Предсказания о подвиге святых Царственных Мучеников.

Матушка игуменья, конечно, знала об этом предполагавшемся визите и приказала вынести из кельи все стулья и постелить большой ковер.

В экипаже они все подъехали к кельи блаженной Паши. Их Величества, все Князья и митрополиты едва смогли войти в эту келью. Параскева Ивановна, когда Государь вошел, взяла палочку и посшибала головки у всех солдатиков, предсказывая их мученическую кончину, а к трапезе предложила картошку в мундирах, что значило суровость их последних дней.

Потом сказала: «Пусть только Царь с Царицей останутся». Государь извиняющее посмотрел на всех и попросил оставить его и Государыню одних, - видимо, предстоял какой-то очень серьезный разговор.

Все вышли и сели в свои экипажи, ожидая выхода Их Величеств. Матушка игуменья выходила из кельи последняя, но послушница оставалась. И вдруг матушка игуменья слышит, как Параскева Ивановна, обращаясь к Царствующим Особам, сказала: «Садитесь».

Государь оглянулся и, увидев, что негде сесть, - смутился, а блаженная говорит им: «Садитесь на пол». Вспомним, что Государь был арестован на станции Дно! Великое смирение - Государь и Государыня опустились на ковер, иначе бы они не устояли от ужаса, который им говорила Параскева Ивановна.

Она им сказала все, что потом исполнилось, т. е. гибель России, Династии, разгром Церкви и море крови. Беседа продолжалась очень долго, Их Величества ужасались, Государыня была близка к обмороку, наконец, она сказала: «Я вам не верю, это не может быть!». Это ведь было за год до рождения Наследника, и они очень хотели иметь Наследника, и Параскева Ивановна достала с кровати кусок красной материи и говорит: «Это твоему сынишке на штанишки, и когда он родится, тогда поверишь тому, о чем я говорила вам».

С этого момента Государь начал считать себя обреченным на эти крестные муки, и позже говорил не раз: «Нет такой жертвы, которую я бы не принес, чтобы спасти Россию».

«Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря»

+ + +

«Современная великая подвижница-прозорливица «Саровская Парасковья Ивановна», жившая в последние годы жизни в Дивееве, а до сего несколько десятков лет в лесу, начавшая свои подвиги еще при жизни преподобного Серафима, та, которая предсказала Государю и Государыне за год рождение сына, но не на радость, а на скорбь родится этот Царственный птенчик, невинная святая кровь которого будет вопиять на Небо.

Она в последние дни земной жизни, в своих условных, но ясных поступках и словах предсказывала надвигающуюся грозу на Россию.

Портреты Царя, Царицы и Семьи она ставила в передний угол с иконами и молилась на них наравне с иконами, взывая: «Святые Царственные Мученики, молите Бога о нас».

В 1915 году, в августе, я приезжал с фронта в Москву, а затем в Саров и Дивеево, где сам лично в этом убедился. Помню, как я служил литургию в праздник Успения Божией Матери в Дивееве, а затем прямо из церкви зашел к старице Парасковье Ивановне, пробыв у нее больше часа, внимательно слушая ее грядущие грозные предсказания, хотя выражаемые притчами, но все мы с ее келейницей хорошо понимали и расшифровывали неясное.

Многое она мне тогда открыла, которое я понимал не так, как нужно было в совершающихся мировых событиях. Она мне еще тогда сказала, что войну затеяли наши враги с целью свергнуть Царя и разорвать Россию на части. За кого сражались и на кого надеялись, те нам изменят и будут радоваться нашему горю, но радость их будет ненадолго, ибо у самих будет то же горе.

Прозорливица при мне несколько раз целовала портреты Царя и Семьи, ставила их с иконами, молясь им как святым мученикам. Потом горько заплакала. Эти иносказательные поступки понимались мною тогда, как переживаемые великие скорби Царя и Семьи, связанные с войной, ибо хотя они не были растерзаны гранатой и ранены свинцовой пулей, но их любящие сердца были истерзаны беспримерными скорбями и истекали кровью. Они были действительно безкровные мученики. Как Божия Матерь не была изъязвлена орудиями пытки, но при виде страдания Своего Божественного Сына, по слову праведного Симеона, в сердце Ее прошло оружие.

Затем старица взяла иконки Умиления Божией Матери, пред которой скончался преподобный Серафим, заочно благословила Государя и Семью, передала их мне и просила переслать. Благословила она иконки: Государю, Государыне, Цесаревичу, Великим Княжнам Ольге, Татьяне, Марии и Анастасии, Великой Княгине Елисавете Феодоровне и А.А. Вырубовой.

Просил я благословить иконку Великому Князю Николаю Николаевичу; она благословила, но не Умиления Божией Матери, а преподобного Серафима.

