«Вселенскость, за которую ратует и которую предлагает Церковь, зиждется на личности и осуществляется в раскрытии личности и выявлении ее как места "примирения" всего мира, в ее соборной ипостаси. Это глобальность свободы. Напротив, глобализация, которая нарастает в наше время, полагает основание к уничтожению личных свойств. Она осуществляется через цифровую кодификацию и приводит к уничтожению личности. Это глобализация несвободы».

г. Мандзаридис

Истинный человек – это человек всемирный, он вмещает в себе целое человечество. Однако, находясь в поврежденном грехом состоянии, движимые себялюбием (эгоизмом), в котором заключена отчужденность от других личностей, люди боязливо ограждают себя в своей обособленности и не в силах даже увидеть единство человеческого рода, не могут принять и вместить в себе все человечество.

Единство человечества – это не пустое понятие, оно имеет реальное основание в человеческих личностях. От того, как живет человек, зависит, объединяет ли он или разделяет всецелое человечество. Поэтому никакая добродетель не есть самоцель, но все добродетели суть средства для освобождения от отчужденности и перехода к всемирной любви.

Слово «Пасха» означает – прехождение (от еврейского pesach – проходить мимо). В ветхозаветной Церкви этот главный праздник был установлен в воспоминание исхода евреев из Египта, где они в течение многих лет пребывали в рабстве. «Пасха – это переход от зла к добру», - определяетавва Евагрий. Иначе говоря, Пасха – это переход от разъединяющего и разрушающего греха к объединяющей и восстанавливающей, всеобъемлющей (всех объемлющей) любви. Пасха – это переход от звероподобия к богоподобию.

Грех – это мысленный Египет, по выражению святых отцов. А Пасха – это исход из Египта, то есть выход из темной области отчужденности и вхождение в светлую область личного общения. Пасха – это победа над отчужденностью. «Побеждающему [грех и отчужденность] дам сесть со Мною на престоле Моем, как и Я победил и сел с Отцем Моим на престоле Его» (Откр. 3, 21), – говорит Спаситель.

Осуществляется этот переход в перспективе нового человеческого бытия, которое явил нам Христос. Как раз имея в виду эту перспективу, апостол Павел возглашает: «Нет уже иудея, ни эллина; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы едино во Христе Иисусе»(Гал. 3, 28).

Открытость ко всемирному единству начинается с очищения от греховных страстей и возвращения человека к себе и к Богу. В каждой из греховных страстей (этих «мысленных зверей», по выражению преп. Иоанна Лествичника) заключена отчужденность от других личностей. Поэтому суть внутреннего делания, суть духовной брани христианина состоит в борьбе со звериностью в себе, в преодолении ее, в победе над этим зверем, то есть в освобождении от отчужденности.

По мере выхода из мрачной стихии отчужденности, человек начинает видеть Бога, то есть вступает с Ним в живое, личное общение. И видя Бога, он видит истинного самого себя. Он видит истинного человека, который становится горизонтом явления всего богочеловеческого бытия. «Се небо внутри тебя, если ты чист, - пишет преподобный Исаак Сирин, - и в самом себе увидишь ангелов со светом их, и Владыку их с ними и внутри них». Если взглянуть на онтологическое содержание человеческой личности, не рассматривая ее в этой безмерной глубине, то нельзя правильно понять Христианство.

Единство человечества созидается с открытием всемирных личностей. Такой личностью стал, например, преп. Силуан Афонский. Долгое время он находился в состоянии напряженной духовной борьбы. Он хотел, но не мог избавиться от отчуждения, когда на человека смотришь «со стороны», «косым» и холодным взглядом, в мыслях проходит осуждение, в сердце бывает неприязнь, отталкивание человека, безразличие к нему. Когда одну ночь он был уже на грани отчаяния, то молился Богу: «Как возможно избежать этого?»

И был ему ответ от Господа: «Держи ум твой во аде и не отчаивайся» (и значит: ни от кого не отделяйся, люби как самого себя и всех тех, кто находится во аде, представляй себя находящимся рядом с ними, плач и кайся о них и о себе, представляй, что это ты находишься там; но – не отчаивайся, не забывай о неизреченной и непостижимой любви Божией к Своему созданию – и к тебе, и к ним, то есть не отчуждайся от Бога, будь единым целым и с ними, и с Богом).

