Из  рассказов  священника  Виктора  Кузнецова:

«Если вы будете поступать по уставам Моим, и заповеди Мои будете хранить, и исполнять их, то... будете есть свой хлеб досыта, и будете жить на вашей земле безопасно. Призрю на вас, и плодородными сделаю вас, и размножу вас, и буду тверд в завете Моем с вами»

(Лев. 26, 3, 5, 9)

НЕСЛУХ

С самого утра плохо вёл себя трёхлетний Вова. Баба Дуся, прабабушка, которой оставили его на полдня, едва смогла покормить правнука. Но и, пообедав, он продолжал буянить. Одним махом он снял с себя всю одежду и стал бегать по комнате голышом.

– Зачем ты разделся? – в тревоге о нём, всплеснула руками баба Дуся. – Простудишься, не дай Бог.

Ответом ей было демонстративное писание правнука посреди комнаты, на толстый ковёр под ногами.

– Андель ты мой, не надо так делать… – попросила прабабушка и тяжело засеменила на больных ногах в туалет за тряпкой. Подтёрла лужицу, как смогла. Предложила «ангелу»:

– Давай с тобой порисуем лучше. На вот тебе, андель, карандаш. Рисуй тут, на этом листочке, – предложила баба Дуся. – Вот смотри... зайчик. Давай его раскрасим.

Вова резко перечеркнул прабабушкин рисунок кривыми линиями. Потом размахнулся и швырнул фломастер в сторону. И тут временная няня не рассердилась, только пожурила:

– Ай-яй-яй, как нехорошо. Там – мамина работа. Ты можешь всё у неё испортить.

Баба Дуся подошла к письменному столу и увидела, что так и есть. Отброшенный Вовой фломастер, ударившись о пластмассовый стакан с удобрением для подкормки цветов на подоконнике, опрокинул его и желтоватая жидкость залила разложенные внучкой на столе бумаги. Поохав, попереживав по поводу порчи документов и предстоящего большого расстройства внучки, Евдокия куском поролона стала вытирать влагу.

– Не надо так, андельчик, будь добрым, – устало попросила она. Потом подошла к надувшемуся, исподлобно смотрящему на неё правнуку и опять смиренно предложила упорному неслуху. – Давай оденемся, мой хороший?

В ответ Вова, показав ей язык, оттолкнул прабабушку, после чего продолжил выкобениваться. С диким визгом он побежал в коридор, а оттуда на кухню.

– Во-от они, эти компутеры и телевизиры… Говорила я ей. Ничего хорошего в них нет. «Игры» какие-то, мульты с уродами... Одна гадость там. Детей вон как губят, – ворчала беззлобно Евдокия, тяжело шаркая непослушными ногами, направляясь за правнуком на кухню.

Вова неожиданно выскочил из-за двери, желая испугать её:

– Тьфу на тебя! – плюнул правнук в неё и тут же обратно спрятался за дверью.

Отвергнув всякий злой умысел очередного его поступка, баба Дуся по-своему повернула смысл происходящего:

– А, ты со мной в прятки поиграть хочешь? Давай!.. Я иду искать… Где мой андель спрятался?

Евдокия притворно развернулась в другую сторону, зашаркала в рядом находящуюся ванную с туалетом.

– Где наш Вовочка, где наш анделёчик? – позвала она в маленькое, тёмное помещение.

Искать особенно было негде. Всего и есть; одна комната, маленький коридор, совмещённый санузел и крохотная кухня. Потоптавшись, позвав правнука для вида ещё в коридоре, притомившаяся Евдокия пошла на кухню Там-то она и обнаружила правнука. Он и не собирался прятаться, а стоял у плиты и чиркал о коробок спички.

– Не надо их трогать, андель! А то бо-бо будет, всем плохо, – попросила уставшая вконец за более чем четыре часа непосильных хлопот восьмидесятипятилетняя няня. Правнук не собирался отдавать спички, пока, наломав их с десяток, не потерял к ним интерес, после чего зашвырнул их за газовую плиту.

– Не хорошо так делать, – покачав головой, мягко укорила его баба Дуся. – Маме тяжело будет их оттуда доставать. Ты же любишь свою маму?

Воспользовавшись тем, что он молчал, Евдокия сочувственно продолжила:

– Маму жалеть надо. Она много работает, устаёт. Тяжело ей достаётся… – потом попросила. – Пойдём, андельчик.

Евдокия протянула правнуку руку, но тот опять, с диким криком–визгом, как бесноватый персонаж американского мультфильма, помчался в комнату. Туда же поплелась и она, едва передвигая ноги.

Правнук с разбега плюхнулся на кровать и развалился на ней.

