– Ну что же вы ходите, как ваши прихожане, пенсионеры в основном, – не унимался назойливый прихожанин. – Вы должны быть во всем красивей всех, представительней. На высоте!.. На вас все смотрят.

– Так она, высота-то, разная бывает. Про ту, что вы утверждаете, внешняя, суетная, никому не полезная. Мне она тем более не нужна… Таким выделяться нельзя, грех.

Помолчав немного, священник добавил:

– А то, что я выгляжу, как мои прихожане, даже очень хорошо. Так и должно быть. Я такой же грешный, как и они. Ещё хуже!..

– Ну, отец Герасим! – примирительно, картинно взмолился прихожанин. – Вы мне столько сделали! Должен же я вас чем-то отблагодарить.

– Вы что?! – грозно вопросил прихожанина священник. – Какие такие ещё «благодарения» мне, грешному? Богу надо! Его только нужно благодарить, и день и ночь. Всё благое – Он делает!

«Иго Мое благо, и бремя Мое легко есть»

(Мф. 11, 30)

ЗАТОРМОЗИЛИ

Расстроился отец Андрей. Показалось и ему «небо в клеточку». Всё распадалось и валилось из рук. Все усилия превращались в пустоту. В школе факультативное обучение «Основ Православной культуры» никто постигать не хочет. Приходишь, навстречу бегут, как зачумленные, торжествующие ученики, страшащиеся одного, как бы ты не загнал их обратно в класс.

Директор совхоза, опять же, бульдозер не даёт для выравнивания оврага, чтобы храм, стоящий на краю обрыва, не сполз вниз. Рабочих для установки вторых дверей, чтобы не промерзало зимой, тоже негде достать. Денег больших нет, вот и весь вопрос.

Отец Андрей давно уже не удивляется этому. Даже не заикается относительно того, чтобы кто-то помог, сделал что-нибудь в церкви. Только и слышишь повсюду вместо «На, бери! Давайте сделаем!» одно: «Дай, дай!..». Шкуру готовы содрать. С кого? Бедных прихожан и причта церкви Божией. В былые-то времена за честь почитали поучаствовать, сделать что-либо. Теперь о таком и не заикайся, засмеют. А с чего «дай»? Когда в приходе всего 5-7 прихожан и те сельские пенсионеры. Иной раз служишь и вовсе в пустом храме. Наскребёшь на «дай», и тут толку мало. Только и гляди в оба, у тебя на глазах даже будут воровать или делать не так, как должно, а «тяп-ляп». Укажешь на плохо сделанное, будут спорить час о том, что так только и возможно сделать, иначе никак нельзя. И это вместо того, чтобы за пять-десять минут переделать без шума сделанное криво, косо, недобросовестно.

Тут ещё «спонсор», понемногу помогающий, совсем всякие ориентиры во взаимоотношениях потерял. В последнее время разговаривает на повышенных тонах, перебивает ежеминутно, отчитывает как мальчишку.

«Доколе все это так будет происходить?.. – возроптал про себя отец Андрей. – Устал. Всё, устал. Хватит. Пора и мне на покой. Наработался. Натерпелся... Пусть вон молодые семинаристы, приходят и лямку тянут. Мне пора и о близких подумать. О тех, кто постоянно окормляется у меня там, в городе. Их почти три десятка. Пора и им уделить побольше внимания. Им нужнее, они охотнее слова Божия ищут. Да и о своей душе окаянной пора позаботиться, а не о досках, кирпичах, гвоздях,.. хлопотах всяких, о том, как бы чего добыть для прихода. Молодым эти страсти – в самый раз. Энергии много, ноги быстрые, здоровые... Задор начальный!.. Тем паче, что самое трудное, самое основное здесь уже сделано. Церковь стоит. Не дует, как некогда годами, не капает. Тепло. Для служб всё есть. На покой, на покой!.. Седьмой десяток три года назад распечатал. Всё, хватит. Кобылка устала. Заездили. На неделе вот в епархиальное управление надо съездить и подать прошение»

Думал такое раздосадованный священник после очередной неприятности.

Ровно гудел мотор «окушки», унося батюшку от треволнений сельского, бедного прихода в город, где он проживал со своей тоже немолодой матушкой.

Послышался резкий свисток. Недоуменно скосив глаза в сторону, отец Андрей понял по подтверждающему жесту постового, что свисток относится к нему. Нажав на педаль тормоза, священник послушно остановился. Взяв с собой документы, вышел для получения наказания за какой-то проступок.

Увидев задержанного в подряснике и скуфье, постовой несколько растерялся и добрым тоном пожурил:

– Что же вы, батюшка, о скорости забыли? Себя не жалеете и других. Случись что, большая неприятность может произойти.

– Простите меня. Неприятности. Задумался, – искренне повинился священник.

– Не гоните больше так. Будьте осторожны, – попросил сердечный постовой и особенно проникновенно закончил. – Берегите себя. Вы ещё нам нужны...

