Дорогие во Христе братья и сестры! Мы просим вас обратить пристальное внимание на то, о чем мы сейчас будем говорить, чтобы вы, введенные разного рода умниками в заблуждение, не распространяли лживые утверждения о наших святых Царственных мучениках.

Ниже мы разместили материал о друге Царской Семьи - полковнике Кобылинском. Почему он и его свидетельства так для нас важны? Да потому, что, возомнившие себя великими историками и прокурорами, мультатули и хамелеоны поклонские - много лет врут на нашего святаго Государя Николая II.

Они с пеной у рта утверждают, что Государь не отрекался от престола, что никакого отречения он не подписывал, что с самого же первого дня ареста царственные мученики были полностью ограждены от общения с внешним миром и другими людьми и т.д. Так вот - всё это наглая ложь, оскорбление Государя и унижение его великого Христоподражательного подвига и подвига его святой Семьи!

Ведь, если поверить мультатулям и согласиться с тем, что Государь не отрекался от престола, а за него это сделали заговорщики, то получается, что он струсил и проявил малодушие, когда не стал изобличать эту фальсификацию и ложь. Ведь Государь, как Хозяин земли Русской, и как Верховный Правитель Руси, должен бы был восстановить справедливость, должен был разоблачить ложь и жестко наказать всех участников этого заговора. Но он этого не сделал.

Почему? Почему Государь и члены его Семьи на протяжении еще почти полутора лет своей жизни НИКОМУ не сказали, что Царь не отрекался от престола, что всё это ложь и фальсификация? Ведь есть масса воспоминаний, мемуаров эмигрантов и тех, кто еще какое-то время жил в России из близких Царю людей, и НИКТО из них не указал на то, что Государь сказал им, что он не отрекался от престола.

Хулители Христоподражательного подвига Царя мультатули утверждают, что с самого первого дня Царская Семья была полностью изолирована от внешнего мира и была под полным контролем и присмотром злобной охраны, приставленной заговорщиками. Но ведь это - враньё!

Государя, особенно в первые месяцы, охраняли преданные ему люди, главным из которых был именно полковник Кобылинский, назначенный командиром отряда охраны. И он ни коим образом не притеснял Царскую Семью, но, напротив, всячески помогал им проходить этот тернистый путь на Голгофу.

Так вот! И этот - верный Богу, Царю и Отечеству, офицер, который остался жив, не свидетельствовал в своих воспоминаниях и показаниях следователю Соколову о том, что, якобы, Государь или кто-то из Царской Семьи сказали ему, что не было отречения от престола и всё это было фальсификацией.

Также мы приводили аргументы из свидетельств фрейлины Государыни Танеевой (Анны Вырубовой), где она рассказывает, как Государь и Царская Семья переживали отречение от престола и т.п. Но все эти мультатули и поклонские и слышать об этом не хотят, а продолжают уничижать Христоподражательный подвиг Царской Семьи.

Вскоре после февральской революции 1917 года Святителю Макарию (Невскому), беззаконно удаленному с Московской кафедры "временным правительством", было чудное видение: «я вижу громадное поле, покрытое цветами. Стоит среди поля Государь, окруженный множеством народа, и своими руками раздает ему манну. Незримый голос в это время говорит: «Государь взял вину русского народа на себя, и русский народ прощен!''

Царь Николай II ещё задолго до 1917 года произнес слова: «Если Богу нужна искупительная жертва за грех моего народа, для спасения России, Я согласен быть ею! Да свершится воля Божия!»

Авель (Васильев) Тайновидец Петербургский (в 1800 г.) пророчествовал: «Николай Второй - Святой Царь, Иову Многострадальному подобный. Он будет иметь разум Христов, долготерпение и чистоту голубиную. На венец терновый сменит он корону царскую... Он искупитель будет, искупит собой народ свой - Безкровной Жертве подобно. И предан будет... как некогда Сын Божий на пропятие...

И будет жид скорпионом бичевать Землю Русскую, грабить святыни ее, закрывать церкви Божии, казнить лучших людей русских. Сие есть попущение Божие, гнев Господень за отречение России от своего Богопомазанника! А то ли еще будет! Ангел Господень изливает новые чаши бедствий, чтобы люди в разум пришли. Две войны - одна горше другой - будут. Народ промеж огня и пламени... Но от лица земли не истребится, яко довлеет ему молитва умученного Царя!»