Больше никому иконок не благословила, хотя я даже сам просил для некоторых, но и мои просьбы не повлияли, ибо она действовала самостоятельно. Иконки были тотчас же посланы по принадлежности, где и были получены своевременно. После этого я пробыл в Дивееве еще несколько дней, по желанию старицы ежедневно ходя к ней, поучаясь от нее высокой духовной мудрости и запечатлевая в сердце своем многое, тогда мне еще непонятное.

Только теперь мне представляется более ясным, как Богом было открыто этой праведнице все грядущее грозное испытание уклонившемуся от истины русскому народу. Непонятно было для меня тогда, почему она благословила всем, кроме Великого Князя Николая Николаевича, иконки не преподобного Серафима, а Умиления Божией Матери, пред которой скончался преподобный Серафим.

В настоящее время для меня это ясно: она знала вперед, что все они кончат жизнь кончиной праведников-мучеников, как кончил жизнь и преподобный Серафим, и наследуют жизнь вечную в обителях рая вместе с ним.

Целуя портреты Царя и семьи, прозорливица говорила, что это ее родные, милые, с которыми скоро будет вместе жить. И это предсказание исполнилось. Она через месяц скончалась, перейдя в вечность, а ныне вместе с Царственными мучениками живет в небесном тихом пристанище».

(Игумен Серафим (Кузнецов), «Православный Царь-мученик»).

+ + +

«...Со всеми серьезными вопросами Государь обращался к Прасковье Ивановне, посылал к ней Великих Князей. Евдокия Ивановна (келейница блаженной - сост.) говорила, что не успевал один уехать, другой приезжал.

После смерти келейницы Прасковьи Ивановны, матушки Серафимы, спрашивали все через Евдокию Ивановну. Она передавала, что Прасковья Ивановна сказала: «Государь, сойди с престола сам!».

(«Дивеевские предания». М., 1992 г.).

+ + +

«Блаженная (Паша Саровская - сост.) умерла в августе 1915 года. Перед смертью она все клала земные поклоны перед портретом Государя. Когда она уже была не в силах, то ее опускали и поднимали келейницы.

- Что ты, мамашенька, так на Государя-то молишься?

- Глупые, он выше всех Царей будет.

Было два портрета Царских: вдвоем с Государыней и он один. Но она кланялась тому портрету, где он был один. Еще она говорила про Государя: «Не знай. Преподобный, не знай. Мученик!».

/.../ Незадолго до своей смерти (в 1915 г. - сост.) Прасковья Ивановна сняла портрет Государя и поцеловала в ножки со словами: «Миленький уже при конце».

(Из воспоминаний монахини Дивеевской пустыни Серафимы (Булгаковой, 1903-1991).

+ + +

В то время в Чудовом монастыре был прозорливый старец, игумен Герасим (Анциферов, †1911 г. - сост.). Он и встречал Царя. Государь, целуя крест, сказал старцу: «Я приехал благодарить за рождение сына», - на что отец Герасим, кропя Царя святой водой, прямо ему в глаза ответил: «Все равно ты последний в роде», - а шедшей за Государем Елисавете Феодоровне: «А тебя живой в колодец бросят».

Государь побледнел, ничего не сказал.

Все это рассказала мне очевидица событий, Евгения Леонидовна, в замужестве Четверухина (1883-1974), бывшая в числе встречавших Царя.

(Из книги монахини Сергии (Клименко) «Минувшее развертывает свиток... »).

+ + +

«6 января 1903 года на Иордане у Зимнего Дворца при салюте из орудий от Петропавловской крепости, одно из орудий оказалось заряженным картечью, и картечь ударила только по окнам Дворца, частью же около беседки на Иордане, где находилось духовенство, свита Государя и сам Государь. Спокойствие, с которым Государь отнесся к происшествию, грозившему ему самому смертию, было до того поразительно, что обратило на себя внимание ближайших к нему лиц окружавшей его свиты. Он, как говорится, бровью не повел и только спросил:

- Кто командовал батареей?

И когда ему назвали имя, то он участливо и с сожалением промолвил, зная, какому наказанию должен будет подлежать командовавший офицер:

- Ах, бедный, бедный (имярек), как же мне жаль его!

Государя спросили, как подействовало на него происшествие. Он ответил:

- До 18-го года я ничего не боюсь.

Командира батареи и офицера (Карцева), распоряжавшегося стрельбой, Государь простил, так как раненых, по особой милости Божией, не оказалось, за исключением одного городового, получившего самое легкое ранение.

Фамилия же того городового была - Романов. Заряд, метивший и предназначенный злым умыслом царственному Романову, Романова задел, но не того, на кого был нацелен: не вышли времена и сроки - далеко еще было до 1918 года».

(Нилус С. А., «На берегу Божьей реки»).