Как жаром обдало отца Андрея! Удивленно оглядел он чудесного постового. Поражённо только и мог восклицать в своих мыслях: «Господи! Как же ты велик!.. Как Ты заботлив, даже ко мне, ничтожному. Как Ты в минуты отчаяния, горестей тонко подаёшь наставления и подкрепляющие вразумления Свои. Совершенно неожиданным образом... Нужен, нужен я здесь, этим людям»…

Стал он вспоминать со стыдом все свои мрачные размышления о неустройстве, проблемах, рабочих, об уходе на покой, которые довлели над ним в дороге. И вот он ответ ему от Господа, через остановку и вразумление из уст постового! За постыдные колебания.

«Прости меня, Господи! Буду нести свой маленький, не такой уж и тяжёлый крест, пока останутся хоть малейшие силы, буду служить там, куда Ты определил. Раз так требуется от меня, малодушного...»

– Что вы стоите? Езжайте, – вывел из оцепенения священника добрый постовой.

– А, да... Спасибо, простите, – поспешно, радушно попрощался отец Андрей.

Сел он обратно в «окушку» и поехал осторожно дальше вперед.

Быстро завершил он свои досадные размышления решительным, ясным выводом: «Слышал? Рано ты, голубчик, на диван собрался. До гробовой доски работать нужно, на ниве духовной. С какими бы трудностями это сопряжено не было. Для этого и «нужен»! Понятно?.. Святые что говорят? «С креста не сходят. С него снимают»…

Резко перестроив своё настроение и мрачные мысли. Деятельно принялся отец Андрей планировать в уме, снова стал размышлять о приходских проблемах. О том, как решать те или иные трудные задачи, заботы прихода, вверенного ему Богом.

«Дух святого научения уклонится от неразумных умствований»

(Прем. 1, 5)

«Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим от уст Божиих»

(Мф. 4, 4).

МОЖНО ЖИТЬ!

Немолодой священник был назначен на приход, основу которого составляли руины храма. Одни полуразрушенные стены. Ценой огромных трудов, хлопот ему удалось за год вместо разрушенного свода храма соорудить крышу-навес, доложить стены. К концу второго года служения, хождения по инстанциям, учреждениям, организациям он выклянчил, насобирал наконец сумму денег, на которую смог закупить и привезти необходимый материал для возведения пола и окон в храме. Осталась еще небольшая сумма для оплаты труда тем, кто соорудит это.

Подвернулись как раз заезжие, недорогие рабочие. Сговорились. Начали делать. Спешили. Надо было успеть к престольному празднику. Но произошло несчастье…

Пришла телеграмма священнику о том, что в неблизкой отсюда веси умерла его мать. Быстро собравшись, священник спешно уехал на похороны матери.

Через неделю уставший, осунувшийся священник вернулся на приход. Здесь его ждал новый, неожиданный удар.

Подойдя к храму, он не услышал трудовых звуков пил, топоров, бодрящего стука молотков…Дверь в храм была не заперта и, вероятно, давно. Она была просто прикрыта.

Войдя в храм, священник не увидел ничего произведенного, что планировалось, о чем договаривался он с рабочими. Их не было… Как и не было всего того стройматериала, который стоил ему стольких хлопот и денег. На земле валялись три бракованных, треснутых бруса, несколько таких же досок…Рам в окнах тоже не было. Вместо этого по храму взвихривался пылью гуляка-ветер. Вот и всё, что увидел священник.

Скрипнула дверь храма. В полумраке обозначилась фигура живущей напротив бабы Марфы. Она несмело, бочком, подошла с привычной, несколько насмешливой улыбочкой на устах. Поведала о том, что рабочие сразу же по его отъезде прекратили работы. Стали грузить брус, доски, цемент, кирпич, готовые застеклённые рамы окон, инструмент, ящики с гвоздями... Увезли всё. Понизив голос, она доверительно сообщила, что нашлись в селе те, кто за малую цену, а то и вовсе за бутыль самогонки приобрели краденное, прекрасно зная, откуда оно.

Ничего не ответил ей священник. Не укорил он и сельчан в том, что потворство, равнодушие к происходившему на их глазах разбою равноценно соучастию в нём. Не проронив ни слова, тяжело опустился, сел на один из оставленных беглецами брусов.

Какой смысл возмущаться? За два года пребывания здесь он свыкся с общей инертностью, безучастностью, равнодушием окружающих. Он уже давно перестал произносить бесполезные, бессмысленные призывы, прекрасно зная, что ничего, кроме досады, глухого раздражения, еще большего охлаждения, укрепления в обратном, он не вызовет. К такому он давно привык, поэтому с самого начала, как мог, все доставал, делал сам. Он не просил помощи ни у кого. Жителям это понравилось. У них появилось дополнительное оправдание своего равнодушия, безучастности. Священник смиренно нёс один тяжёлую ношу. Но представить такое!..

Досаднее всего было не от урона, каковой нанесли нечестивые «рабочие». С этими, как говорится, «всё ясно». Резала нутро боль другая, от досады на односельчан: «Как они могли равнодушно взирать на то, что вытаскивают из храма, грузят, разносят даже по их домам ворованное из церкви?!. Почему они не остановили воров? Те – чужие. Эти же – свои! Некоторые из них прихожане!..» Отравой вползало: «Свои ли? Хоть и рядом живут, а всего лишь соседи, и всё тут»

«Значит, ты такой непутевый священник, что не можешь их воспитать, направить на доброе, благое», – попытался спорить он с искушающими от врага мыслями. Тот продолжал настырно втискивать ему в голову новый ход мыслей. «Телевизор для них – и храм, и икона. Похабные словечки телеведущих авторитетней во сто крат, чем Слово Божие из уст священников»

Недвижно, одиноко сидел он на балке, зябко поджав под себя ноги. Уставился незряче в мутное пространство.