– Вот, устал, бедняжка? – пожалела его запыхавшаяся прабабушка, снова предложила. – Давай оденешься, и отдохнёшь?

Евдокия, покряхтывая, с трудом наклоняясь, собрала разбросанную по полу одежду, стала одевать правнука. Он не сопротивлялся, охотно подставляя руки и ноги, поворачивался. Потом, зевнув, попросил:

– Баб, почитай мне.

Такому предложению баба Дуся обрадовалась. Взяла яркую, большую книгу и стала медленно читать сказку, старательно голосом изображая разных животных.

Правнук, слушая, обнял одной рукой Евдокию за шею, другой стал гладить её по голове.

Указав на стоявшую невдалеке, на тумбочке, икону, он попросил:

– Баба, дай!

Оглядевшись и поняв, что он просит, Евдокия довольно заулыбалась. Взяла икону и передала её мальчику.

Вова взял иконку, поднёс к своему лицу, поцеловал её и приложил ко лбу. Потом поднёс икону к лицу Евдокии, чтобы и она поцеловала и приложилась.

Исполнив с удовольствием это, баба Дуся счастливая, умилилась:

– Спаси тебя Господь, андельчик ты мой ненаглядный!..

Вова прижал к себе иконку, закрыл глаза и тут же затих. Так и уснул с иконой на груди.

Евдокия, боясь разбудить ребёнка, осторожно отложила книгу и прилегла на краешек кровати, чтобы не потревожить умиротворённого правнука. Погладив его по головке, приобняв прошептала:

– Спи, моё солнышко. Тяжело, ох как тяжело и вам теперь от нечистой силы достаётся… Спи, умаялся, бедненький.

Так и заснули они оба, в обнимку.

Терпение умиротворяет всё.

«Трезвитеся, бодрствуйте, зане супостат ваш диавол, яко лев рыкая, ходит, иский кого поглотити: противостойте ему твердою верою...»

(1 Петр. 5, 8-9)

ИГРА

Парень сидит у компьютера, играет в электронную игру. Мать, проходя, спрашивает:

– Чем занимаешься?

– Играю.

Мать горько усмехнулась, спросила:

– С кем?

– Сам с собой.

Она подошла поближе, посмотрела на разложенные на экране карты, продолжила расспрос:

– Ты уверен, что с собой?

Парень искренне удивляется:

– А с кем же?!..

Мать не отходит, со значительным смыслом подсказывает:

– А ты подумай…

– Чего?.. – недоумевает парень. Потом, догадываясь, на кого намекает мать, отмахивается, возмущается. – Да ну вас! Всё вам мерещится, сектантки!

– Да не нам, матерям, «мерещится». А вам вот, несчастным блазнится, точно. Бес тебе сам эту дрянь подарил. Ты, как безумный, вцепился в этот омут… Затянуло тебя. Как пьяный, истуканом, сутками сидишь. Крепче цепей тебя привязали. Всё думаешь его переиграть?

– Кого? – опять не сразу сообразил сын.

Мать терпеливо, но строго напомнила:

– Того! «Кого – кого»? Думаешь рогатого в его играх переиграть? Многие пытались. Да плохо кончили. Душу ему свою, не заметили, как всю сдали. Лохматый с копытами и хвостом главную победу одерживает, а не вы!.. Завладел полностью безсмертными душами вашими, губит вас, одного за другим…Подумай, с кем играешь, на что играешь? Что «на кон», по существу на кончину, на погибель ставишь? Чего лишиться можешь, глупый…

«О, если бы и ты хотя в сей твой день узнал, что служит к миру твоему!

Но сокрыто ныне от глаз твоих»

(Лк. 19, 42)

СПЛЕТНИЦЫ

Две пожилые женщины, сидя у подъезда, коротают время в разговоре:

– Эльза сноху с внуком прогнала, – говорит одна из них.

– Да что ты?! Так любила, так ласкала внука...

– Теперь другой «внучек» у неё появился. Его любит до безумия и ласкает.

– Какой внучек? Откуда? Чей? У неё один всего был, – возражает собеседница.

– Собачий.

– Как?! – изумилась соседка.

– Щенка завела, пса, – поясняет ведущая тему. – Души в нём не чает. С утра до ночи возится с ним, больше чем с внуком тютюшкается.

В ШКОЛЕ

Возились двое старшеклассников в коридоре школы, во время уроков. Рослые парень с девицей.

Вначале долго выдавали друг дружке затрещины, потом тумаки. Со всей силы, с изобретательностью, удовольствием. Потом девица вспрыгнула парню на спину, села верхом на него и тот с дикими воплями «повёз» её вдоль коридора.