И эти слова Господни стали для преподобного Силуана началом победы, исходом к вселенской любви – любви ко всем. Он перестал бояться, осуждал себя во ад, и тогда исчезало осуждение других людей, то есть отчуждение от них, оставалось одно сострадание; а сострадание – это любовь, которая делает другого единым с тобой, как бы твоим вторым «я». С тех пор, как отмечает архимандрит Софроний, преп. Силуан «никогда ни внешне, ни внутренне не оттолкнул ни одного человека».

За один только «косой» (то есть отчужденный) взгляд на ближнего, говорил старец Силуан, отступает от человека благодать Божия. То есть, когда мы отчуждаемся от ближнего, в этот же момент мы отчуждаемся и от Бога; невозможно пребывать в личностном общении с Богом тому, кто имеет в сердце своем неприязнь к ближнему. Это непреложный духовный закон. Если кто «затворяет от брата сердце свое, – учит апостол любви Иоанн, – как пребывает в том любовь Божия? … Кто говорит: "я люблю Бога", а брата своего ненавидит, тот лжец» (1 Ин. 3, 17; 4, 20).

«Кто носит в себе Духа Святого, – свидетельствует преп. Силуан, – тот скорбит о всем народе день и ночь, и сердце его жалеет всякое создание Божие, и особенно людей, которые не знают Бога, или противятся Ему, и потому идут в огонь мучения. За них он молится день и ночь, больше чем за себя, чтобы все покаялись и познали Господа… Своим избранникам Господь дает столь великую благодать, что они любовью обнимают всю землю, весь мир, и душа их горит желанием, чтобы все люди спаслись и видели славу Господню… Мы должны иметь одну мысль: чтобы все спаслись».

Согласно преп. Силуану, это пламенное желание спасения всему человечеству в наивысшей степени присуще Божией Матери – Пречистой Деве Марии. Единство человечества во «всем Адаме» с большим чувством выражено преп. Силуаном в самом известном из его произведений – «Адамовом плаче».

Та же вселенская любовь, что и у преп. Силуана, видна, например, в следующих пламенных словах подвижника благочестия архимандрита Агапита Нило-Столобенского († 1849): «Все мы люди – семья Божия, – пишет он, – все мы дети единого Отца, все мы члены Господа Иисуса, и потому, распаляясь любовью Божиею, я желал бы слить весь род человеческий в одно целое, дабы прижать это целое к груди моей и умереть за спасение его в лютых пытках муки.

Знаю и пишу тебе пред очами Бога, суда Которого боюся, что я понятия не имею о сношениях греховных, по благодати Бога моего, и, хранимый Самим Господом, не простирал на них желаний. Я смотрю на людей вообще, как на члены Господа моего Иисуса, и не имею к ним иного чувства, кроме сильного желания спасти их души и особенно души тех, которые мне как отцу доверили себя. И это желание до того объяло мое сердце, что я в ад спущусь за ними, и нет силы на земле, которая бы могла разорвать мое внутреннее с ними сношение».

В жизнеописании схиархимандрита Виталия (Сидоренко) так рассказывается о всеобъемлющей любви, которая была присуща ему: «Батюшка притягивал людей как сильный магнит, всех объединял, всех роднил. "Весь мир – мои папы и мамы. У меня нет чужих – все родные", – писал он в одном из писем. Он ощущал себя богачем, и главным богатством, которым одарил его Господь, была жертвенная, не имеющая границ Любовь. Она светилась во всех его движениях, в разговоре, во взгляде. Многие, видя его, начинали плакать. Самые черствые сердца смягчались, чувствуя исходящую от него благодать. В его присутствии проходили все скорби, все тяжелое на душе уступало место тишине, покою, блаженной радости. Таково было действие этой Любви».

Преп. Паисий Святогорец говорил: «Человек Христов, когда живет со Христом, где бы он ни был, чувствует себя в раю. Представьте еще, что и в аду со Христом, как в раю. Человек Христов молится, чтобы Бог изгнал его из рая и на его место взял кого-нибудь из ада. Диавола же, если и в рай поместишь, тотчас почувствуется ад».

