – еврейка. Не зря ведь у них национальность определяется именно по матери.

 

Если русская девушка выходила замуж за юкагира, то при условии, что тот осядет в Русском Устье. Не было ни одного случая, чтобы русскоустьинская девушка ушла кочевать со стадом. В ближайшие русские поселения на Колыме и Яне, девушек выдавали, и охотно брали невест оттуда. Таким образом русский народ проживая  среди народов аборигенных и частично смешиваясь с ними,  бережно хранил свою идентичность.

 

Но каким же образом русские женщины смогли попасть в столь отдаленные края, посещаемые лишь казаками-первопроходцами и «промышленными людьми». Какая необходимость заставила их навсегда покинуть родные обжитые края и устремиться «встречь солнцу?» Исторические источники не оставили на этот счет никакой информации, поэтому позволим себе, опираясь на отрывочные сведения древних лет и анализ собственных наблюдений, попытаться немного приоткрыть таинственную историю возникновения Русского Устья.

 

 IV

 

О том, что среди переселенцев основная масса была представителей Великого Новгорода явно свидетельствует тот факт, что они привезли с собой чудотворную икону Божией Матери «Знамение», и первая церковь, которую они тут поставили, была Знаменской.  Это, как известно древняя новгородская икона, прославившаяся в 1170 году. Второй момент: Новгород они покинули задолго до раскола XVII века, т.к. в их памяти не осталось и намёка на те трагические события.                                  

                                                                          

Едва сойдя с самолёта в Чокурдахе, я обратил внимание на пожилую женщину, одетую в старинную длиннополую русскую одежду, платок которой был повязан по-старообрядчески. Выяснив, что она является представительницей древнего русскоустьинского рода, я спросил её: «Вы старообрядцы?»  «Нет, мы православные» - был ответ. Всё сразу встало на свои места.  Старообрядцы, после раскола уходили в Сибирь и крепко несли в себе «старую веру», идя за нее на тяжкие лишения и смерть. Считая патриарха Никона антихристом, они чурались тех, кто принял «новую веру» - никониан, и даже посуду, к которой притронулся «никонианин» считали поганой. И эти традиции сохранились у них до сих пор.  Русскоустьинцы же пришли на Индигирку без озлобления, православными христианами старого обряда, т.к. нового тогда еще не было.

 

Лет двести-триста они не видели священника, но веру сохранили, добавив к ней языческие обряды, перенятые от местных аборигенов, стали прибегать к помощи шаманов, особенно во время болезней, и постепенно строгие каноны, правила и православные обряды оказались несколько сглажены и размыты. Поэтому, когда у них появился первый священник, - служащий по новому обряду, русскоустьинцы, скорее всего даже не заметили разницы  и легко и безболезненно сменили двуперстие на троеперстие и так далее.  Потом через них стали проходить многие исследователи: Дежнев, Лаптев, Стадухин, Шалауров, Санников и все получали поддержку и всяческую помощь. Так, они спасли от верной гибели экспедицию Шалаурова а Д. Лаптеву спасли судно, вмёрзшее в лёд у устья Индигирки и обеспечили успешное выполнение программы его экспедиции.  Здесь не было и намека на старообрядческую обособленность. Но старообрядческие черты, в их культуре естественно сохранились. Зензинов отметил, что «…Иисусе Христе не сходит с языка», - это у старообрядцев принято говорить – «спаси Христос», а у нас – «спаси Господи».

 

Третий момент: все первооткрыватели Сибири шли без женщин, строго мужскими коллективами. Да это и понятно, т.к. шли неведомо куда и очень часто на смерть.  О неимоверно тяжелых условиях этих походов говорят скупые слова челобитных Ивана Реброва: «Нужду и бедность, и холод терпел, и душу сквернил, и ел всяко и сосновую кору и траву…». История сохранила нам лишь одно женское имя: Мария (Татьяна) Прончищева, погибшую от цинги вместе со своим мужем. Это исключение из правила. А тут вдруг из новгородских земель, достаточно много семей (значит были и дети) отправились в такое дальнее и опасное путешествие, не рассчитывая на возвращение. Какие причины могли быть к таким серьезным переселениям?