+ + +

«...Поехали к Елене Ивановне Мотовиловой (1910 - сост.). Государю было известно, что она хранила переданное ей Н. А. Мотовиловым («служкой Серафимовым»,1808-1879 - сост.) письмо, написанное преподобным Серафимом и адресованное Государю Императору Николаю II.

Это письмо преподобный Серафим написал, запечатал мягким хлебом, передал Николаю Александровичу Мотовилову со словами: «Ты не доживешь, а жена твоя доживет, когда в Дивеево приедет вся Царская фамилия, и Царь придет к ней. Пусть она ему передаст».

Мне рассказывала Наталья Леонидовна Чичагова (дочь владыки Серафима (Чичагова), написавшего «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря» - сост.), что Государь принял письмо, с благоговением положил его в грудной карман, сказав, что будет читать письмо после. /.../

Когда Государь прочитал письмо, уже вернувшись в игуменский корпус, он горько заплакал. Придворные утешали его, говоря, что хотя батюшка Серафим и святой, но может ошибаться, но Государь плакал безутешно. Содержание письма осталось никому неизвестно».

(Из воспоминаний монахини Дивеевской пустыни Серафимы (Булгаковой, 1903-1991).

+ + +

«В мае 1917 года в Саровской пустыни передавал мне один почтенный старец-архимандрит замечательное видение: В дни глубокой его скорби о Царственных Страдальцах, когда он молился о них со слезами, - во время молитвы заснул. Видит он, что находится в Царском Селе, где над Александровским Дворцом стоит светлый лучезарный столб, простирающийся до неба.

Затем старец подходит к Дворцу, где видит чудное видение: за письменным столом сидит Государь, занимаясь письменной работой; у другого небольшого стола сидит Цесаревич Алексей Николаевич за чтением книги; тут же вблизи Императрица с дочерьми сидит за рукодельем, а среди них находится светообразный старец преподобный Серафим, Саровский чудотворец, говоря свои духовные наставления и утешения.

Когда старец Серафим увидал архимандрита, подошел к нему и сказал: «Сильно не скорби, отец, и не унывай, Бог Своих избранных и любимых чад не оставит. Он силен все сделать, чтобы вырвать их от злодеев, но желает им счастья не земного, а небесного. Для Господа легче, чем нам слово сказать, послать легионы ангелов уничтожить всех врагов их, но Он только отнимет от врагов их разум, дабы они погубили сами себя.

Господь послал меня пока до времени утешать, ободрять и охранять Царственных Страдальцев, ибо дух бодр, а плоть немощна, нуждается в нашей небесной помощи в трудные минуты скорбей. Видишь лучезарный свет, исходящий от лиц Царственных Страдальцев, это знак того, что они находятся под особым попечением Божиим, как праведники.

Как от начала мира всех праведников поносили, обижали, оклеветывали беззаконные люди, последователи первого лжеца и обманщика диавола, так и этих праведных Царственных Страдальцев поносят, унижают, оклеветывают, обижают злые люди, наущенные тем же мировым злодеем, который наущал против всех праведников и против Самого Творца и Бога нашего Христа Жизнодавца.

Посмотри на лицо Царицы и увидишь исходящий свет от него ярче других, это знак того, что она больше всех несет клевет и напраслин от последователей мирового клеветника».

Это видение произвело весьма сильное впечатление на старца архимандрита, так что при рассказе его, он не мог удержаться от слез».

(Из книги игумена Серафима (Кузнецова) «Православный Царь-мученик»).

+ + +

«И сердце царево, и престол его, и сама его жизнь - все в руках Божиих. И может ли на эту русскую святыню посягнуть какая бы то ни было человеческая дрянь, как бы она ни называлась, если только грехи наши не переполнят выше краев фиала гнева Божия?

Позапрошлым летом был у меня один молодой человек и каялся в том, что ему у революционеров жребий выпал убить нашего Государя. «Все, - говорит, - у нас было для этого приготовлено, и мне доступ был открыт к самому Государю. Ночь одна оставалась до покушения. Всю ночь я не спал и волновался, а под утро едва забылся... И вижу: стоит Государь. Я бросаюсь к нему, чтобы поразить его... И вдруг передо мною, как молния с неба, предстал с огненным мечом сам архангел Михаил. Я пал ниц перед ним в смертельном страхе. Очнулся я от ужаса, и с первым отходящим поездом бежал вон из Петербурга и теперь скрываюсь от мести своих соумышленников. Меня они, - говорит, - найдут, но лучше тысяча самых жестоких смертей, чем видение грозного Архистратига и вечное проклятие за помазанника Божия...».

(Рассказ Оптинского старца иеросхимонаха Иосифа (Литовкина, t 1911 г.) С.А. Нилусу 16 марта 1909 г.).

