«Дорогая моя столица»

Кажется, еще недавно мы всей страной распевали бодрую, маршевую песню «Дорогая моя столица, золотая моя Москва». Сколько любви и патриотического подъема было в тех словах, сколько радости от ожидания встречи с нею! Когда передовиков производства и школьников за какие-то успехи награждали поездкой в Москву, это становилось событием для всей семьи. Их собирали в путь, как на праздник! Что же сегодня представляет собой «дорогая моя столица»? Череда недавних поездок дала яркие впечатления на эту тему...

В жизни Москвы произошло много перемен. Если раньше она была для нас городом-хранителем высших ценностей и святынь, политическим, промышленным, научным и культурным центром страны, то теперь воспринимается, прежде всего, как город-работодатель. В поисках денег сюда едут люди с разных городов и сел России, выходцы из бывших союзных республик, краев и областей. Живут в общежитиях, в теплых подвалах, в вагончиках. Отбыв трудовую вахту, измотанные до предела, уезжают домой.

Никто сегодня точно не знает, каково население мегаполиса: 10 миллионов человек, 15 или 20? Как мощный водоворот, город отбирает у них живую силу, а самих выбрасывает за ненадобностью. Дескать, зачем мне эти ослабшие и больные? Завтра приедут миллионы других, молодых и сильных, и тоже будут пытать лихого счастья...

Когда едешь на поезде в Москву, сердце сжимается от картин, встающих за окном. На каждой станции, в каждом городишке — одно и то же. Отца с огромной сумкой и рюкзаком за плечами пришла провожать вся семья: мать, жена, детишки. Жмутся к нему, целуют, держат за руку. А на его лице написана зеленая тоска: на целый месяц он оставляет своих родненьких и принимает условия тяжкого рабства.

Чтоб заработать детям на хлеб, он будет делать все, что скажет хозяин: вкалывать до упаду, не требовать никаких социальных гарантий, молчать, когда на глазах творится наглый обман. Сегодня поезда, идущие в Москву, полны мужчин со скорбными, задумчивыми лицами. Они привыкли ценить минуты отдыха — сразу укладываются спать...
Страшно подумать, но в таких жестких условиях человек постепенно навыкает поведению животного. Позвал хозяин — он идет. Приказал — исполнил. Без мысли, без оценки последствий. Мне сказали — я сделал, и все. В одной руке у хозяина — плеть, в другой — пряник. Смотрите, как хитро устроена ловушка: всех современников приучают кормиться из хозяйских рук. Работать не за совесть, не за честь — а просто за деньги. Иногда — за еду...

Рабочий день — 14 часов

Моя попутчица Зоя едет из Башкирии. В поезде она уже свой человек, полтора года курсирует от родного городка до Москвы. Ее вахта длится три недели — устроилась продавцом в винном магазине. Ей 53, дети выросли, дома ждет старенькая мать. Чтоб заработать на житье-бытье и лекарства, дочь выбрала такую нелегкую кочевую жизнь:

— В бригаде нас 8 человек. Все приезжие, кто — из Самарской области, кто — из Тверской, кто — откуда. Целый день стоим на ногах, с 8 утра до 10 вечера. Каждому надо бутылку подать, на вопросы ответить, сдачу отсчитать. Хорошо, если мало народу, и кто-то из нас успеет сварить суп, а то, бывает, и без обеда... Потом считаем выручку, сдаем кассу, примерно в час ночи приходим домой. Сил хватает только на то, чтобы умыться, быстро поужинать и упасть спать. Рано утром подъем, и снова начинается нескончаемо долгий трудовой день.

— Где ночлег и отдых?

— Это все в Москве уже отлажено, иногородним предлагают разные варианты, подешевле и подороже. Все вместе мы снимаем 2-комнатную квартиру на окраине за 37 тысяч в месяц. По меркам столицы — это недорого, тем более, если на восьмерых. В нашем распоряжении — все удобства и 8 коек вдоль стен. Приходим туда только спать. Вскладчину купили стиральную машину...

— Зарплата — по-черному?

— Да, конечно, в Москве так много всяких магазинов и фирм, что никакая сыскная служба не уследит. Хозяин магазина платит нам 1200 рублей в день. Отработал — получи свое. Заболел — делай что хочешь, помощи не жди. У нас нет никаких документов, никаких налогов, пособий, отпусков.

— Но если ты отдашь 4,5 тысячи за квартиру, 5 — за билеты домой, 5 тысяч сама проешь за три недели, что тебе останется?