Одна из классных дверей открылась. Появившаяся пожилая учительница стала их вразумлять, останавливать.

Девица, не слезая с парня, возразила:

– А чё мы тут такого делаем?

Учительница. – Так нельзя себя вести. Вы же в школе находитесь.

– Ну и чё? – захорохорился ради девицы и парень.

Девица. – Мы же это (ухмылка), не то самое делаем тут с ним. (Открытый, презрительный смешок).

Учительница. – Вы ничего не понимаете?

Девица (вызывающе). – Не-а. А что тут «понимать»-то?

Учительница. – Нечего?

Девица (твердо). – Нет.

Учительница. – Вы нормально себя ведёте в школе, во время уроков?

Девица. – Нормально.

Учительница (со вздохом). – Тогда, простите, что я вам помешала.

Учительница вернулась в класс, скрывшись за дверью.

Девица (довольная победой, скорчив гримасу вдогонку учительнице, передразнивает торжествующе). – Проща-аем!

Затем, поудобней подскакивает на спине дебильно ухмыляющегося парня. Для резвости ударяет его по спине кулаком, громко приказывает:

– По-ое-ехали!!..

Тот галопом уносится с девицей на хребте дальше, по коридорам школы, ещё сильней завывая и насвистывая.

«У нас Россия – поле битвы. У них – «поле чудес»…

Писатель Валентин Распутин

ВО ЧТО ИГРАЕМ

Встретились в центре города двое мужчин. Пошли к метро по одной из оживлённейших улиц, заставленной балаганом палаток, лотков и прочей пестротой базара. Разговор их был возбуждённым.

Первый возражал второму по поводу тревоги о происходящих в стране печальных процессах. Второй мрачно послушал, потом подвёл первого к одному из множества лотков, унизанному газетами и журналами. Обведя рукой «продукцию», спросил первого: «Ты видишь это?». Подвёл ко второму лотку с видеокассетами ужасов и порнографии. Опять спросил: «А это?». Подвёл к третьему с искусными муляжами женских ног, бюстов, на которые натянуты были тонкие, прозрачные колготы, трусики, бюстгальтеры… Возвысив голос, второй снова спросил: «Это вот ты видишь?!».

Подведя к обширному лотку с игрушками, категорично спросил упрямого собеседника:

– И это вот как тебе?!

– Нормально, – не очень уверенно ответил приятель.

– «Нормально?» Ты так считаешь?.. Это же для наших самых дорогих, обожаемых нами деток. Ради которых многие из нас живут, совершают и потом оправдывают многие свои преступления перед страной, соотечественниками. В том числе немало уголовных. Так вот, детям нашим, наследникам и наследницам, мы что предлагаем? Какие подарки? Вот такие. Смотри!

Указав пальцем на одну из игрушек, второй произнёс твердо:

– Видишь? Какой монстр из ада?!..

Приятель не возразил. Просветитель указал на другую игрушку, так же уверенно определил:

– Вон смотри, подобное… Ещё!.. А этот вот… А вон!..

Как бы подтверждая его слова, им кивало, раскрывало и закрывало рот-клюв, мигало вытаращенными, змеиными глазами нечто неопределённое. То ли филин, то ли крыса с рогами и хвостом. Это «нечто» хрипловато пищало, верещало, квакающе смеялось… Леденящий взгляд чудища пугал.

Полуобнажённая «по-западному» продавщица через намазанную улыбку, кинулась назойливо рекламировать «прелесть»:

– Он так любит ласку! Если его не любить, не ласкать, не оказывать ему внимания, он заболеет и может умереть, – трагически закончила продавщица.

– Вот и возьми его себе в мужья, такого «ласкового», – пробурчал возмущённый экскурсовод и, указав несогласному приятелю рукой на любителя ласки, торжествующе воскликнул:

– Видал, какой уровень техники уже достигнут человечеством?!

Увидев ещё что-то, развёл даже руками. Направляя внимание собеседника на большое, неопределённое, но внушающее одновременно ужас и омерзение, патетически выдохнул:

– Смотри, какой «шедевр» гнусности человеческой. И вон!.. И ещё!.. Море. Океан мерзости!..

Присев на какую-то тумбу, он грустно поинтересовался у приятеля:

– Это почему же деточкам нашим такое? За что?! Может, для того, чтобы они мамочек или братиков своих надумали прикончить? Для поддержки их преступного намерения? С такими «приятелями» деткам нашим вскорости прямой дорожкой только в дурдом идти, спиваться, убивать друг друга, да и нас с тобой... не иначе. Вот радость-то будет тем, кто спланировал, организовал спрос и создал этих игрушечных упырей.