Преп. Паисий часто говорил о том, что христиане должны стремиться к вхождению в область всемирной любви. Например: «Иногда мы говорим, что имеем любовь. Но в какой мере? Тогда преуспеет человек в духовной любви, когда будет созерцать весь мир, как своих братий. Пусть всякий знает, что идолопоклонник или иеговист все равно по плоти нам брат. Но, естественно, не по Духу, в Котором мы – православные. Нам надлежит плакать о нем. И опять же, если православный сделался иеговистом или папистом, надлежит о нем плакать. Теперь столько миллионов неправославных. И разве я сколько-нибудь плакал? Следовательно, я нахожусь очень далеко от истинной любви».

К такой любви, учил старец Паисий, в первую очередь должны стремиться монашествующие: «Нельзя было бы оправдать монаха, если бы он не стремился в область всеобщей любви»; «Монах из малой своей семьи вступает в великую семью Адама»; «Монах уходит далеко от мира не потому, что ненавидит мир, но потому, что любит его и может таким образом в наибольшей степени помочь ему в делах, которые не решаются человеком, но только по Божественному наитию».О себе старец Паисий говорил: «Я вижу во всех людях своих родителей, братьев, племянников»; «Я чувствую ко всем людям точно такую же любовь, какую я имел к своим родным. Сейчас людей всего мира я ощущаю братьями и сестрами».

Когда человек достиг совершенства в любви и бесстрастия, учит св. Максим Исповедник, «он не знает различия между своим и чужим, или своей и чужой, или верующим и неверующим, или рабом и свободным, или вообще мужем и женой: но он становится выше тирании страстей и, устремляя взор в единую природу людей, всех наравне созерцает и ко всем равно расположен»(«Главы о любви»).

«Любите врагов ваших», – говорит Христос (Мф. 5, 44). Это значит: любите других не за что-то, не за то, какие они по отношению к вам, а их самих, «как самого себя»(Мк. 12, 31), то есть не отделяя их от себя, не отчуждаясь от них, считая их вместе с собою единым целым. В ком есть любовь, учит преп. Ефрем Сирин, «тот не смотрит ненавистным оком» и «никого не почитает чужым, но все ему свои».

Такое состояние, когда никто не представляется чужим и всех видишь добрыми и хорошими, бывает у православного христианина особенно после теснейшего общения и соединения со Христом в таинстве причащения Тела и Крови Его. По свидетельству святых отцов, христианина, достигшего святости, благодать Божия подвигает к тому, чтобы жалеть даже падших ангелов, оплакивая их отпадение от Бога. «Дух Святой, - говорит, например, преп. Силуан Афонский, - научает любви, и тогда будет жалко даже и бесов, что они отпали от добра».

Афонский старец Порфирий (Баирактарис) говорил: «Разве ты не знаешь, что ты и я, мы суть одно? В этом чувстве единства нашего с другим человеком кроется тайна духовной во Христе жизни… Христос открывает Себя только внутри Церкви, там, где люди, находясь вместе, любят друг друга несмотря на грехи; не из-за их усилий, но по милости и любви Христа. Любовь Христова держит всех нас вместе. Он делает нас одним телом и мы участвуем в богочеловеческой жизни Господа. Только таким образом, и никак иначе, мы можем вознестись над разрушительной силой греха. И вершина истины есть святая Евхаристия».

Ежедневно на Божественной литургии, перед совершением таинства Евхаристии Церковь обращается к раздробленному грехом человечеству: «Возлюбим друг друга, да единомыслием исповемы Отца и Сына и Святаго Духа». На литургии Господь «всех, от единаго Хлеба и Чаши причащающихся, соединяет друг ко другу, во единаго Духа Святаго причастие» (из чина литургии святителя Василия Великого). Очам любви открывается это церковное единство, не как внешнее соединение или собрание, какое бывает во всяком мирском обществе, но как таинственная первооснова жизни человека. И человеческим родом это единство не ограничивается, ибо, согласно православному учению, в Церковь входит не только человеческий род, но и ангельский собор.