— Да, за такой адский труд хозяин платит мало, но, по крайней мере, этих денег мне хватает на то, чтобы решать свои проблемы. Где еще я столько заработаю? Дома меня тоже зовут продавцом. Предлагают, знаешь, сколько? Пять тысяч. Да за эти деньги я лучше с мамой побуду. Так скучаю по ней! Как вспомню, так сердце болит. У нас ведь большой дом, надо снег расчистить, кур и кошек накормить, а ей уже под 80. Но пока есть здоровье, буду ездить. Сейчас многие так живут...

«Честность. А что это?»

Слова Зои скоро подтверждаются. Захожу в огромный кассовый зал на Казанском вокзале и вижу сплошную массу пассажиров-мужчин с рюкзаками, сумками и отрешенными взглядами. В окошечках возле касс звучат названия разных городов:

— ...Мне на сегодня до Кузнецка и через месяц обратно до Москвы. Посмотрите, какое там будет число?..

—...Я до Рузаевки. Только подешевле, в сидячий вагон...

—...Девушка, нам два до Раевки. На ближайший. Желательно нижние полки. Спина болит, на верх не залезем. Как нет? Да вы поищите получше! Честно говорю, не залезем...

Горько слушать голоса людей, насильно сорванных с мест. И слушать их — не переслушаешь. Возле каждой кассы — очередь. А касс на Казанском — около 40. А вокзалов в Москве, пожалуй, больше десятка, и для миллионов приезжих рабочих они стали малым приютом в их суровой, бездомной жизни.

На каждом углу здесь висят объявления: «Оформление регистрации», «Всегда есть работа!», «Нужны строители». И телефоны, телефоны, телефоны... Прямо с поезда можно идти трудоустраиваться. Власти открыли путь этой разноликой рабочей армии, но она принесла с собой множество проблем.

Сегодня об этом стыдливо свидетельствуют рекламные щиты, установленные посреди широких проспектов: «Любишь свой город? Докажи делом! Заплати налоги». Если мэрия так тратится на рекламу, значит, честных налогоплательщиков становится все меньше, а нечестных — все больше. И разве тронет их сердце такой скромный рекламный призыв? Едва ли...

На одной улице рядом с этим щитом я увидела другой — громаднейший. Он стоял точно на пути потока прохожих и всей своей махиной будто давил на них. Совершенно белый, пустой, только корявыми буквами выведено на нем одно слово: «Честность». И ниже, помельче — еще одна надпись: «А что это?»

Дорогая моя столица! Когда-то мы гордились тобой, а теперь ты стала забывать, что такое честность... Бедная, бедная Москва!

Зеленые шарики

Светлых русских лиц здесь остается все меньше. Их уверенно теснят смуглые представители Средней Азии. Они работают дворниками, ремонтниками, строителями, грузчиками, продавцами, водителями... Их так много вокруг, что иной раз даже непонятно, где ты находишься: в Москве или, например, в Душанбе? И разговоры о мигрантах можно услышать где угодно: в метро, в магазине, на остановке.

— ...К нам в домоуправление недавно девчонки с Памира приехали. Вроде таджички, а говорят так, что даже таджики не понимают. У них там, высоко в горах, какое-то свое наречие. Не знаю, как они приживутся без языка, хотя очень выносливые.

— ...А ты не знаешь, что таджики курят? Какие-то зеленые шарики. Я сколько раз видел, крутят их в руках и даже не прячут. Дымят открыто, не боясь.

— Да, это какое-то ядовитое вещество. Говорят, в шесть раз сильнее никотина, но наркотиком не считается, поэтому не запрещено. Ты заметил, у них передние зубы разрушены или золотыми коронками закрыты? Вот это им наказание за «шарики». А когда накурятся, у них руки дрожат. Ни пуговицы застегнуть, ни шнурки завязать донести не могут.

— А зачем курят-то?

— Ну, ты даешь, это ж дурь такая. Каждый по-своему с ума сходит...

Люди-роботы

Управившись с делами, тороплюсь в метро и успеваю заскочить в последнюю дверь последнего вагона. О-о-ой, а тут что! Все сиденья по обе стороны заняты молодыми людьми. Едут они не одной компанией, а каждый сам по себе, но внешне все абсолютно одинаковы. Черные джинсы, черные куртки, черные шапки. У кого-то на коленях развернут ноутбук, у кого — электронная книга-читалка, кто уткнулся в сотовую «игрушку» и самозабвенно щелкает кнопками. В ушах у многих — провода, на иных головах укреплены мощные наушники, ко рту поднесен маленький микрофон, в нагрудных карманах торчат аудиоплееры.