Долго сидел, пока совсем не замёрз. Встал. Прошел в отделённый фанерной стенкой от общего пространства церкви алтарь. Посидел там на табурете. Долго смотрел на обвисшее скорбно, на Кресте, Тело Спасителя. Устыдился. «Вон какие страдания Господь претерпел!.. А у тебя что? Ерунда, да и все. Разнюнился тут. Взялся за гуж – не говори, что не дюж. «Страдания» у него, «бедненький»… Радуйся скорбям! Было бы всё как по маслу, тогда никакой пользы для души не получил бы. Чем тогда будет на мытарствах Ангел Хранитель откупать тебя грешного. Давай, вставай, шевелись! Враг разрушил, а ты будь настойчивым. Снова созидай! Надо проемы окон снова забить досками, пока не выдуло последнее тепло. Всенощная скоро. Люди придут, как стоять им в холоде? Вперед! Неси крест свой, как Тот, за Кем ты идёшь!.. Не ной. Неси бодро, не скисай!»

Он поднялся, взял единственный оставшийся молоток, пошёл к выходу. Там, у церкви, спешно, под моросящим дождичком он стал снова разбирать сложенные, как ему казалось, ещё совсем недавно, ненужные деревянные щиты, которыми временно были забиты окна храма. Благо гвозди были не загнуты. Он довольно скоро прибил щиты на прежнее место. Взглянул на часы. Взял железный прут у подвешенной рельсины. Стал сильно бить по ней. Глуховатый, но сильный звук разносился далеко, будоража округу. Сотрясал паутину всеобщей сонности, опутавшую всю округу проводами, антеннами, наркотизированной ленью, равнодушием, жестоким эгоизмом, трясиной греха…

Зябко поёживаясь, священник вернулся в храм, стал зажигать лампады. Пора начинать воскресную службу Создателю всего и вся. Это – главнейшее дело на земле! Пока оно сотворяется, всё можно ради этого перенести. Можно трудиться, перетерпеть любые скорби. Можно жить!..

«Вера без дел мертва есть»

(Иак. 2, 17)

«Господь дал нам способность быть служителями Нового Завета,

не буквы, но духа, потому что буква убивает, а дух животворит»

(2 Кор. 3, 6).

ПЕВУН

Отец Пётр после службы подходит к молодому певчему на клиросе и спрашивает его:

– Ты сегодня солировал на службе?

Тот горделиво отвечает:

– Да!.. Слышали?

– Ещё бы.

Немного помолчав, священник неспешно повёл к сути разговора:

– Тебе регент ничего не сказал?

– Нет.

– А зря… – неожиданно отец Пётр строго произнес. – Плохо ты пел.

Певчий растерялся:

– Как это?.. – он даже задохнулся от возмущения. – У меня консерваторское образование!

– То-то, что консерваторское, а не духовное. Ты когда поёшь, о чём думаешь?

– Ни о чём.

– Лукавишь.

Певчий задиристо спрашивает:

– Ну, о чём я думаю?

– О себе. О своей персоне мнишь. Какой ты грамотный, какой у тебя голосок. Покрасивей, мол, всех, голосок-бесок. Вот ты и выдаёшь позаковыристей, громче всех. Свою персону тычешь всем. А люди не ради тебя в церковь приходят. Ради Другого! В церкви только о Господе нужно думать, только Ему работать, и петь в том числе.

Певчий упрям:

– Я, как надо, делаю.

Священник огорченно вздохнул:

– Кому надо? Тебе?.. А здесь надо, чтобы через усердие и смиренное послушание – общему служить. В точном исполнении воли и вкуса не своего, а поставленных над тобой регента и настоятеля. Возносить надо Одного Бога. Запомни это хорошенько, мой дорогой.

– Нас учили по-другому!

– Переучивайся. Со своим «уставом» самости, тут нельзя служить. Для этого есть эстрада, там бесчинствуют, как только хотят, а тут Богу служат…

«Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и мамоне»

(Мф. 6, 24).

ТАИНСТВО

Совершается Крещение. Крестится пятилетний ребёнок. Он весь извертелся, непрерывно громко плачет. Завивается ножками и ручками до удивительно замысловатых поз. Красный весь от крика и возмущения. Как только приближается священник, он отталкивает его от себя и руками, и ногами. Родители, родственники, гости в напряжении, недовольные длительностью происходящего, «дотошным» священником, не ускоряющим и не сокращающим положенный чин.

Когда ребенка трижды окунали в купель, он вовсе от неприятия происходящего с ним закричал, что есть мочи.

Распалённая мать его подлетела к священнику и выкрикнула:

– Ну, долго ещё это будет продолжаться?!

Священник спокойно взглянул на неё и негромко ответил:

– Примерно ещё столько же.