Уже без интереса, он едва кивнув головой в сторону прилавков, молвил:

– Смотри, вон и ещё «игрушечка». Скелет с вытянутой рукой, а в ней отрубленная, обмазанная красной краской голова, которую тот держит за волосы… И сколько такого тут! И сколько таких лоточков и прилавков по бедной России!.. Не счесть. Это Ад выпускают сюда, он выходит наружу из Преисподней… Сказано старцами: «В последние времена бесов в аду не будет. Они все выйдут на землю и поселятся в людях. И люди будут злее бесов…» Что мы уже воочию видим. А мы удивляемся, что дети пропадают, ими заполнены тюрьмы и притоны… Происходят страшные преступления. Монстры, убийцы-маньяки один за другим появляются… Видал, какая мощная индустрия работает против наших детей?!. Ещё компьютерные игры, приставки,.. игровые автоматы, видео... Везде «Ударь, выстрели первый!.. Обмани!.. Убей! Убей!!.».

Он устало закончил:

– И ты ждёшь при этом чего-то хорошего от будущего? Если не остановить этого… – он кивнул в сторону лотков. – Тогда надежды нет – никакой…

КЕПКА

В переполненном вагоне метро, как и «положено», на сидении, несмотря на плотно притулившихся друг к другу пассажиров, сидят много молодых людей. Почти все они усердно уткнулись глазами вниз, в мобильники, либо в «читалки». Среди них расселись и двое подростков. У них нет ещё ни того, ни другого. Напротив них стоит много пожилых людей. Их уже «приучили». Они свыклись с таким непочтением и не реагируют. Терпеливо стоят, перенося трудности и недуги.

Подростки некоторое время елозили на месте, таращили, отводя глаза свои по сторонам. Потом один из них достал из рюкзачка и прикрыл себя американской кепкой, с большущим козырьком, закрывающим полностью его лицо. Другой неуютно привалился к нему от чувства неудобства, с которым он усиленно борется, но не в силах его отогнать. Не находит себе места, то закроет глаза, будто спит, то журналец с комиксами развернёт… Ничего не помогает…

Тот, что в кепке, привлекая к себе внимание приятеля, толкает его в ногу коленом своим, советует:

– Ты вот такую кепку, как у меня, купи. Надвинешь её посильнее, и никого видеть не будешь. Всё тебе будет по барабану. На вот, попробуй.

Приятель надвинул дружку свою кепку на голову. Тот достойно оценил заморскую штукенцию:

– Нештяк! Ничего из под неё не видно. Только ботинки. Удобная вещь!

– А то! Я в ней везде. И в автобусе, и в трамвае, и в метро. Класс! В ней, как в танке. Глухо. Не подходи!..

– Угу, – соглашается, принимает совет к сведению приятель, что поменьше, а потом с жаром предлагает своё. – Кепка – ерундень! Вот, чё надо!

Он быстро сунул руку в карман брюк и вытащил оттуда игровое устройство. С торжеством включил его, и уткнулся в него, свесив голову до колен. Дружок попытался вырвать игровое устройство. Завязалась борьба, от которой повскакивали и разбежались в стороны сидевшие рядом с ними.

– Отвали! Ща как врежу! – запищал хозяин электронной игрушки и резко замахнулся на дружка хитроумным изобретением человечества.

Вот и вся «дружба», солидарность в недобром…

«Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святаго Духа,

которого имеете от Бога, и вы не свои? Ибо вы куплены дорогою Ценою»

(1 Кор. 6, 19-20)

ТАТУИРОВКА

Девочки прыгают по разметкам на асфальте. Играют в «классики».

У одной из них замечаю на руке целый рой каких-то опасных насекомых. Подбегаю, хочу смахнуть их. Непонятно. На ощупь ручка её – гладкая, а насекомые не осыпаются вниз. Стою в недоумении. Девочки весело смеются.

– Это не всамделишные! Это татуировка такая, – разрешают они моё недоумение и отсталость от «прогресса»

Присматриваюсь. Да, видно теперь, что неприятные кровососы искусно напечатаны на клейкой пленке, которую одна из них приклеила себе на руку.

Грустно, участливо спрашиваю девочку:

– Зачем тебе это?

Другая девочка подскакивает к нам, бойко, чрезмерно доверчиво, ничуть не стыдясь, задирает вверх платьице. Указывая на свой живот, восклицает:

– А вы тут, дядя, посмотрите!

Страшное то ли животное, то ли чудовище, монстр какой-то, оскалившись клыками, ненавистно взирал с детского животика.

– Зачем ты себя так… – растерянно проговорил я. – Это совсем не игра. Это очень серьёзно и опасно.

– Краси-иво!.. – не задумываясь, уверенно выпалила девочка.