Друг друга никто (никто!) не видит. Вроде бы много людей в вагоне, но случись что, спросить не у кого. У них даже взгляд особый — смотрят сквозь тебя и не замечают, что ты вообще есть. Могут толкнуть, наступить на ногу. Витают мыслями где-то очень далеко, и не факт, что тебя услышат.

...Опять сокрушаюсь сердцем: электроника полностью поглотила наше молодое поколение. Другой жизни, без проводов в ушах, эти парни, видимо, уже не знают, да и знать не хотят. «Пулялки-стрелялки» на экране им куда интересней, чем все окружающее, вместе взятое. Фантастические романы о людях-роботах, которые мы читали в детстве, сегодня уже не вымысел, а тревожная явь. Живые роботы — вот они, рядом. И какие команды напоют-нашепчут им эти «наушники»? К чему приуготовят нашу молодежь? Уж, точно, — не к добру...

Помнится, в былые времена москвичи дружно читали в метро газеты и книги, обсуждали премьеры спектаклей, подсказывали гостям дорогу на ВДНХ и в лучшие музеи. Атмосфера была совсем другой: более открытой и доброжелательной. А теперь возникает такое чувство, что надо скорей убежать из этого вагона, уехать подальше от «дорогой столицы» в свой тихий городок, где по улицам ходят нормальные, ЖИВЫЕ люди, а не черные роботы. Они здороваются, улыбаются в ответ. Какая неожиданная радость — жить среди живых!

Проверка паспортов

Усевшись в поезд, ни в какие разговоры больше не вступаю. Впечатлений достаточно. Но мир не спрашивает нас, порой сам стучится к тебе:

— Граждане пассажиры, приготовьте документы! Проверка паспортов.

В вагон заходят трое высокорослых службистов в полицейской форме. Их гимнастерки с коротким рукавом обнажают такие мощные мышцы и такие огромные кулаки, что два раза просить никого не приходится. Законопослушный народ ринулся в сумки, минуту повозился, пошуршал — и вот уже с разных полок навстречу вошедшим протянуты паспорта. В развернутом виде!

Глаз у полицейских профессионально цепкий, наметанный. Мельком глянув одни документы и оставив без внимания другие, они сразу подсели к молодому человеку, который всю дорогу ехал рядом с нами:

— Наркотики, взрывчатка есть? Пожалуйста, разрешите посмотреть вашу барсетку. В присутствии пассажиров...

Мы буквально опешили. Он — тихий, интеллигентного вида очкарик, мухи не обидит. Какая взрывчатка?! Между тем старший потряс его сумочку и извлек из нее крохотный пакетик. В нем — два коричневых комочка. Гашиш. Парень весь сжался, приготовился к неприятностям.

— Полграмма везете?

— Для личного употребления.

— У меня чутье на вас. Если еще есть, лучше выдайте добровольно. В протокол занесем.

— Больше нет.

— Судимость была за наркотики?

— Да, за коробок отсидел. Сейчас погашена...

— Статью 51 Конституции знаете? Никто не обязан свидетельствовать против себя и своих близких...

— Знаком.

— Сейчас мы изымем гашиш, запечатаем в конверт, а вас снимем с поезда, доставим в отделение, задержим часа на два. С вами поработают дознаватели и эксперты. Дадим справку, по ней потом доедете до места на другом поезде. Но дня через два вам придется сюда вернуться. Мировой судья выпишет штраф, обычно четыре тысячи. В течение месяца нужно заплатить. Вообще там до пяти, но судья жалеет вас, снижает планку, с учетом ваших дорожных расходов...

Действия правоохранителей отличались быстротой, четкостью и корректностью. Никаких грубых слов, все понятно и по закону. Так или иначе, симпатии пассажиров сразу оказались на их стороне. Двух мужчин они пригласили в качестве понятых — те скоренько расписались «здесь и здесь».

— Вы что, накануне Олимпиады так стараетесь? — раздался сверху чей-то любопытный голос.

— Да нет, это обычная наша работа. В сентябре-октябре по 17-18 человек с поезда снимали за провоз наркотиков. Молодые ребята выйдут в тамбур, накурятся спайсов, а потом, очумев, лезут на третью полку, ищут себе место среди чемоданов. Это беда наша... Теряем молодежь. Я с 1993 года работаю здесь, навидался всякого. Кроме силы, они сейчас ничего не признают: ни уговоров, ни убеждений...

Голос старшего полицейского был исполнен усталости и вызывал доверие. В вагоне стало тихо-тихо. Отложив свои занятия, пассажиры внимательно слушали его рассказ. Понять тревогу за молодежь, за будущее страны им было нетрудно: сегодня эта тема находит горячий отклик в сердце каждого здравомыслящего человека...