Идеал

Преп. Иустин (Попович) в труде «Достоевский о Европе и славянстве» пишет: «Любовь – сущность Бога, сущность Триединого Божества, сущность Христианства… Бог не был бы любовью, если бы не сделал любовь и человеческой сущностью. Бог – любовь: это первая и главная новость Христианства, а вторая – человек – это любовь. Без любви Бог не Бог, без любви и человек не есть человек».

Любовь, то есть личное общение и единение, – новый принцип жизни возрожденного во Христе человечества. Каждый человек призван к восстановлению единства с Богом и с ближними. Единство Святой Троицы, которое осуществляется в общении Трех Божественных Личностей (Лиц) – Отца, Сына и Святого Духа – создает образец единства людей. Это наша цель, наш идеал, первообраз того, к чему должны стремиться все разумные творения, то есть все личности. Этот идеал и пришел явить нам воплотившийся ради нашего спасения Сын Божий, Господь наш Иисус Христос.

Вот почему в Евангелии Христос-Спаситель именует Себя «Сыном Человеческим». Называя Себя так, Он положительно и неопровержимо утверждает Свое человечество, которое соединено в Нем с Божеством, и вместе с тем подчёркивает, что Он – Человек в самом высоком смысле этого слова, идеальный, универсальный, абсолютный человек, ВТОРОЙ АДАМ, родоначальник нового обновляемого Им чрез Свои крестные страдания человечества. Таким образом, это название отнюдь не выражает одного только уничижения Христа-Спасителя, но скорее вместе с тем выражает и Его возвышение над общим уровнем, указывая в Нем осуществленный идеал человеческой природы, Человека такого, каким ему надлежит быть, по замыслу Творца и Создателя его Бога.

Одновременно это наименование должно было напоминать иудеям и хорошо известное им пророчество о Мессии, содержащееся в книге Даниила: «Видел я в ночных видениях, вот с облаками небесными шел как бы СЫН ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ дошел до Ветхого днями и подведен был к Нему. И Ему дана власть, слава и царство, чтобы все народы, племена и языки служили Ему; владычество Его - владычество вечное, которое не прейдет, и царство Его не разрушится» (Дан. 7, 13-14).

«Христос был от века идеал, к которому стремится и по закону природы должен стремиться человек», – утверждал Ф. М. Достоевский. Он сформулировал идею Богочеловечества. И с того времени ведущей для русской религиозной философии стала дилемма «Богочеловечество – человекобожие». Для философии человекобожия высшим идеальным измерением является сам человек и все «человеческое». Но может ли «человеческое» и только «человеческое» выполнять функцию абсолюта, критерия, высшей идеи? Достоевский полагал, что даже если рассматривать «человеческое» как некий феномен, представляющий интересы рода, то идеала все равно не получится, ибо сумма равна слагаемым, со всеми их свойствами.

Идеал, «высшая идея» является стержневым структурным элементом существования человека и общества. Богочеловеческая природа Христа – это онтологическая возможность и заданность духовного совершенствования человека. Человекобожие, как попытка определить абсолютные критерии «лучшести» для самого себя из самого себя, рано или поздно оборачивается разными формами субъективизма, который в лучшем случае приводит к фарсу, в худшем – к катастрофе. Человекобожие основывается на отчужденности, а Богочеловечество – на любви, на духовном единении.

По Достоевскому, живое сознание того, что Бог существует, дает человеку величайшее удовлетворение, дает основу и направление человеческой жизни. В романе «Братья Карамазовы» Дмитрий, сидя в остроге и предвидя многолетнюю работу на рудниках в каторге, восклицает в беседе с Алешей: «О да, мы будем в цепях, и не будет воли, но тогда, в великом горе нашем, мы вновь воскреснем в радость, без которой человеку жить невозможно, а Богу быть, ибо Бог дает радость, это Его привилегия великая... Да здравствует Бог и Его радость! Люблю Его!»

Если отрицается Бог, то выходит, что нет абсолютных ценностей: абсолютной любви, совершенного нравственного добра, совершенной полноты жизни. «Я пришел для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком», – сказал Христос (Ин. 10, 10). Если Бога нет, то «все позволено». Каждый человек и любой его поступок в мире без Бога – относительны. Дмитрий Карамазов, встревоженный беседами с Ракитиным, отрицавшим Бога, говорит Алеше: «Меня Бог мучит. Одно только это и мучит. А что как Его нет? что если прав Ракитин, что это идея искусственная в человечестве? Тогда если Его нет, то человек шеф земли, мироздания. Великолепно! Только как он будет добродетелен без Бога-то? Я все про это. Ибо кого же он будет тогда любить, человек-то? Кому благодарен-то будет, кому гимн воспоет? ... У меня одна добродетель, а у китайца другая – вещь, значит, относительная. Или нет? Или не относительная?»