– А нельзя ли это как-то ускорить?!.

– Нет, чин есть – чин.

– Вы же видите, ребёнок весь измучился!

– Вижу.

– И что?

– Ничего. Будем продолжать всё, как положено.

– Вам хорошо! А бедному ребенку страдать?..

– Страдает он от другого.

– От чего?

– От нервозности взрослых. Ему передаётся всё.

– Что всё?

– И грехи ваши…

– Как?

– Брак наверняка не венчан.

– Нет.

– Зачат он был, я подсчитал, в Великий пост.

– …….

– Аборты делали?

Она молчит.

– Когда вы его носили – в храм Божий ходили? Исповедовались, причащались?

– Нет, – опустив голову, глухо ответствовала мать.

– Когда родился ребенок, вы целых пять лет не крестили его, не причащали.

Ответа нет.

– К тому же, ведёте, судя по вашим манерам, и вашим приятелям, легкомысленную, далёкую от благочестия жизнь. И вы хотите, чтобы ваш ребёнок вёл себя здесь, в храме, благостно?.. Вам находиться тут тягостно, невыносимо. И ему – тоже. Хотите благих изменений в своем ребёнке? Изменитесь к лучшему сами.

Больше неудовольствий от родителей и родственников не было. Тише, доброжелательней стал вести себя и ребёнок. Священник без препятствий довершил Таинство.

«Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы. Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится»

(1 Кор. 13,1-8).

ТРУДНЫЙ СОБЕСЕДНИК

Долго шла Всенощная служба, и чувствовал себя отец Феодор неважно. Кружилась немного голова. Дыхание сипящее, с клубами пара при произношении молитв и ектений, зримо это обозначалось в плохо отопляемом храме. «Наверное, заболеваю?... Не ко времени» – подумалось ему, и тут же, ободряя себя, он направил свои мысли на иронический путь: «А когда бывает «ко времени?»…– и ответил себе – Плохое всегда не вовремя. Только хорошее всегда нам желанно и «ко времени»…

Вспомнил он и о том, что не придётся ему сразу после службы уйти, потешить себя, полечить горячим чайком. Человек ждёт. Перед службой пришёл. Просил помощи, совета. Надо будет с ним ещё остаться в холодном, сыром храме, исповедовать помочь, чем возможно.

Когда три-четыре бабушки – вся его паства, разошлись, он вышел из алтаря к ожидавшему его мужчине, приехавшему за двадцать километров отсюда, из города.

Прочитав положенные молитвы, священник стал исповедовать ставшего на колени перед иконостасом мужчину. Тот сбивчиво перечислил грехи, которые помнил, в основном повторил все сказанное до службы, о том, как в очередной раз вспыхнула между ним и его семьей ссора. Как он чуть не схватился за топор… Едва удержал себя, убежал из дома. Не знает теперь, как ладить с домашними, как жить с ними, с самим собой.

В ответ на это много полезного, из книг святых отцов по такому поводу сказанного ими привёл в пример исповеднику отец Феодор.

Заметно, что это произвело в пришедшем благое действие. Мужчина немного отмяк, стал уже не только самооправданием заниматься, вынесением жёстких упрёков в адрес противной стороны, но и выспрашивать, искать пути примирения, в чём отец Николай ему охотно помогал. Благожелательно настроенный, мужчина стал доверительно просить советы и по другим своим неладам:

– А вообще-то, батюшка, как вот любить других людей? Ведь много таких!.. (Он едва удержался от крепкого, бранного словца) Ну… одним словом, нехороших. Каких не то что любить, а и смотреть на которых противно. Как их любить?..

– Так, как Господь нас всех любит. Сказано же, что солнце греет и светит всем. И цветочкам полевым, и валяющемуся на дороге навозу. Так и Создатель терпеливо благоволит ко всем нам.

– Ну, а если злой человек? Если он плохое только и делает всем. Как его-то любить? За что?

– За что вас любят? – спросил невозмутимо священник.

– Да никто меня не любит! – досадливо махнув рукой, сердито отрубил мужчина.

– Ну, как же? Мама ваша любит же вас?..

– Нет у меня уже матери. Умерла она. Нет её, – горько, но и доверительно поведал мужчина.

– Она есть, – поправил его священник. – Церковь учит, что «у Бога все живы». Вы просто на время в разлуке, но она видит вас, помогает вам, насколько это возможно. Она удерживает вас от непоправимого. Молится за вас и сейчас… Когда жила с вами, она любила вас?

– Ну, конечно!.. Она же – мать, родная, вырастившая меня. Всё понимала, жалела меня. Только она одна.

– А отец?

– Отца не видел. Его в конце войны убили, я только родился.

– Видите, как трудно было маме вашей вас поднимать.

– Да, и годы были трудные, голодные… – согласился обиженный всеми.

– Дети есть у вас?

– Есть. Дочь. Замужем уже.

– Ну вот, они…

– Не-ет!.. Вот эти уж нет! Как змеи подколодные, эти дети…

– А что так?

– Живут с нами. Зять пьёт. Всё задирается, а дочка, одно только слово что дочь, а так, как змеюка, готовая в любой момент вцепиться. Они на пару, да ещё жена моя на их стороне. Кровь мою пьют.