 

«Смутные легенды и предания, еще сохранившиеся в памяти русскоустьинцев, свидетельствуют  о былых плаваниях арктических мореходов и согласуются с  челобитной Ивана Реброва. «Слышал я от старых, совсем старых людей, что Индигирка была юкагирская река. Собрались люди из разных губерний и поплыли на лодках морем – от удушья спасались, болезнь такая.  И доехали  до Индигирки и здесь поселились. А в России их вовсе потеряли».

 

Новгородские и Псковские земли в XV-XVI вв. неоднократно подвергались страшным эпидемиям чумы и оспы. Вымирали тысячами. Целые села были мертвыми и некому было хоронить. Реальная угроза смерти  от этих болезней, вполне могла подвигнуть людей целыми семьями покинуть родные края и искать лучшей доли на краю света.

 

Некоторые исследователи, начитавшись школьных учебников истории, полагают,  что люди бежали от опричнины Иоанна Грозного, но это не соответствует действительности. От Грозного царя не бегали как от Петра I, его любили особенно простые люди, а жуткие рассказы о его кровожадности, мягко говоря, лживы. На сегодняшний день известно множество летописных и архивных документов, свидетельствующих об этом.

 

Многие ученые, исследователи Арктики, утверждают, что в XV-XVI веках климатические условия по всей протяженности северного морского пути были значительно мягче, поэтому поморы и другие «промышленные люди» имели более благоприятные условия для дальних путешествий. Свидетельством этому является один малоизвестный факт.

 

В октябрьском номере американского журнала «Славянское и восточно-европейское обозрение» за 1944 год напечатана статья историка Т.Форелли «Потерянная колония Новгорода на Аляске».

 

Автор, на основании письма, присланного в 1794 году русским миссионером на Аляске Германом, настоятелю Валаамского монастыря Назарию и раскопок, произведенных в 1977 году на Кенайском полуострове (Аляска), при которых были обнаружены остатки древнего поселения, пришел к выводу о существовании там новгородской колонии, основанной в 1571 году

 

Если принять во внимание, что в устьях больших сибирских рек  уже в то время образовывались колонии русских переселенцев – на р.Яна – поселок Казачий, на Лене – Булун, на Колыме – поселок Походск, то не будет большим преувеличением допустить, что к XVI веку эти места были более-менее известны новгородским людям. Поэтому переселенцы знали, скорее всего, куда они шли, и забирая свои семьи, были уверены, что смогут на новых местах прокормиться.

 

Почему именно Индигирка? Во-первых, эта река на удивление богата рыбой даже в наше время и, надо полагать, что тогда прокормиться на ней было несложно. Во-вторых, Чукотка в то время была воинственным краем и «немирные чукчи» совершали регулярные набеги на колымские поселения, держа их в постоянном напряжении. В-третьих, богатство индигирской тундры диким северным оленем, песцом, мамонтовой костью делало ее достаточно привлекательной для поселенцев и невысокая численность опасного зверя тундры – белого медведя – дополнительный плюс в пользу Индигирки. В-четвертых, это были земли хоть и слабо, но заселенные юкагирами – миролюбивым оленеводческим кочевым народом, с которым сразу сложились добрые взаимовыгодные отношения. Несмотря на то, что ближайший лес был лишь в верховьях Индигирки, очень далеко от Русского Устья, но плавника было относительно достаточно,  чтобы строить русские избы, заготавливать дрова и другой стройматериал, а так же сооружать пасти-давилки на песца.

 

Если переселенцы активно занимались  промыслом песца и сбором мамонтового бивня, значит на них существовал выгодный спрос, то есть те места были посещаемы купцами, имеющими, что предложить взамен. Иначе какой смысл собирать тот же бивень или охотиться на песца в то время как одежда всегда готовилась из шкур северного оленя. То есть, имеются веские основания полагать, что до изменения ледовой обстановки в XVII-XVIII веках здесь был налажен какой-то товарообмен.