«Без высшей идеи, – писал Ф. М. Достоевский, – не могут существовать ни человек, ни нация. А высшая идея на земле лишь одна, а именно идея о бессмертии души человеческой, ибо все остальные высшие идеи, которыми может быть жив человек, лишь из одной ее вытекают» (из «Дневника писателя»). Об этом же говорит апостол Павел: «По рассуждению человеческому, когда я боролся со зверями в Ефесе, какая мне польза, если мертвые не воскресают? Станем есть и пить, ибо завтра умрем!» (1 Кор. 15, 32). «Кто знает жизнь апостола Павла и содержание его посланий, – отмечает Н. Лосский, – тот понимает, что он имел в виду такое же положение, как и Достоевский в своем последнем романе [«Братья Карамазовы»]: если нет Бога, нет и бессмертия души человеческой, а, значит, в мире нет подлинного добра и нравственное поведение, которое было бы абсолютной ценностью, неосуществимо».

«Все тайны личности, – утверждал Достоевский, – то, как довести себя до совершенства, даны Православием… Личное самосовершенствование есть не только начало всего, но и продолжение всего, и завершение всего».

«Я есмь путь, – говорит Спаситель, призывая всех нас идти этим путем. – Я свет пришел в мир, чтобы всякий верующий в Меня не оставался во тьме» (Ин. 14, 6; 12, 46). Христос – Новый Адам спасенного человечества (см. 1 Кор. 15, 22), составляющего Церковь – новый Израиль. В Церкви христианин призван пережить всемирную трагедию, которая объемлет всю историю человечества и заключается в отчужденности людей от Бога и друг от друга, чтобы перейти с покаянием ко всемирному общению любви.

«Грех, – пишет греческий богослов Георгий Мандзаридис, – привел человека к отпадению (отделению) от Бога и от ближнего. Единая человеческая природа утратила свое единство и раскололась на эгоцентрические индивидуальности, которые и сами по себе живут в расколе и противоречии. Спасение, которое Бог подает в Церкви, ставит человека в общение с Богом и возвращает единство с самим собой и с миром… Человек, как член Церкви, призван жить в единстве человеческого рода, который находится в нынешнем мире в состоянии разделения и раздробленности. Он призван возлюбить как самого себя того, от которого он оторван, и принять как своего брата всякого своего ближнего, друга или врага: стать вселенским и всемирным. Это есть и важнейшая цель соблюдения заповедей.

Все сказанное не представляется возможным и даже кажется непостижимым в быту нашей повседневной жизни. Поэтому христианское учение кажется миру нелепым. Только переход в жизнь Христову и церковную оправдывает сказанное и делает его реальным. В плоскости повседневного опыта человек переживает единосущие человечества внутри трагичности разделения. Поэтому он постоянно остается раздвоенным и недовольным. Жизнь кажется ему естественным состоянием, но искаженным и трагическим. А внутри духовной жизни Церкви человек призван переживать единство человечества, несмотря на состояние разделения. Он призван победить трагичность верой во Христа, как член Его Церкви» (из книги Г. Мандзаридиса «Глобализация и глобальность: химера и истина»).

В Церкви человек становится вселенским существом, «жизнь которого в Боге соединяет его с жизнью всего творения узами вселенской любви», по слову преподобного Исаака Сирина. В православном богословии Церковь мыслится как общение, «общение [ради] обожения», по определению святителя Григория Паламы («Слово изъяснительное о Святом Духе»). Общение – главное в жизни Церкви Христовой.

«По самому существу своему и названию, – говорит архимандрит Кирилл (Павлов), – Церковь есть общение, союз – высший, нравственный, духовный союз… Любовь и взаимное общение есть основное начало и существенное свойство в развитии религиозной жизни христианства… И в будущем веке она [любовь] будет преобладать между членами Царства Небесного».