– Внук у вас есть?

Нахмуренный мужчина разом обмяк, лицо его разгладилось, он заулыбался, поделился радостью:

– Внучёк у меня хороший, добрый. Любит меня. Встречает, когда домой прихожу, тапки приносит, обнимает. Он для меня моя отрада и есть.

– Ещё, наверное, и друзья по работе есть, другие хорошие люди, знакомые по жизни тоже есть наверное?...

– Ну, так… – мужчина задумался, стал вспоминать, согласился. – Ну да…да…так… Конечно, человек пять-шесть, можно сказать, есть, с которыми хорошо мне бывает.

– Видите! Какой вы богатый!.. – подытожил священник. – А вы не радуетесь и не живёте этой радостью. Не несёте этой радости повсюду, на всех. Не притягиваете к себе через это сердца, доброту других людей, с которыми у вас не взаимное приятие, а конфликты. Вы думаете, если посмотреть на нас со стороны, мы приятны всем?.. Надо стараться, учить себя любить всех, а не только тех, которые нам приятны. Если хорошее делаем тем, кто к нам не питает добрых чувств и даже враждебен, тогда, это большая польза не только для них, но и прежде всего для нас самих.

– Как это делать? Как?! Когда, к примеру, на тебя всё время зло смотрят?

– Усилием. Большим усилием над собой. Напряжением воли. Не поддавайся на злое, на гнев. Всеми силами ищи хорошее в тех, кто на тебя «несправедливо» нападает. Всё равно делай им добро. Только оно и растапливает лёд, нейтрализует яд.

– А как же борьба со злом?

– Только добром можно бороться против зла. Другого средства нет. Добро – это чистая, живительная вода, залечивающая раны и угашающая огонь. Отвечая же злом на зло – это то же, что бензином тушить пожирающий всё огонь.

– Трудно... но буду стараться, – подумав, согласился мужчина. Но всё ещё уязвленный неусыпаемым червем противоречия, снова полемически восстал: – Вы же смотрите, наверное, «Последние известия»?

– Нет, дел очень много. Иногда только слушаю радио.

– Почему? – удивился мужчина.

– Потому что про то, что будет, нам две тысячи лет назад, сообщил апостол, евангелист Иоанн Богослов в своём «Откровении». И вся история человечества неуклонно подтверждает верность предсказанного им. Через какие конкретно события и лица это происходило и происходит, не так важно. Важно то, что по гибельному вектору мы идём. И судя по окружающей вакханалии беззакония, падения духовного и нравственного в людях, мы так несёмся, сломя голову, к своей погибели, что находимся уже на заключительной стадии величайшей драмы.

– Вы не патриот!.. – возмутился мужчина. – Нам показывают бедствия, страдания людей, а вам это «не интересно», вы не сопереживаете этому?! Надо же что-то делать! Получается, что Церковь в стороне? Вам дела нет до того, что происходит?!

Чуть помолчав, отец Феодор всё же ответил:

– Сейчас особенно зримо человеческое безсилие перед сатанинским хаосом. Только Тот, Кто сотворил всё, может вновь восстановить правду и справедливость на земле. Путь у всех людей и у каждого человека один – с Богом! Народ же и говорит: «Без Бога – ни до порога!». Понятно?

– Не совсем. Разобъясните, пожалуйста.

– Нужно помнить слова преподобного старца Серафима Саровского: «Стяжи дух мирен, и тысячи спасутся вокруг тебя»… И народ наш мудрый сказал: «Лучше плохонький мир, чем хорошая война». Вам, борцу «за правду», нужно переквалифицироваться в борца за добро. Сейчас этой «правды» полно! У всех – мешками. И лупим друг друга ими весь день. А вот добра, любви, участия крохи остались. Это для нас сейчас – главнейшая задача. Потеряем это – будем стадом, со скотскими «правдами и справедливостями»

Помолчав немного, отец Феодор извинился:

– Простите, у нас уже идёт не исповедь, а что-то другое.

Он спросил мужчину о ещё имеющихся неустройствах духовных и прочитал разрешительную молитву над ним. С трудом разминая старые, больные ноги, подбодрил: – Давай, давай, поработай, попотей над собой. Это совсем не то, что молоть языком о чужих грехах. Тяжёлый труд, но необходимый и благодарный. Увидите, какой хороший урожай будет! Как всё прояснится, станет понятным и возможным.

Мужчина усмехнулся, поделился:

– Подлечили вы меня малость. Уж не знал, чего и делать. Готов был уже их всех рубануть или себя самого. Во, жуть-то какая была! А вы вот…загасили всё. Спасибо вам.

– Да не я… – отмахнулся отец Феодор. – Ни одного слова от себя я не сказал. Это всё – от святых отцов. Читать надо их. Оттуда и мир душе получится. И твёрдое исполнение того, что впитал, получил. Дерзайте!..

На том и разошлись.

Совсем расхворавшийся священник, пошёл в ветхую избу у церкви. Мужчина заспешил к застывшим на морозе «жигулям», которые предстояло ещё разогреть, прежде чем машина повезёт к тёплому родному дому.