+ + +

«Этот случай произошел в эпоху Великой войны, в 1915 году. ...Государь, любивший после завтрака делать большие прогулки на автомобиле по окрестностям Севастополя, ...неожиданно с Императрицей отправился в Георгиевский монастырь, где он раньше, в прежние годы, неоднократно бывал, но на этот раз никто в монастыре его не ожидал.

Игумен и братия были очень удивлены и обрадованы Высочайшим посещением. ...Мы вошли в церковь, и начался молебен. Стройные голоса монахов сразу изменили настроение: точно мы вошли после бури в тихий залив, как говорится в словах молитвы - в тихое пристанище.

Все было так молитвенно проникновенно и тихо... Вдруг за дверьми храма, весьма небольших размеров, раздался необычный шум, громкие разговоры и странная суматоха - одним словом, что-то совершенно не отвечавшее ни серьезности момента, ни обычному монастырскому чинному распорядку.

Государь удивленно повернул голову, недовольно насупил брови и, подозвав меня к себе жестом, послал узнать, что такое произошло и откуда это непонятное волнение и перешептывание.

Я вышел из храма, и вот что я узнал от стоявших монахов: в правых и левых скалах, в утесах, живут два схимника, которых никто из монахов не видел. Где они живут, в точности неизвестно, и о том, что они живы, известно только по тому, что пища, которая им кладется на узкой тропинке в скалах над морем, к утру бывает взята чьей-то невидимой рукой.

Никто с ними ни в каких сношениях не бывает, и зимой и летом они живут в тех же пещерах. И вот произошло невероятное событие, потрясшее и взволновавшее всех монахов монастыря: два старца в одеждах схимников тихо подымались по крутой лестнице, ведущей вверх со стороны моря.

О прибытии Государя в монастырь им ничего не могло быть известно, ибо и сам игумен, и братия - никто не знал о посещении Государя, совершить которое было решено внезапно, в последнюю минуту....

Когда кончился молебен, Государь и Императрица приложились ко кресту, потом побеседовали некоторое время с игуменом и затем вышли из храма на площадку, которая идет вроде бульвара с резко обрывающимся скатом к морю. Там, где кончалась деревянная лестница, стояли два древних старца. У одного была длинная белая борода, другой был с небольшой бородкой, с худым строгим лицом.

Когда Государь поравнялся с ними, они оба молча поклонились ему в землю. Государь, видимо, смутился, но ничего не сказал и, медленно склонив голову, им поклонился.

Теперь, после всего происшедшего, думается, не провидели ли схимники своими мысленными очами судьбу России и Царской Семьи и не поклонились ли они в ноги Государю Николаю II, как Великому Страдальцу земли Русской.

Живя уже здесь, в беженстве, много лет спустя слышал я от одного совершенно достоверного лица, которому Государь сам лично рассказывал, что однажды, когда Государь на «Штандарте» проходил мимо Георгиевского монастыря, он, стоя на палубе, видел, как в скалах показалась фигура монаха, большим крестным знамением крестившего стоявшего на палубе «Штандарта» Государя все время, пока «Штандарт» не скрылся из глаз.

На Государя это произвело большое впечатление. Вероятно, это был один из схимников».

(Из воспоминаний флигель-адъютанта графа Д.С. Шереметева).

+ + +

В Новгороде - во время поездки по военным госпиталям в декабре 1916 г. - в Десятинном монастыре Государыня «зашла к старице Марии Михайловне, в ее крошечную келью, где в тяжелых веригах, на железной кровати лежала много лет старушка. Когда Государыня вошла, старица протянула к ней высохшие руки и произнесла: «Вот идет мученица - Царица Александра!» Обняла ее и благословила.

Слова эти глубоко запали мне в душу. Через несколько дней старица почила».

(Из воспоминаний А.А. Вырубовой «Страницы из моей жизни»).

+ + +

«В 1890 году одно благочестивое купеческое семейство города Кунгура Пермской губернии приехало в Кронштадт за благословением к отцу Иоанну.

Во время личного с ним собеседования батюшка, узнав, что они приехали к нему из Пермской губернии, сказал им: «Над Пермью висит черный крест», - уклонившись при этом от всяких объяснений сказанных им сих таинственных слов. Кунгурские паломники поняли слова отца Иоанна в том смысле, что городу Перми угрожает какое-либо тяжкое бедствие, но после тех ужасных событии, которые произошли на Урале в 1918 году, когда крест тягчайших, воистину голгофских страданий и мученической кончины приняли праведный Царь Николай II с своей супругой и детьми, а также и с прочими членами Императорской фамилии, то становится ясно, что батюшка отец Иоанн за 28 лет предвидел это небывалое в истории мира злодеяние, совершенное в пределах Пермской губернии, и прикровенно говорил о нем».

(И.К. Сурский, «Отец Иоанн Кронштадтский»).