Сущность Церкви хорошо раскрывается еще в следующих словах святого праведного Иоанна Кронштадтского: «Что св. Церковь внушает нам, когда и на домашней молитве, и в церковной влагает в наши уста молитвы от лица всех, а не от одного лица? Внушает нам непрестанную взаимную любовь, чтобы мы всегда и во всем на молитве и в житейском обращении, любили друг друга как себя, чтобы мы, подражая Богу в трех Лицах, составляющих высочайшее единство, и сами были едино, из многих составленное» («Моя жизнь во Христе»).

«Церковь, – указывает Г. Мандзаридис, – как богочеловеческое общество, как община обожения, есть место онтологического воссоздания мира. Она есть место, в которое призваны люди, дабы сделать действенным друг с другом свое единосущие, дабы объять друг друга любовью и соединиться по образу Святой Троицы… Она есть новое бытие, осуществляемое в общении» («Глобализация и глобальность…»).

Вот почему в Новом Завете Церковь называется «телом». Тело – не случайная совокупность членов, из которых каждый в жизни своей замкнут в себе, но именно один организм, где все члены соединены друг с другом. «Едино тело верных, и тело это не разделяет ни время, ни пространство: ибо связаны мы друг с другом не суставами и сухожилиями, но узами любви отовсюду облечены» , - учит святитель Иоанн Златоуст.

Глава Церкви – Христос (Еф. 5, 23). Поэтому Церковь – не просто тело, но тело Христово (Рим. 12, 5; 1 Кор. 12, 27 и др.). Он, по слову апостола, есть «Спаситель тела» (Еф. 5, 23). «Тайна сия велика» (Еф. 5, 32). Святой праведный Иоанн Кронштадтский пишет: «Для нас Господь страдал, умер, погребен и воскрес. И Его смерть, погребение и воскресение есть как бы собственная наша смерть, погребение и наше общее воскресение».

Во Христе нет никакой отчужденности, то есть «в Нем нет греха»(1 Ин. 3, 5). В Нем человек получает то, что потерял в Адаме, то есть получает жизнь, ибо Христос есть Жизнь (Ин. 14, 6). Потому и Спасителем именуется Христос, что через Него мы получаем спасение, то есть освобождение, от отчужденности. Он примирил нас с Богом, убив вражду (отчужденность) на кресте (см. Еф. 2, 16). И теперь во Христе Иисусе, Кровию Его, мы стали близки Богу (см. Еф. 2, 13), «имеем доступ к Отцу, в одном Духе». Мы теперь «свои Богу, быв утверждены на основании апостолов и пророков, имея Самого Иисуса Христа краеугольным камнем, на котором все здание, слагаясь стройно, возрастает в святый храм в Господе» (Еф. 18, 22).

Христос – не только наш Идеал, но и наш Учитель. «Ученик не бывает выше своего учителя, – говорит Господь, – но, и усовершенствовавшись, будет всякий, как учитель его» (Лк. 6, 40). Божественный Учитель не только призывает нас к достижению Божественного совершенства, то есть к обожению, говоря: «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 5, 48), но и Сам учит нас тому, как достичь совершенства, то есть показывает нам путь достижения идеала. Сам Он и есть наш путь, ведущий к идеалу, то есть к истине – к истинной жизни. «Я есмь путь и истина и жизнь, – говорит Богочеловек Иисус Христос. – Я на то родился и на то пришел в мир,чтобы свидетельствовать о истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего» (Ин. 14, 6; 18, 37).

Христос – Богочеловек, то есть вместе и Человек и «Един от Троицы», как сказано в одном из церковных песнопений. Поэтому Он, по слову преподобного Ефрема Сирина, наше «знамение совершенства», то есть цель, к которой все мы должны стремиться, «да достигается через Него мера возраста человека нашего внутреннего». «Я не почитаю себя достигшим, – говорит об этом же апостол Павел, – а только забывая заднее и простираясь вперед, стремлюсь к цели, к почести вышнего звания Божия во Христе Иисусе» (Флп. 3, 14). «И когда достигнем любви, - пишет святой Исаак Сирин, - тогда достигли мы Бога, и путь наш свершен, и пришли мы к острову тамошнего мира, где Отец, Сын и Дух Святый» (Слово 83).