Торопливо разжёг отец Феодор непослушными, замерзшими пальцами печурку. Поставил на неё старенький чайник. Почти вплотную прильнул к печке, обняв её руками, отогреваясь. Не выходил у него из головы мужчина, его исповедь, и разговор. Всплыло в памяти возмущение мужчины на него. Обвинения в равнодушии к происходящему в стране, к людям. «Знал бы он, как долго и через какие тернии я продирался… – покачал головой священник. – Сколько претерпел суеты, колготни. Сколько потерял драгоценного времени, сколько лет! Прежде чем добрался и успокоился...»

Досада за многие упущения в жизни, неугасимым огнём сейчас опалила его усталое сердце. Он присел на табурет. Ожидая, когда закипит вода в чайнике, горестно обхватил свою седую голову.

«Кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч?.. Все сие преодолеваем силою Возлюбившего нас»

(Рим. 8, 35-37).

МАЛОВЕР

Наступили холода. Скоро зима.

Еще весной отец Николай и его ближайшие помощники взялись за дорогостоящее восстановление порушенной церкви. Быстро пролетело лето, но сделать удалось мало. То обманул кто, обещал, а к делу не приступил. То посадки, то полив, то сбор урожая, то выходной, то проходной, то запил один – другой... Работников безработных – пруд пруди, без дела с утра шатаются, а работать некому. Деньги же вытекали и сужали намеченные планы. Так что к осени все истаяли, а многое оказалось неосуществлённым.

Жаркая осень разом как-то переменилась на дождливую, ненастную. Работы встали. Не было кровли, даже временной, и многое из сделанного уже намокало, портилось, погибало. К этому времени иссякли средства и не на что было уже приобрести стройматериалы, чтобы защитить от непогоды то, что удалось сделать в храме. Остро встал извечный вопрос – что делать?

Срочно, отовсюду, стали испрашивать помощи. Опросили всех. Результат нулевой. Энтузиасты приуныли, почти в отчаянии.

Священник с грустью спрашивает ближайшего своего помощника:

– Уже нет никаких соображений, фантазий. Где, у кого еще можно попросить помощи?

Помощник печально молчит.

– Положение – аховое, – продолжает отец Николай. – Если ещё и морозы ударят, тогда всё! Даже при наличии стройматериалов ничего уже нельзя будет сделать. Это всё! Весной придется начинать по существу с начала. И обстановка будет не благоприятней нынешней. Цены вырастут... (горько усмехнулся). А мы были уверены, что в это время уже станем служить в готовом утеплённом храме...

– Да, тяжело, – согласился помощник.

– Подскажите, к кому и куда можно еще пойти с просьбой?

– Не знаю, – честно признался помощник. Задумался. Потом лицо его просияло и он, как об открытии, выпалил: – А пойдите вы к Алексею Анатольевичу!..

Священник в удивлении поднял брови:

– К Алексию Анатолиевичу?..

– Да, к нему.

– Да ты что?! – замахал руками священник. – От одного моего вида, когда я вхожу к ним в контору, его воротит. Со всеми там я общаюсь, а он всегда в сторону, подальше, так и норовит запрятаться. Озирается, вид недовольный. Да ещё курит и матерится.

– Сходите, сходите к нему, – настаивал помощник.

– Какой толк? Это бесполезно. Совершенно бессмысленно, – категорически отмахнулся, поставил точку на таком предложении священник.

– Сходите, батюшка. Это он с виду такой мрачный. Я знаю, он – добрый. Поможет там, где другие отступаются, – не унимался помощник.

– Он – до-обрый?.. – переспросил с иронией священник и тут же дал твёрдый ответ. – Не поможет он!

– Попробуйте, сходите, – попросил помощник.

Помолчав, с большой неохотой, отец Николай согласился:

– Хорошо. Из-за того, что положение наше предельно тупиковое и нет других никаких, даже малейших вариантов. Схожу к нему, попробую попросить. Хотя уверен, что напрасно это будет, получу очередной унизительный отказ. Ладно, схожу. – И тяжело вздохнул.

Помолившись в сторону алтаря, священник пошел.

Придя в контору нужной организации, извинившись, поприветствовав всех, отец Николай подошел к тому, о ком был разговор. Преодолев свою скованность, робко попросил о помощи. И сразу же получил согласие, значительную сумму денег, без ожидаемых им усмешек, острот, отказа.

Оглушенный происшедшим, священник вернулся в церковь, к скучающим без дела строителям и бесцельно занимающемуся всякой мелочевкой помощнику. Тот, увидев священника, быстро направился к нему, спросил на ходу:

– Ну, как?

Всё ещё не пришедший в себя, удивленный отец Николай негромко, коротко произнёс:

– Дал.

– Вот! Что я вам говорил?! – возликовал помощник. – Сказал же я вам! А вы...

– Простите меня окаянного, – кротко проговорил священник. – Это чудо. Настоящее чудо Божие. Простите меня, маловера.

– Да чего там!.. – великодушно утешил помощник. Тут же быстро, торопя спросил: – Сколько дали?

– Много. Больше даже, чем необходимо сейчас.

– Да что вы?! – изумился помощник.

– Да, – подтвердил отец Николай. – Нате, считайте.