 

Стоит лишь внимательно вдуматься в то или иное событие далекой истории, правильно поставить вопрос и попытаться ответить на него с позиции логики и жизненной практики, то можно прийти к интересным выводам.

 

Попробуем разобрать такой факт: русские переселенцы на Индигирке, как минимум триста лет не видели хлеба, соли, овощей, выжили исключительно за счет рыбы. Вопрос: где они в течение столетий брали сети или из чего их вязали? Естественно, что первые переселенцы привезли сети с собой, но сделанные из льняного волокна, сети со временем, ветшали и их надо было чем-то ремонтировать и чем-то заменять. Лен, крапива, конопля в тундре не растет, где же взять нитки для плетения сетей? Коней они так же не держали, поэтому и конского волоса не имели. Но рыбу-то они ловили постоянно, значит сети всегда имелись. Откуда? Логика подсказывает только два варианта: сети и льняные нитки доставлялись из центральных областей России – значит, какой-то товарообмен был налажен морским путем (так и проще вывезти бивень мамонта и пушнину). Конский волос мог доставляться из центральных районов Якутии, где якуты держали свои табуны. Значит, русскоустьинцы поднимались вверх по Индигирке более чем на 1000 км для того же товарообмена и заготовки леса на строительство жилья.

 

То же самое касается инструмента, льняной одежды, посуды, собак, боеприпасов. Не могли они за один раз завезти на Индигирку все эти запасы на несколько столетий вперед. Значит, получали извне. Следовательно, побережье Ледовитого океана было освоено задолго до тех  сроков, которые указаны в официальных отчетах. Этому, кстати есть и письменные подтверждения. Так, в начале XVI века русский посол в Риме Дмитрий Герасимов, имевший обширные для того времени представления о Крайнем Севере, рассказал о существовании Северного морского пути из Белого моря в Тихий океан. Беседуя  с итальянским ученым Паоло Джовио, он рассказал, что русские с давних времен(!) бывают в стране юкагиров и вогулов, платящих дань московскому царю. В подтверждение своих доводов Дмитрий Герасимов  показал Паоло Джовио карту полярных стран. Все эти сведения итальянский ученый опубликовал в 1525 году в «Книге о посольстве Василия к Клименту XII».

 

В 1769 г. В журнале Российской Академии наук была напечатана статья о древних открытиях русских на севере Тихого океана. В ней говорилось, что Иоанн Грозный посылал исследователей для установления границ Сибири на северо-востоке. Землепроходцы, возвратились в Русь после смерти Грозного уже в царствование Феодора Иоанновича (1588-1598гг.). Эти люди  морем прошли до Чукотского мыса и до Камчатки. Вот почему более поздние исследователи отмечали, что чем далее на север продвигаться по якутским землям, тем чаще там встречается русский язык.

 

Как известно, регулярные плавания на восток от Лены с начала XVIII века  прекратились. Индигирщики оказались в особых  условиях существования, лишенные самых важных  предметов первой необходимости, оторванные от всего русского. Тем не менее, они с удивительным упорством на протяжении веков любовно хранили и передавали из поколения в поколение лучшие образцы народного поэтического наследия – древние песни, сказки и обряды, давно забытые в других местах России.

 

V

 

До начала XX века русскоустьинцы сохранили свою православную культуру как основу существования. Но следует  заметить, что их непоколебимая вера была круто замешана на язычестве, заимствованном  у окружающих аборигенов. Впрочем, нам никогда не были чуждыми языческие обряды наших предков и они всегда достаточно органично переплетались с христианством. Этот факт  сейчас активно используют всякого рода доморощенные и закордонные неоязычники в своей бессмысленной, порой  ярой борьбе с Христианством. Но русскоустьинцы показали совершенно удивительный симбиоз верований, не вступающих в резкое противоречие друг с другом. Христос и Божия Матерь  были для них основой мироздания и отвечали за спасение души для жизни вечной.