– Ты убеждена в этом?

– Да! – твёрдо бросила девочка.

Как перед недостойным невеждой резко, с презрением опускают занавес, так же она бросила вниз край платьица. Выключив полностью меня из поля своего внимания, она подскочила к подружкам. Они о чём-то тут же заспорили, стали кричать друг на дружку.

Не желая сдаваться перед тем, кто изображён на детском пузике, я снова подошёл к играющим. Не зная ещё, чем убедить их, сознавая всю нынешнюю трудность, часто и безполезность в обратной агитации, взмолился я перед ними:

– Ребятки, миленькие вы мои. Снимите, пожалуйста, вы этих страшилищ с себя. Это не шутки, не «просто так». Враг вас через это тоже губит. Приучает к игровым печаткам, а взрослым уже расставляет последние печати. Отдерите от себя эту заразу, мои хорошие, прошу вас.

– А! – досадливо махнула на меня ладошкой, не оборачиваясь ко мне, девочка в платьице. Вырвав у одной из подруг прыгалки, намеренно бойко стала скакать и кричать, создавая вновь перепалку.

Охватил в безсилии я сивую свою голову, готовую расколоться от отчаяния. Приглушённым стоном вырвалось из меня мольба:

– Что же такое происходит? Что же делать-то?.. Господи, помоги!..

– Они сначала приклеивают их, а потом понаделают их по-настоящему! – послышался сбоку детский голос.

Смотрю, невдалеке стоит доселе незамеченный мною мальчик, их приятель.

– Да, сделаю! Тебе завидно, да? – вскричала на него та, что с чудищем на животе.

– Зачем ты так на него? Он тоже добра вам желает. Предостерегает вас, – вступился я за мальчика.

– А чё он? – упорствовала строптивица. Замахнувшись на него, она зло выкрикнула. – А ну пошёл отсюда, блин!

– Какие ужасные слова ты произносишь, миленькая! – ужаснулся я.

Девочка, ничуть не смутившись, отпарировала:

– Ничего ужасного я не сказала!

Тут же, резко обрывая всякий разговор между нами, она быстро отвернулась к подругам и затеяла крикливый спор, свару с подругами. Для пущей «победной» важности она, не прекращая перепалку, взяла руку первой подружки и старательно, подчеркнуто стала приглаживать пленку с насекомыми.

Потерпев очередное поражение, вздохнув, я сказал про себя: «В недоброе время родились вы, детки, и растёте». Собрав все силы, улыбнулся им, пожелал:

– Спаси и сохрани вас Господь, ребятки, от наущений вражьих. Пусть помогут вам Ангелы-хранители ваши и Богородица.

Осеняю их крестным знамением.

Неизвестно каким чудом, дети вдруг отстранились от скандальной подруги. Первая девочка досадливо сорвала с руки надоевшую наклейку и отшвырнула её. Все они внимательно посмотрели на меня. Две девочки и мальчик даже чуть склонили свои головки.

Едва сдерживая себя, чтобы не броситься к ним в благодарности, осторожно подошёл, перекрестил и погладил их головки.

Спешно, чтобы не испортилось всё, поклонившись им, развернулся и пошёл по дороге. Они проводили меня, молча, серьёзно глядя мне вслед.

Шёл я, не смотря под ноги, закрыв глаза. Всем существом своим, взывая к Богу:

– Всемилостивейший! Молю Тебя, не оставь детей, поросль нашу! Защити их! Не дай им погибнуть!

Туман остался от России

Да грай вороний от Москвы.

Ещё покамест мы – живые,

Но мы последние, увы.

Шагнули в бездну мы с порога

И очутились на войне.

И услыхали голос Бога:

«Ко Мне, последние, ко Мне!»

Юрий Кузнецов

«Итак, бодрствуйте на всякое время и молитесь, да сподобитесь

избежать всех сих будущих бедствий и предстать пред Сына Человеческого

(Лк. 21,36)

МАЛЬЧИК

В Москву привезли чудотворную Почаевскую икону Божией Матери.

Желающих поклониться и приложиться к Ней много.

Длинная очередь у храма. К иконе, один за другим, подходят жаждущие помощи, утешений.

Метрах в десяти от иконы бабушка и молодая мать. С ними их чадо, мальчик восьми лет. Вот шаг, другой к иконе. И лицо мальчика напрягается, в глазах появляется страх, ноги не гнутся, не слушаются его. Ещё шаг, с трудом ещё,.. он вскидывает вверх руки, машет ими изо всех сил, кричит:

– Не-ет!!.. Не хочу!.. Не пойду!.. Отпустите меня!