Священник вывалил сверток из непослушных, закоченевших рук. Помощник едва успел подхватить.

Отец Николай согбенно пошёл в обустраиваемый ещё только алтарь. Упал там у восточной стены на колени, стал делать земные поклоны. Тело его слегка подрагивало, чуть раскачивалось из стороны в сторону от исторгаемых из глубин звуков, слов, похожих одновременно на молитву, стон и плач:

– Господи, прости, прости меня, немощного, зломысленного. Сколько благодеяний Твоих на нас изливается, а, я ничтожный, всё недовольный, ворчу, ропщу, прихожу в уныние, а порой и в гнев. Не верю, как должно, в Твою милость, в доброту людей. Не имею простоты сердца, не верю в доброту человеческую. Не имею любви к людям полной, достаточной, какая должна быть во мне... Какой я пастырь им, какой я служитель Твой?.. Ничтожнейший, злобный червь я, вот кто. Прости меня, Господи, если можешь окаянного, неблагодарного. Дай мне сил, разумения, умножи любовь во мне ко всем людям. Без этого я – ничто... Маловер. Не холоден, не горяч, которого Ты извергнешь из уст Своих… Восставь меня падшего. Не оставь нас и впредь Твоими благодеяниями. Преумножи терпение и любовь во мне, дерзновение и веру неопадающую... Прости меня, прости, прости...

Священник замер в земном поклоне, говоря ещё что-то, сокрушенно покачивая головой, опущенной на свежее настеленные доски, строительный мусор на них, стружки, пыль возводимого алтаря.

Он ничего не воспринимал из окружающего, не слышал происходящего рядом: быстрых хождений взбодрившихся строителей, звуков пилы, бодрого стука топоров и молотков, дребезжания заработавшей бетономешалки, рычания отъехавшего за стройматериалами грузовика...

КОНЦЕРТ

До службы было ещё немного времени, и отец Пётр решил пойти в конец храма. У паперти, недалеко от входной двери церкви, он неожиданно услышал, как подходящие к дверям, припаздывающие певчие переговаривались между собой:

– Постой, Лен! Куда спешишь?

– На концерт, опаздываю.

В разговор вдруг вступила какая-то женщина, спросила их:

– А здесь концерты бывают?

Певчие засмеялись. Пояснили:

– Да! И хорошие.

– По вечерам что ли? По билетам?.. А я и не знала.

Певчие опять засмеялись:

– Эх вы!.. Мы так стараемся. А никто и не знает о нас.

– Ничего не понимаю, – растерянно произнесла женщина.

Певчие сжалились, пояснили:

– Мы здесь в хоре церковном поём. На службах. У нас – хороший хор.

– А-а… – приходя в себя, ответствовала женщина. – Теперь понятно. А то – «концерты» какие-то…

– Дело, конечно, не в названии. Хотя во многих храмах Москвы это называется именно так, – горделиво «просветила» женщину одна из тех певчих.

Отец Пётр не стал тут же, перед началом службы, разбираться с опаздывавшими певчими, возвратился в алтарь. Про себя решил побеседовать о «концертах» с ними после службы.

Служба, как всегда, захватила его полностью, и он забыл о разговоре припоздавших певчих. Но проходя через храм, там же у выхода опять услышал, как одна из певчих, звоня по сотовому телефону, говорила:

– Гоша, мы концерт закончили. Завтра днём репетиция будет. И потом вся неделя – свободная.

Отец Пётр запнулся на ходу. Не выдержав, на сей раз, возмутился:

– Какой ещё вам «концерт»?!.. Откуда вы притащили эту заразу? Я вам такой «концерт» покажу! Вон там! – священник указал за дверь храма. – Там вон «концерт» происходит, а не тут. Здесь – храм Божий, и богослужения, а не «концерты»! Ясно? Чтобы такого, даже по телефону, никто из вас не произносил!

– Хорошо, – растерявшись, поспешно согласилась певчая.

– Здесь Богу хвалу воздают, а не концертируют. Артисты погорелого театра нашлись! Тут вам не эстрада. И не «репетиции», а спевки. Ожаргонились они, модники. Тлен, мусор мирской в храм притаскивают. Не позволю! Отряхивайте его перед входом в храм. Если желаете в нём быть.

Певчая, не споря, покорно молчала. Виновато молчали и другие подошедшие «артисты» церковного хора.

Власть любви

Власть любви имеет право

И простить, и наказать.

С нею ангельская слава,

С нею Божья благодать.

Быть её рабом послушным –

Это милость и почёт.

И приказывать не нужно:

Душу к ней и так влечёт

Жажда истинного счастья

Вот я! Только позови!.

Нет другой на свете власти

Кроме пастырской любви.

(мученица Людмила Крюкова).

«Наше правило, защищать не жизнь свою, но — Истину»

(ап. Павел).

ВСТРЕЧА

Одна раба Божья, благочестиво пожив, поболев, поскорбев, отошла в мир Иной.

Её приятельница, с которой они рядом жили, дружили, в храм Божий ходили вместе, очень переживала о разлуке с ней. Усердно подавала милостыню, заказывала поминовения о усопшей в церкви.