 

А окружающая Природа имеет свою живую душу, которую ей дал Господь и спорить с этим, надеюсь, никто не будет. Так вот с этой душой Природы индигирщики имели непосредственный контакт, понимая что напрямую зависят от нее. Беспокоить Высшие и непререкаемые инстанции по мелочам, считалось не совсем удобно, поэтому в житейском обиходе они напрямую обращались к душе окружающих их стихий: матушка-Индигирка, матушка-сендуха (тундра), батюшка-огонь. Считалось обязательной и доброй традицией подкормить огонь, пустить по полой воде Индигирки цветную тряпочку и попросить у нее помощи в рыбалке и безопасности на воде. Поклониться матушке-тундре кормилице и уважить ее добрым обращением. По старинному русскому северному поверью, душа умершего хорошего человека, через некоторое время переселяется в новорождённого. У русскоустьинцев это называется «прийти ояви». Они до сих пор в этом убеждены и могут подкрепить случаи реинкарнации множеством примеров.

 

У язычников, что у древних, что у суперсовременных, вопрос о спасении  души не стоит, они до него не доросли.  Они вполне обходились и обходятся низшими категориями - плотскими: удовлетворить свои телесные потребности, а для этого вполне достаточно прямого общения с живой душой Природы, необходимость общения с Творцом у них отсутствует – это уже духовные категории и они непонятны, и поэтому не нужны тем, кто понимает и живет лишь  плотскими категориями и напрямую зависит от окружающей природной среды. Русскоустьинцы, находясь в тех же условиях полной зависимости от Природы, так же по-язычески общались с ней напрямую, но высшей ценностью для них были духовные ценности – спасение души, то есть – Православие.

 

Они по-русски сочетая в себе любовь и уважение ко Творцу и Его творению, благоговейно относились и к тому и к другому, но никогда не путали, что первично а что вторично.  Это у нас сегодняшних идёт деградация духовных ценностей, при полном отсутствии их понимания, и на передний план выходит языческий уровень, особенно там, где люди напрямую зависят от сил Природы.

 

Государственная политика воинствующего атеизма принесла свои плоды: основная масса населения не знает Бога и не подозревает о духовном устройстве мира. На виду у них лишь физические проявления и где бы люди не жили: Байкал, Енисей, Камчатка и т.д., если они напрямую зависят от природной среды, то они всегда язычники, и лишь немногие из них самостоятельно поднимаются на духовный уровень и обретают Бога. Только на этой ступени идёт переоценка ценностей и приходит духовное понимание.

 

Если человек болел тяжёлой, продолжительной болезнью, не поддающейся лечению «своими», т.е. народными методами, жители Походска и Русского Устья охотно прибегали к помощи шаманов, хотя православная церковь и администрация формально запрещали это делать. Вера в шаманизм была настолько сильна, что даже духовенство иногда вынуждено было с этим мириться. Священник А.Аргентов в своей книге «Пятнадцать лет в Нижеколымском крае» писал: «Одним своим визитом много пользы даёт шаман больному.  Влияет на воображение страдальца благотворно, поддерживает дух, возбуждает надежду, успокаивает, ободряет ближних. Надобно согласиться, что смышлённые шаманы полезны там, где до лучшего не доросли, где лучшего взять негде. Правда, шаманы обирают простаков, но тот же грех и не за шаманами водится».

 

Кстати, Н.Лесков в своей повести «На краю света», очень хорошо и со знанием дела об этом написал. 