Святой Праведный Старец Николай Псковоезерский (Гурьянов,+ 24.08.2002) учил: “Россия не поднимется, пока не осознает, кто был наш Русский Царь Николай. Без истинного Покаяния нет истинного Прославления Царя. Не забывайте, Царь Николай своими страданиями спас нас. Если бы не муки Царя, России бы не было! Осознать должна Россия, что без Бога - ни до порога, без царя - как без отца!” "Кто любит Царя и Россию – тот любит Бога. Если человек не любит Царя и России – он никогда искренне не полюбит Бога. Это будет лукавая ложь!"

Дорогие братья и сестры! Святой Государь Николай II добровольно отрекся от престола, смиренно взошёл на Русскую Голгофу и совершил Христоподражательный искупительный подвиг, благодаря которому Русь и Русский многонациональный народ до сих пор живы.

Как вы понимаете, в России всё произошло также, как и с Господом нашим Иисусом Христом: еврейский народ сам отрекся от Него и избрал себе разбойника Варавву и сатану, так и на Руси вместо Отца Державного - были избраны временщики, враги и оккупанты. Имеющий разум, да разумеет!

ПОСЛЕДНИЙ ДРУГ ЦАРЯ... К дню памяти командира Отряда по охране Царской Семьи

Евгений Степанович Кобылинский (1879–1927) – офицер действительной службы, полковник лейб-гвардии Петроградского полка. Начальник караула, затем – комендант Александровского дворца в Царском Селе, впоследствии – командир Отряда особого назначения по охране Царской Семьи в Тобольске.

На фото: Е.С. Кобылинский

Во все время службы при Царственных Мучениках полковник Кобылинский мужественно и терпеливо нес крест непонимания и недоброжелательства, клеветы и ненависти, оскорблений и угроз. Русский офицер и дворянин, воспитанный на старинной заповеди: «Душу – Богу, сердце – даме, жизнь – Государю, честь – никому», он выстрадал необыкновенное признание: «Я самое дорогое отдал Государю Императору – свою честь».

С лейб-гвардии Петроградским полком полковник Кобылинский ушел на Первую мировую войну. В бою под Лодзью 8 ноября 1914 года получил ранение в ногу с поражением нерва и лишь благодаря искусству врачей остался жив. В марте 1915 года вернулся в свой полк, а в июле под Гутой Старой его контузило. Вследствие этой контузии развился нефрит в очень тяжелой форме. Кобылинский был признан негодным к строевой службе и вернулся в Петроград, в запасной батальон полка.

Из показаний Е. С. Кобылинского на следствии 6–10 апреля 1919 года в Екатеринбурге:

«В 2 часа ночи мне позвонили на квартиру и передали приказ Корнилова – быть 8 марта в 8 часов утра на Царскосельском вокзале. Я прибыл на вокзал и увидел там генерала Корнилова со своим адъютантом прапорщиком Долинским. Сели мы в купе. Корнилов мне объявил: „Сейчас мы едем в Царское Село. Я еду объявить Государыне, что Она арестована. Вы назначены начальником Царскосельского гарнизона“».

Так 8/21 марта 1917 года Евгений Степанович приступил к несению новой и, как он вскоре поймет, самой тяжелой своей службы.

Генерал-лейтенант Корнилов, представив Государыне нового коменданта, поручился в его преданности и такте. В отношении Кобылинского это была абсолютная правда.

Полковнику, при всей его скромности в самооценке, не в чем было себя упрекнуть: «Власть над охраной и домом была в моих руках. Я думаю, что Семья привыкла ко мне и, как мне кажется, не могла иметь против меня какого-либо неудовольствия. Сужу об этом по тому, что перед отъездом из Царского Государыня благословила меня иконой».

Выбор Корнилова оказался необыкновенно удачным. Кобылинский работает столько, что «часто не завтракает и не обедает» (Из письма Государыни М. М. Сыробоярской от 30 июля). Свои обязанности он выполнял не за страх, а за совесть. И обладал достаточной находчивостью и твердостью, чтобы максимально оградить арестованных от придирок, прямых оскорблений и угроз революционной массы. Тут стирались сословные границы – грядущий хам выступал в образе и распущенного, пьяного солдата, и лощеного бывшего гвардейца, и истеричного интеллигента.