Идеал – это общение и единение Лиц Святой Троицы, это та неизреченная взаимная любовь, которой любят Друг Друга Отец, Сын и Дух Святой. Достижение этого идеала и есть наша цель. Бог един по существу, но троичен в Лицах. Тайна Святой Троицы – тайна любви, ибо «Бог есть любовь» (1 Ин. 4, 8 и 16). «Я в Отце и Отец во Мне» (Ин. 14, 11), – говорит об этой безмерной любви, этом единстве Сын Божий. И такой же любовью Лица Святой Троицы любят каждого из нас, каждую из сотворенных Ими личностей.

«Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3, 16). И Они призывают всех нас (только не все мы, к великому сожалению, отвечаем на этот призыв) к такой же любви, к участию в этом единстве: «Как возлюбил Меня Отец, и Я возлюбил вас; пребудьте в любви Моей» (Ин. 15, 9); «Кто любит Меня, тот возлюблен будет Отцем Моим; и Я возлюблю его» (Ин. 14, 21); «Сия есть заповедь Моя, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга» (Ин. 15, 12 и 13, 34).

В Своей Первосвященнической молитве к Богу Отцу Господь наш Иисус Христос, Един от Троицы, возглашает: «Отче Святый! … Да будут все едино: как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино… да будут едино, как Мы едино. Я в них, и Ты во Мне; да будут совершены во едино, и да познает мир, что Ты послал Меня, и возлюбил их, как возлюбил Меня [то есть возлюбил так же, в такой же «мере», точнее – без меры, безмерно]. Отче! … хочу, чтобы там, где Я, и они были со Мною… да любовь, которою Ты возлюбил Меня, в них будет, и Я в них» (Ин. 17, 21-26).

В этих словах заключена, пожалуй, вся суть Евангелия. Бог Сын говорит о своем желании, чтобы та любовь, которой любят Друг Друга Лица единосущной и нераздельной Троицы, была бы и в нас, во всех сотворенных Ими личностях. Конечно, того же хотят Бог Отец и Бог Дух Святой. Своим ученикам, отозвавшимся на призыв Божественной любви, Христос дает радостное обетование о предстоящем достижении ими цели, идеала: «В тот день узнаете вы, что Я в Отце Моем, и вы во Мне, и Я в вас» (Ин. 14, 20). «Сие сказал Я вам, да радость Моя в вас пребудет и радость ваша будет совершенна»(Ин. 15, 11). Радость эта – радость личного общения и единения. Это истинное блаженство и жизнь вечная.

Иначе говоря, общение и единение личностей, то есть любовь, есть Царствие Божие. Вот почему в Священном Писании сказано, что «плоть и кровь не могут наследовать Царствия Божия, и тление не наследует нетления» (1 Кор. 15, 50). «Рай, – учит св. Исаак Сирин, – есть любовь Божия, в которой наслаждение всеми блаженствами… Древо жизни есть любовь Божия, от которой отпал Адам… Кто обрел любовь, тот каждый день и час вкушает Христа, и делается от сего бессмертным; ибо сказано: "ядущий хлеб сей, который Я дам ему, смерти не узрит во веки" (Ин. 6, 51, 58). Блажен, кто вкушает от хлеба любви, который есть Иисус.

А что вкушающий любви вкушает Христа, сущего над всеми Бога, о сем свидетельствует Иоанн, говоря: "Бог есть любовь" (1 Ин. 4, 8, 16). Итак, живущий в любви пожинает жизнь от Бога, и в этом еще мире, в ощущаемом здесь, обоняет оный воздух воскресения. Сим воздухом насладятся праведные по воскресении. Любовь есть Царство; о ней Господь таинственно обетовал апостолам, что вкусят ее в Царстве Его. Ибо сказанное: "да ядите и пиете за трапезою Моею в Царстве Моем" (Лк. 22, 30), что иное означает, как не любовь?» (Слово 83).