 

После Октябрьской революции «главным доверенным» шаманом у русскоустьинцев был эвен Митрийчан (Д.Е. Лебедев), имевший большую известность и авторитет среди жителей Колымо-Индигирской тундры. По рассказам многих очевидцев, его действо поставило на ноги не одного больного человека. Митрийчан перебрался на постоянное жительство в Русское Устье, работал в колхозе, его дети учились в школе. Скончался он в 1947 году и с почестями был похоронен на заимке «Приморской». В Походске тоже был свой «участковый» шаман, некто Мундукан.   В начале XX века были две неудачные попытки, когда шаманами хотели было стать лица из числа рускоустьинцев.

 

Но обществом это было воспринято как курьёз, как балаганное развлечение, вызвавшее надолго массу анекдотов и частушек, так как считалось, что шаманизм – «компетенция» исключительно аборигенных народов и что камлание никак не может исполняться на русском языке. То есть уже генетическая память русскоустьинцев не позволяла им опуститься с духовного уровня на плотский и использовать славянский язык богообщения для общения с падшими духами. Они, зная цену своему языку, берегли его и от дурных слов. Про сквернословящего человека говорили, что у него «поганый рот». Самые «крепкие» выражения, которые были у них в ходу: «грех, бра-а»; «е –бра- а»; «да он это чего, дичает, что-ли?»; «это какая страсть?!».

 

К середине XIX века православные церкви и часовни появились в большинстве населённых пунктов индигирского края. Их строительство в условиях тундры и бездорожья было очень трудным делом. Учитывая это, Святейший Синод дал архиепископу Иннокентию (Вениаминову) специальное разрешение: «…строить часовни дозволяется всем и кто какую может. Может быть дозволено строить часовню и для трёх юрт. Планов и фасадов для постройки часовни не нужно.»

 

Церковь в Станчике, что на Колымской протоке Индигирки, чудом сохранилась до наших дней. Это самый северный православный храм в мире, построенный в XVIII веке на 71* северной широты. Уму непостижимо, сколько труда надо вложить, чтобы среди заболоченной тундры, в 1000 км.от ближайшего крупноствольного леса построить такой храм! Есть лишь два возможных варианта строительства: 1) подняться в верховья Индигирки до леса, (зимой на собачьей упряжке или летом против течения на лодке), заготовить его, вынести на реку, сплотить в плот и сплавить до нужного места.  2) Собирать в течении нескольких лет плавник подходящего размера, выброшенный половодьем на берега Индигирки, свозить его на упряжках к месту будущего строительства и складировать.

 

К этому надо учесть, что плавника здесь очень мало и он используется для отопления жилищ (среднегодовая температура здесь -15*); строительства пастей-ловушек на песца и прочих многих и многих хозяйственных дел. И вот всю жизнь находясь на грани выживания при крайнем дефиците леса, русские люди возвели этот храм – и не просто часовню, что было бы несколько полегче, а именно церковь с алтарным прирубом. Потратили своё драгоценное время, используемое только на добычу хлеба насущного в экстремальных условиях окружающей среды, а значит рисковали остаться без продуктовых заготовок, потратив время на строительство.  И ещё одно замечание: если строили именно церковь, значит был священник. Свой или приезжий, но службы проводились, и это имело первостепенное значение для русскоустьинцев, иначе зачем такие хлопоты и расходы?

                  

VI

 

Наш снегоход, после долгого путешествия по снежным застругам безкрайней тундры, вышел на Колымскую протоку Индигирки. Здесь более четырёхсот лет назад русские поселенцы поставили починок из нескольких домов и назвали его Станчик. Со временем построили небольшую церквушку, которой суждено было сохраниться в веках. Это единственное немое, но очень красноречивое свидетельство былых времён величия русского православного духа в этих краях.  С нетерпением «привстаю на стременах», вглядываясь в овальный горизонт заснеженной тундры. Несколько раз ошибался, принимая кресты на старых могилах, которыми богаты берега Индигирки, за долгожданный крест над шатром Знаменской церковки. И вот, наконец, за очередным поворотом протоки, на крутом берегу, я увидел её. Великая радость от долгожданной встречи, переполнила мою душу. Живая история моего народа предстала пред нашими взорами в своей спокойной неброской красоте. Неказистый на первый взгляд, почерневший от прожитых веков срубник, но как он мне близок и дорог, как много он говорит моему сердцу! Находясь среди ровной, заснеженной тундры, отчётливо видишь, что стоишь не на плоскости а именно на сфере земного шара с его покатым горизонтом. И вот в центре этого занесённого снегом мироздания, стоит одна эта древняя церквушка и вокруг до самой линии горизонта ничего больше нет.  Православный храм посреди земного шара. Это надо видеть!