Мать и бабушка подталкивают его в спину. Он ещё сильнее упирается, кричит, пытается убежать от них к выходу. Борьба нарастает. Бабушка и мать не справляются.

К ним на помощь подбегают инок в подряснике и трое мужчин из очереди. Мальчик начинает кулачками ожесточённо бить их. Так вшестером его подтаскивают к иконе, и как тугое, упругое железо, всею силою пригибают к Ней. Он затихает, замирает.

Обмякшего отводят его от иконы. Тихо, смиренно он уходит с родными.

Почаевский инок вздыхает сокрушенно, делится своими наблюдениями, огорчением: «Много сейчас таких. И что ужасно, много детей»

«Суда Твоего боюся, и муки безконечныя. Злое же творить не перестаю…»

(Молитва)

БАЛОВНИК

Лето. Жаркий день.

Бабушка с трёхлетним внуком захотела подойти к водоёму. У единственного удобного схода к воде стоял мальчик лет пяти. Прохаживался у воды в модных штанах и кроссовках. Завидев приближающихся бабушку с внуком, стал резко отбрасывать навстречу им воду, обливая, обрызгивая их.

Бабушка едва отскочила в сторону. Отряхнула себя и внука, спросила супротивника:

– Ты зачем это делаешь?

– А вот хочу! Хочу и делаю!

И опять он сильно вскинул руками так, что водяной поток снова чуть не окатил пришедших.

– Ну, зачем ты так нехорошо ведёшь себя? Сам весь мокрый и других обливаешь.

– Хочу и обливаю! – опять встал в позу баловник. Для сугубого действия своих слов ещё и язык показал.

– Как нехоро-ш-оо… – закачала головой бабушка. – Ай-я-я-яй! Как нехорошо.

Из множества загорающих в стороне поднялось одно грузноватое тело молодого мужчины. Он помахал рукой, зычно позвал озлобленного мальчика к себе. Из той же компании вынырнула и женская, растрёпанная голова и хрипловатым голосом тоже окликнула сына.

Мальчик напоследок, взяв горсть песка, кинул в сторону пришедших. Мать и отец, звавшие его, увидев это, весело засмеялись, игриво погрозив ему пальцем.

Бабушка, взглянув на них, определила, что к таким напрасно обращаться и что-либо советовать им.

Сынок их, покобенившись, чтобы услышать ещё похвальный смех родителей своих, продолжал кидать что попало, и камни, и палки в уходящих бабушку с внуком и в других людей. Дождавшись, когда от родителей послышались не только зов, но и угрозы, несчастный мальчик неохотно поплёлся к ним. Те, журя, похлопывая, стали усердно укармливать его, то со смехом, то с угрожающими выкриками, борясь с его капризами.

Повода для смеха у них уже не было никакого, скорее наоборот. Теперь зло его было обращено на родителей, а это совсем для них не смешно. В ответ их ребёнок, искажённо воспитанный, получал не только крики, но тумаки. То плакал, то истерически смеялся, как и родители.

Бедная семья с хаотическими отношениями, на уровне одного почти инстинкта. Куда они идут и ведут за собой сына? Никто и ничему их не учит. Они не желают, отвергают всякий благой совет со стороны. Несчастные. Впереди у таких, только раздоры, злоба и смута. Они же этого пока не видят, не понимают.

Трагические смехачи. Как они наплачутся завтра.

«Всяк, творящий грех – есть раб греха»

(Ин. 8, 34)

ПРЕУСПЕВАЮЩИЙ ОТРОК

В метро упитанный отрок лет двенадцати шустро вбежал на остановке в вагон. Ловко оттеснив рюкзачком пожилых мужчину и женщину, привычно плюхнулся на мягкое сидение. Сразу же закрыл глазки, изображая усталого, спящего, дабы не видеть укоряющих взоров окружающих. Время от времени, приоткрывая щелки глаз, видел стоящую пожилую чету и усталого вида мужчину с палочкой невдалеке. Быстро опять прикрывал щелочки очей.

Благополучно доехав до своей станции, он бодро вскочил, подбежал к дверям вагона.

К его досаде, стоявшие там до него закрывали собой выход. Прошмыгнуть было трудно, и он оказался близко от мужчины с палочкой. Тот беззлобно, снисходительно усмехнувшись, покачал головой, негромко, спокойно посочувствовал шустрому отроку:

– Бедный, как же ты безжалостен к себе. Умучил себя, измаялся, от спора дряхленькой совести твоей и седалища твоего. Какая борьба была!.. Пухленький задок твой победил. Теперь спеши ублажить любимого «приятеля» на диване, перед телевизором. Пока мамка будет хлопотать вокруг тебя; кормить, поить, переодевать …(Вздохнул). Несчастные создания.