«Единение, – пишет архим. Рафаил (Карелин), – это не обращенность, не исследование, даже не контакт. Единение – это жизнь в другом, но без потери своей собственной личности. Это обладание любимым через любовь» («Тайна спасения»). Именно в общении, в любви состоит блаженство Божие, и потому Бога мы называем всеблаженным. Бог наш – Троица; Он не один, не одинокий. «Я не один, потому что Отец со Мною», – говорит Сын Божий (Ин. 17, 32). «Отец есть Свет, Сын – Свет и Дух Святой – Свет – триедин Свет», - учит преп. Симеон Новый Богослов.

Химера и истина

Г. Мандзаридис пишет: «В единой и нераздельной Церкви реализуется единство раздробленного человечества, и вновь восстанавливается единство с Богом… Христос вместе с целокупным Своим Телом – Церковью, созидает эту новую реальность. Это та реальность, которую воздвигла любовь Божия явлением Христа: "Да любовь, которою Ты возлюбил Меня, в них будет, и Я в них" (Ин. 17, 26)… Христос – Новый Адам, восстанавливающий раздробленную человеческую природу ветхого Адама. Единство в Церкви не означает исчезновения личностной неповторимости (различия). Как во Святой Троице сущность общая, а личные свойства не являются общими, так и у членов Церкви.

Во Христе обновившаяся природа человека подается каждой отдельной ипостаси. И каждая ипостась призвана в Церкви стать всемирной, вместить все человечество, всего Адама, по образу Нового Адама, нового Человека Христа. Человечество призвано быть единым человеком "по образу" Троического единства. Оно призвано стать одним всемирным человечеством по образу единого Троического Божества. Стремление к единству и глобальности прямо противоположно стремлению к разрыву и отчуждению» («Глобализация и глобальность…»).

Истинную, христианскую всемирность Г. Мандзаридис назвал глобальностью, а глобализация – это, по его словам, ложная, химерическая всемирность: «Вселенскость, за которую ратует и которую предлагает Церковь, зиждется на личности и осуществляется в раскрытии личности и выявлении ее как места "примирения" всего мира, в ее соборной ипостаси. Это глобальность свободы. Напротив, глобализация, которая нарастает в наше время, полагает основание к уничтожению личных свойств. Она осуществляется через цифровую кодификацию и приводит к уничтожению личности. Это глобализация несвободы».

Под видом всемирности (глобализации) человечеству предлагается сегодня такой образ существования, который весь, можно сказать, замешен на отчужденности – этой «закваске порока и лукавства» (1 Кор. 5, 8), – «доколе не вскиснет все». Полное погружение человека в мрачную стихию отчужденности, то есть окончательное озверение людей, – вот главная мистическая цель всей этой системы и ее главного «идейного вдохновителя» – диавола.

Если христианская всемирность объединяет любящих (пребывающих в общении друг с другом) личностей, то антихристианская всемирность (глобализация) объединяет обезличенных (отчужденных друг от друга) эгоистов. Христианская всемирность осуществляется в Церкви Христовой, а антихристианская всемирность осуществляется в антицеркви сатаны. Так, цифровая идентификация людей предполагает, в конце концов, соединение всех со всеми в качестве узлов всемирного сетевого «информационно-сотового общества».

Глобализация подталкивает все народы к движению только в одном, отрицающем их самобытность либерально-капиталистическом русле, в русле американизации. Такая химерическая всемирность ведет к уничтожению суверенных государств, нивелировке национальных культур, смешению религий, разрушению семьи. Преподобный Иустин (Попович) в очерке «Прогресс в мельнице смерти» назвал современную цивилизацию организованным восстанием против человеческой личности. Но сегодня мы видим, что антихристианский «новый мировой порядок» – это не просто восстание, а война против личности, против самой человеческой природы, война на уничтожение.

Здесь мы имеем дело с работой диавола (апокалиптического зверя-дракона), главного безличника, «князя тьмы», то есть царя, главаря отчужденности. Отсюда ясно, почему тайной идеологией масонов и прочих устроителей «нового мирового порядка», стремящихся к окончательному захвату мировой власти и готовящих приход Мошиаха-антихриста, является сатанизм и талмудический иудаизм, узаконивающий отчужденность (ведь именно согласно талмуду, все люди – скоты, одни евреи – люди).

Вот почему современная всемирность глобализации прямо противоположна и крайне враждебна христианской всемирности.

8 сентября 2023 Просмотров: 9 031