 

Разгребаю лопатой сугроб у низенькой двери. Как и все двери на Севере, она открывается внутрь. Но снег во время пурги попал и в притвор, поэтому пришлось изрядно потрудиться и физически и духовно, прежде чем дверца отворилась и пропустила меня внутрь… Заиндевевшие стены и потолок, старинный центральный аналой, открытые царские врата и за ними в алтаре – престол. Здесь Русский дух, здесь Русью пахнет!

 

И настолько это явно, что в трепетном благоговении от этого осязаемого прикосновения к великому православному духу наших предков, долго стою, не в силах двинуться с места.  Три земных поклона и на правах алтарника, вступаю в полумрак алтаря. На престоле стопкой лежат старинные, почерневшие от времени иконы, на которых уже не разобрать ликов. Выйдя из алтаря, затеплил свечу и не поднимаясь с колен, прочёл акафист Божией Матери «Знаменская».

 

Солнечный луч, пройдя через небольшое окошко церкви, лёг как раз в том месте, где я расположился с акафистом, согревая своим едва уловимым теплом, замёрзшие руки и лаская парящую душу. Мимолётное безпокойство о том, что я не смогу без очков (забытых в нартах), прочесть акафист, тут же ушло , когда я понял , что вижу текст вполне отчётливо. Да разве и могло быть иначе?    Сегодня Благовещение. Богородице Дево радуйся! Спаси и сохрани детей Своих, Матушка. Прости и вразуми нас.

 

Былым величием русского православного духа буквально дышат стены этой крохотной церковки. Здесь особенно остро понимаешь, как же много мы потеряли! Государственная политика богоборчества тяжёлым катком прокатилась по всей Святой Руси, не минула она и Русского Устья. Верующих здесь можно пересчитать на пальцах одной руки. Телевидение и увеличившийся круг внешнего общения, почти ничего не оставили от новгородской речи XVI века и старых традиций. Ушли последние носители устного творчества народа, а вместе с ними уходят и старинные предания, да и сама память народа-богоносца, с честью прошедшего испытания, от которых он должен был погибнуть. Но народ выжил тогда, когда против него были только немилосердные окружающие природные условия тундры.

 

«Матушка – сендуха» - ласково звали её русскоустьинцы и  приспособились к её суровому нраву. Давление же безбожной цивилизации, усреднило и обезличило эту уникальную жемчужину «досельной» Руси, привнеся в неё «тамосные» порядки, слова и дух. Исчезло такое понятие как «поганый рот»: даже в сборник великого русскоустьинца Алексея Чикачёва, изданный после его смерти, составители ничтоже сумняшеся сочли возможным ввернуть такой «фольклор» периода развитого социализма, выдавая его за русскоустьинский, что мне пришлось вырвать несколько страниц из этой замечательной книги. Осквернение языка не считается здесь большим грехом.

 

VII

 

Перед Страстной седмицей в Чокурдах из Якутска приехал священник. Крестил, отпевал, выполнял все требы, как будто в старые добрые времена. А на Божественной Литургии причастил столько детей – этих ангелов во плоти, что от подступившего было уныния не осталось и следа. Выстоим! Жива ещё Святая Русь в своей прикровенной глубине. Нам же маловерам обещано, что врата адовы не одолеют нашу Церковь. Даже если она падёт как организация, но как организм будет верна Христу до конца.

 

 







Кажирово  12 мая 2011г.          

 

В.М.Киприянов

7 апреля 2017 Просмотров: 7 829