Тут двери раскрылись, и, отрок, расталкивая всех, ринулся вперёд к эскалатору. После него, на улицу. Там как раз подошёл троллейбус. Вновь была заветная цель. Во что бы то ни стало занять сидение! И там он тоже в этом преуспел.

«Глупый верит всякому слову, благоразумный же внимателен к путям своим»

(Притч. 14, 15)

«ГРАЖДАНСКИЙ БРАК»

Воспитанник специнтерната приехал в деревню, к бабушке, на неопределённое время. Вскоре он переселился в соседнее село. В полуразвалившийся дом отчаянных пьяниц. Обрёл там не только «жизненный интерес», но и «подругу жизни», в лице одной из неполноценных дочерей выпивох.

Как-то попался ему на глаза священник. Нетвёрдой походкой он подошёл к нему, спросил:

– Это…батюшк…м-мы вот венчаться хочем. У вас как там с этим?

– У нас с этим нормально.

– Чё для этого надо? Кольца, да?

– Не только. Для начала подходящий возраст. Не моложе восемнадцати лет…

Парень (перебивая). – О!.. (непечатное выражение.) Да чё вы там! Какая вам разница?.. Ей пятнадцать скоро будет. Зато справку дадут, обещали. Она беременная.

Священник сокрушенно покачал головой:

– В ЗАГсе-то вы были?

– Да, то есть нет, не были. Мы живём гражданским браком.

– Кто же вас бедных «окультурил», научил этому?.. «Гражданский брак», насколько я понимаю, и есть брак, зарегистрированный в ЗАГСе.

Желающий быть женихом (горячо). – Нет! У нас – другое. Это когда люди так вот живут, свободно.

– Тогда это не брак, а просто блуд.

– Нет, это брак! Вы от жизни отстали. Сейчас многие так живут. На Западе давно, а у нас вот теперь. По телеку же постоянно показывают. Вы чё?!.. Совсем что ли?..

Выпускник специнтерната покрутил пальцем у виска, показывая священнику, что у него «не всё в порядке»

Священник, соглашаясь, опустил печально голову вниз. С грустью произнёс:

– Да, ты прав, я от такой жизни, слава Богу, отстал. Наверное, действительно не в общей «норме». Скоро совсем понимать что-либо перестану.

Он вздохнул тяжело.

– Вавилон, истинно хаос Вавилонский. Смешены языки, смешены понятия, смешены нравы, смешено всё… Скоро, наверное, уже эта башня рассыплется…

 «За всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день Суда;

ибо от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься»

(Мф. 12, 36-37)

РОДНОЙ ЯЗЫК

Мужчина средних лет помог молодому парню в нелёгком деле. Тот благодарен, говорит благодетелю:

– О кей!

– Что? – переспросил мужчина.

Парень повторил сказанное.

– А что это за слово такое? – поинтересовался мужчина.

– Это означает – хорошо, по-нашему, – со снисходительной ухмылкой «просветил» парень.

– Вообще-то у нас принято говорить – спасибо, в таких случаях – не сробел, уточнил мужчина.

– Ну, это раньше!

– А сейчас что изменилось?

– Ничего.

– Так почему же вы изменили свой родной язык?

– Все так стали говорить.

– Неправда. Вы и ваши приятели, знакомые сверстники да трепачи, уродующие язык по телеящику, – далеко не «все». Большинство же ещё, слава Богу не поддаёмся врагам, не сдали, храним одну из основ нации – язык родной. Говорим по-русски.

– Время такое. Всё идёт к унификации, общему стандарту. И в языке. Весь мир теперь говорит на английском.

– Значит, и англо-американские мысли, чувства, мораль у нас будет. По-ихнему молиться и разговаривать с душой своей будем не Богом данным через святых Кирилла и Мефодия языком, а их лающим, рок-нрольным будем. Такие речи Господь вряд ли слушать станет…

– Ну, это от нас с вами не зависит. Прогресс идёт независимо от нас, – с усталой, немного высокомерной усмешкой завершил парень.

– Зависимо, – поправил мужчина. – И совсем не «прогресс», а регресс во многом происходит по нашему небрежению.

– Может быть… – устало согласился парень, только для того, чтобы закончить разговор. Он было уже развернулся, чтобы уйти побыстрей, но мужчина попридержал его, попросил сердечно:

– Не предавай свой язык, дедов и прадедов своих. И связи с Богом не рви. Родным надо жить, а не чужебесием.

Мужчина внутренне собрался и негромко начал читать отрывок из стихотворения:

«Не страшно под пулями мертвыми лечь,

Не горько остаться без крова, –

И мы сохраним тебя, русская речь,

Великое русское слово»

Чуть помолчав, мужчина спросил парня:

– Слышал когда-нибудь такие слова?