Для сопровождения Семьи в Тобольск Керенский обязал полковника Кобылинского сформировать отряд охраны, а для подкрепления полномочий вручил бумагу, которая предписывала: «Слушаться распоряжений полковника Кобылинского как моих собственных. Александр Керенский». Отрядный комитет, проигнорировав как документ, так и подпись, самостоятельно набрал команду крайне левого направления. Кобылинский решительно заявил, что он с этим составом караула не поедет. Керенский долго, но тщетно уговаривал Комитет. Наконец вспомнил, что он – военный министр, и потребовал подчинения. Но все же в отряд проникло много красных «товарищей».

В Тобольске Кобылинский и его помощник Макаров постарались превратить дом, предназначенный для Царственных Узников, в уютный и комфортный. Его отремонтировали, купили мебель, рояль для Великих Княжон, пружинные кровати для Их Величеств.

Наставник Цесаревича Пьер Жильяр:

«Император очень страдал от недостатка физических упражнений. Полковник Кобылинский, которому он на это пожаловался, велел притащить стволы буковых деревьев и купил несколько пил и топоров, так что мы могли готовить дрова для кухни и печей. Это было одно из главных развлечений во время нашего заключения в Тобольске».

Жизнь вошла в относительно спокойное, в сравнении с Царским Селом, русло. Власть была в руках полковника. Местным советам он не подчинялся, центр не докучал проверками и надзором. Кобылинский делал все, чтобы Семья чувствовала себя максимально защищенной. Добивался послаблений для Нее, свиты и служащих. А чтобы не вызывать подозрений в попустительстве «врагам народа», всячески лавировал, жал руки комиссарам и напускал на себя угрюмость при общении с Узниками. Это лавирование требовало от Евгения Степановича, прекрасного воина, но никудышного актера, предельной растраты душевных сил.

Дочь лейб-медика Царской Семьи Е. С. Боткина Т. Е. Мельник-Боткина:

«Люди правого направления возмущались поступком Кобылинского, удивляясь, как гвардейский полковник старого времени мог взять на себя должность „тюремщика“ при Семье. Между тем никто из них не подумал, какую пользу может принести верный человек на таком посту, никто не оценил великого и благородного поступка Кобылинского по достоинству. Никто не подумал, что, несмотря на революцию и состоя якобы в противном лагере, он продолжал служить Государю верой и правдой, терпя грубости и нахальство охраны и презрительное отношение некоторых приближенных, не понимавших трудности его положения».

Кто-то не понимал, кто-то возмущался, но зато поняли и всегда защищали полковника генерал Татищев и доктор Боткин. По достоинству оценила его Царская Семья. Из письма Государыни А. В. Сыробоярскому от 28 мая 1917 года:

«Вы удивлены, что я так вдруг откровенно пишу, но письмо не пойдет почтой, а нашего нового коменданта менее стесняюсь. Мы посещали его в Лианозовском лазарете, снимались вместе, так что совсем другое чувство, и потом, он настоящий военный. Хотя не завидую ему – очень уж ему трудно должно быть. Но Бог его наградит за доброту...»

Няня Детей Е. Эрсберг:

«В высшей степени хорошо, душевно относился к Ним Кобылинский. Он Их любил, и Они все хорошо относились к нему. Он был весьма предупредителен к Ним и заботился о Них. Но ему было очень тяжело ладить с распущенными солдатами и приходилось быть осмотрительным. Он, однако, проявлял большой такт. Не будь около Них Кобылинского, я уверена, много худого Они могли пережить при ином человеке».

Из дневника Государя от 8/21 апреля 1918 года: «Кобылинский показал Мне телеграмму из Москвы, в которой подтверждается постановление отрядного комитета о снятии Мною и Алексеем погон! Поэтому решил на прогулки их не надевать, а носить только дома. Этого свинства Я им не забуду!»

Вскоре поступило требование снять погоны самому Кобылинскому. П. Жильяр:

«Полковник Кобылинский пришел сегодня в штатском костюме, т. к. он отказался носить форменное офицерское платье без погон».