– Нет, – честно ответил парень.

– Это Ахматова в блокадном Ленинграде, когда повсюду там от голода умирали, написала так. Не о куске вкусненького чего-нибудь написала, не о корке хлеба, о которой мечтали там, а о нашем великом, непревзойдённом языке. У нас, русских – самая великая литература, благодаря нашему богатейшему языку, вышедшему из церковно-славянского, переданного нам святыми отцами для нас. Его надо хранить и уважать. Полтора столетия назад наш известный писатель Иван Тургенев с признательностью восклицал: «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей Родины, – ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык!»

Парень, не находя, что ответить, уважительно помалкивал, слушал.

– Да-а… Теперь вас по-другому, по вражескому учат, родное забывать, – вздохнул тяжело мужчина. Немного помолчал, потупив в немощи газа долу, потом просто, от души попросил парня. – Вы всё-таки не сдавайтесь. Прошу вас, продолжателей наших. Не отбрасывайте того, что накопили и передали нам предки наши. Язык свой русский особенно берегите. Язык – и есть сам народ, его суть вся. «И всяк язык…», то есть всякий народ…

Благодарно похлопав парня по плечу, за согласное молчание, мужчина крепко пожал руку парню и на прощание, как напутствие, сказал ему:

– «Спасибо», это – сокращённое «спаси Бог». Вот, что мы должны желать друг другу.

«Кто имеет достаток в мире, но, видя брата своего в нужде,

затворяет от него сердце свое, – как пребывает в том любовь Божия?»

(1 Ин. 3, 17)

«Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут»

(Мф. 5, 7)

ЛЁША

Холод. Дождь. Конец октября.

Стою у пригородных касс вокзала. Жду знакомого.

Ко мне подходит неопрятно одетый юноша тринадцати лет. Просит денег на еду.

Спрашиваю его, откуда он. Отвечает, что из Тульской области приехал. Был в детском доме. Их всех куда-то за границу «усыновлять» стали готовить. Он еле сбежал и вот теперь бродяжничает.

– Сколько здесь? – спрашиваю я.

– Четыре года.

– Сколько тебе лет?

– Восемнадцать.

Удивлен я. Даю совет:

– Не трать больше времени здесь, иначе – погибнешь. Езжай в монастырь какой-нибудь. Есть монастыри и в Тульской области. Там тебе и кров, и еда будут. И человеческое отношение. Укрепишься. Подрастёшь.

Соглашается. Даю ему деньги.

Встретив знакомого и решив дела с ним, иду на выход, и тут, вижу, сидит на подоконнике просивший у меня милостыню. Что-то пишет фломастером на голубом воздушном шаре. Видно он купил его вместо еды. Читаю, что он пишет на шаре:

«Оля! Я тебя люблю. Лёша».

Поражён я и восхищён. Мне казалось, что эти отверженные, заскорузлые в бездомности люди лишены тонких чувств. Не до того им. Озабочены одним – выживанием. Кто постарше – пьют, чтобы согреться и забыться, прогнать страх, тоску. А они оказывается, здесь в агрессивной среде, не имея ничего, кроме лишений и унижений, ещё и – любят!!.

Отошел я от него, чтобы не мешать, не поранить его своим непрошенным любопытством.

Долго рассматривал я и переписывал в записную книжку расписание нужных мне электричек. Закончив, пошёл на выход из вокзала.

На широком и длинном подоконнике у выхода сидели уже трое плохо одетых парней, и рядом с ними стояла такого же вида девушка с голубым, Лёшиным шаром в руках. Порадовался я за паренька, что принят был его дар.

Вдруг один из сидевших парней резко протянул руку к девушке. Лёгким шлепком лопнул в её руках воздушный шар. Его проткнул чем-то один из приятелей. Двое парней довольно засмеялись на происшедшее событие, а третий, знакомый мне Лёша, даритель голубого шара, вскочил мгновенно и вытирая на ходу слёзы, побежал от них куда-то прочь.

Девица около веселящихся (наверное, та самая «Оля»), начала укорять смеющихся приятелей:

– Вы чего? Он же обиделся!

– Ну и что? Пусть, – махнул небрежно в сторону убежавшего один из бездомных хохмачей.

«Да, – подумалось мне. – Жаль. Если ты не послушаешься доброго совета, пить тебе ещё Лёша и пить горькую чашу… пока не войдешь в разум. Иначе не встанешь, не вырвешься отсюда… Иначе растеряешь всё, что сейчас есть прекрасное в тебе. Опустишься, может, и ниже своих приятелей, совсем погибнешь. Жаль будет»…