К этому времени полковник находился на грани отчаяния:

«Это была не жизнь, а сущий ад. Нервы были натянуты до последней крайности. Тяжело ведь было искать и выпрашивать деньги на содержание Царской Семьи. И вот, когда солдаты вынесли постановление о снятии офицерами погон, я не выдержал. Я понял, что больше нет у меня власти, и почувствовал полное свое безсилие. Я пошел в дом и попросил Теглеву доложить Государю, что мне нужно Его видеть. Государь принял меня. Я сказал Ему: „Ваше Величество, власть выскальзывает из моих рук. С нас сняли погоны. Я не могу больше быть Вам полезным. Если Вы мне разрешите, я хочу уйти. Нервы у меня совершенно растрепались. Я больше не могу“. Государь обнял меня одной рукой. На глаза у Него навернулись слезы. Он сказал: „Евгений Степанович, от Себя, Жены и Детей Я Вас прошу остаться. Вы видите, что Мы все терпим. Надо и Вам потерпеть“. Потом Он обнял меня, и мы поцеловались. Я остался и решил терпеть».

«И он терпел для того, чтобы удержаться при Их Величествах, хотя поседел и состарился за эту зиму точно за 10 лет» (Т. Е. Мельник-Боткина).

Из показаний Кобылинского следователю Соколову:

«Некоторое время спустя, когда я хотел пройти в дом, солдаты меня не пропустили <…>. Cкоро прибыл Родионов, и состоялась замена нашего караула латышским отрядом. Латыши сразу заняли все посты и не пропустили меня в дом. Это было за несколько дней до отъезда Семьи... Родионов хам, грубый зверь, сразу же показал себя... Была в это время всего-навсего одна служба в доме. Латыши обыскивали священника; обыскивали грубо, ощупывая монашенок, перерыли все на престоле. Во время богослужения Родионов поставил латыша около престола следить за священником. Это так всех угнетало, что Ольга Николаевна плакала и говорила, что, если бы она знала, что так будет, она и не стала бы просить о богослужении. Когда меня не впустили больше в дом, я и сам не выдержал и заболел: слег в постель».

Кобылинский, не оставлявший Детей без своего попечения, собирался ехать с Ними в Екатеринбург и обещал отвезти к отцу Татьяну и Глеба Боткиных. Но случилось то, за что впоследствии полковника снова будут обвинять. На этот раз – в симуляции и трусости. Евгений Степанович, ослабленный тяжелыми ранениями, вдобавок заболевший в Тобольске нервной экземой, не справился с последними потрясениями. С температурой 40° он слег буквально в день отъезда Царственных Мучеников и был вынужден остаться в Тобольске.

Т. Е. Мельник-Боткина:

«Я определенно знаю о желании Кобылинского сопровождать Их Высочества. Да и как можно сомневаться в чувствах и действиях этого высокопорядочного и преданного Их Величествам человека?»

Полковник не сдержал слез, когда узнал о гибели Семьи. Особенно сильно переживал из-за Алексея Николаевича. Горечи ему, по свидетельству близких, добавляло то, что он ждал, но так и не дождался людей, которые помогли бы ему освободить Царственных Узников. Более того, его заместитель, капитан Аксюта, утверждал, что они вдвоем разработали план освобождения и известили о нем Государя. Но получили ответ, что «в такое тяжелое время ни один Русский не должен покидать Россию. И Я не собираюсь куда-либо бежать и буду ожидать здесь Своей участи». Пусть это только легенда, но она вносит замечательные дополнительные черты в портреты Государя и полковника Кобылинского.

Видимо, неслучайно болезнь свалила Евгения Степановича перед самым отъездом Детей. В Екатеринбурге его, безусловно, ожидали арест и гибель. «Вин» перед новой властью у него было предостаточно: служба в Царской армии, независимость и твердость во взаимоотношениях с совдепией, близость к Государю. Не зря ведь Государь записал в дневнике: «Кобылинский Мой лучший друг».

Господь сохранил тогда жизнь полковника, чтобы он помог расследованию Н. А. Соколова и поведал миру правду о Царственных Великомучеников. Он это сделал:

«Теперь я могу сказать, что настанет время, когда Русское общество узнает, каким невероятным мукам подвергалась эта Семья <...>. Такой удивительно дружной, любящей Семьи я никогда в жизни не встречал и, думаю, <...> уже никогда больше не увижу».

В 1927 году Евгений Степанович был арестован. В уголовное дело подшита его предсмертная открытка жене и сыну, датированная 1 декабря 1927 года. Написана она в московской Бутырской тюрьме, где его и расстреляли. Отсвет мученической кончины Царской Семьи озарил и личную Голгофу этого верноподданного Русского офицера.

Подготовила Татьяна Виноградова
По книге О. В. Черновой «Верные.

О тех, кто не предал Царственных Мучеников» (СПб., 2017. С. 132–143)

22 июля 2023 Просмотров: 15 961