К её великой радости, у них вскоре произошла встреча. Явилась усопшая ей во сне, как наяву. Приятельница не растерялась, сразу спросила усопшую:

– Как ты Там теперь живёшь?

Приветливо улыбнувшись, неопределённо пожав плечами, отошедшая ответила:

– Да как среди вас жила, так и Тут живу. Чем занималась, тем и Здесь занимаюсь. Тружусь, как Бог даёт.

Улыбнувшись ободрительно, усопшая исчезла, видение прошло, прежде чем взволнованная приятельница успела спросить ещё что-нибудь.

Проснувшись, искательница встречи с усопшей не могла более спать. Как кстати оказалась ей эта встреча, эти слова отошедшей подруги!.. Так целящие её уныние, одиночество… Мысль активно пульсировала о том, что не напрасны старания наши здесь, в жизни сей. «Что посеешь здесь, то пожнёшь Там».

Как же ответственно нужно жить! Следить за каждым поступком своим, словом, даже мыслями.

Весь следующий день и другие, были радостны, светлы для неё, от воспоминания этой встречи. Есть, есть надежда и упование на спасение. Есть!

«Я сораспялся Христу, и уже не я живу, но живёт во мне Христос. А что ныне живу во плоти, то живу верою в Сына Божия, возлюбившего меня и предавшего Себя за меня»

(Гал. 2, 16, 19-20)

«Истинного пастыря укажет любовь, ибо из любви

предал Себя на распятие Великий Пастырь»

Преп. Иоанн Лествичник

К СТАРЦУ

Было уже это давно, лет двадцать назад. Но проблема опоения паломническими поездками и ныне существует, несмотря на свалившееся обнищание в России.

Знакомый молодой мужчина, тогда, в те ещё времена, подступил к священнику и требовательно заявил:

– Отец Сергий, я слышал про известного старца Кирилла. Благословите меня. Мне нужно к нему съездить.

Священник не удивлён. Много такого он наслышался уже. Пошла мода и на старцев, как на благочестивую разновидность предсказателей. Спрашивает мужчину:

– Зачем он вам?

– Выяснить свои вопросы у него хочу.

– Какие?

– У меня их много…

– Простите меня, но нет у вас таких важных вопросов. Мы же с вами регулярно беседуем и, судя по всему, круг ваших проблем не требует такого участия.

Мужчина возмущен:

– Почему это нет?!.

Отец Сергий терпеливо начал объяснять ему:

– Все вопросы ваши – не событийные. Вы находитесь на начальном, ученическом еще этапе христианской жизни и чуть ли не ежедневно засыпаете меня своими немудрёными вопросами, они – простейшие. Мы их вполне и легко решаем тут. Во-вторых, сколько мы их не разрешаем с вами, но вы не двигаетесь вперёд. Ничего не делаете. Одни разговоры, игра «угадай-ка». Вопрос-ответ и более ничего. Достаточно того, что вы у меня поглощаете массу времени. Зачем же зря тревожить ещё и старца? Тем более такого, как отец Кирилл. Его и без вас много охотников отвлекать найдётся. Отнимать драгоценное время у него от молитв и по-настоящему важных встреч.

Мужчина обижен:

– Но многие же ездят к нему, спрашивают. Почему я этого не могу?

– Поясняю. Вы, как начинающий спортсмен. Из дворовой еще команды. Вы при этом не будете же пробиваться на встречу, разговор со знаменитым, мирового уровня тренером? У вас не получится разговора на должном уровне. Вы на разной волне проблем, общения. Вы на нижайшей, он – на наивысшей. Вы не поймете, не расшифруете его высокопрофессиональных наставлений, образов, формул. Вам пока еще нужно научиться ходить, достигнуть простейшего уровня овладения собой. Потом, даст Бог, вы достигнете, может быть, сложного и не будете пустым собеседником духовника такого масштаба.

– Почему вы обижаете меня, батюшка? У меня тоже есть проблемы.

– Как только таковые возникнут и я не смогу их решить, тут же сам порекомендую вам обратиться к старцу. У меня нет ни грамма ревности, боязни «потерять авторитет», или ещё чего такого, ничуть. Зачем понапрасну, по пустякам дёргать старцев? Их и так единицы, на всю Россию!.. Ну как, договорились?

Мужчина насуплено молчит. Потом упрямо говорит:

– Я всё-таки съезжу к старцу.

Отец Сергий взялся за голову и отвернувшись в сторону, еле слышно, со стоном произнёс:

– Как хорошо, что я не старец. Бедные, бедные наши старцы…

На этом и расстались.

«Помни, что с понятием о священнике, народ привык соединять понятие о святости, благости, кротости и смирении, простоте, о спокойности и невозмутимости духа и вместе с тем – величии, свойственном служителю Бога Живаго»

(Св. прав. Иоанн Кронштадтский).

ОТПУСКАЯ НАРОД...

С крестом отпускаю народ от обедни.

Ну вот – приложился и самый последний.

Крестом осеняю застывших поклонно.

Как трудно уйти мне сегодня с амвона...

Как будто течет всё людская чреда,

а в ней что ни взгляд, то – беда иль нужда..

Как будто прочитана горькая книга,

где ты не познал радослезного мига...

Как мало счастливых я знаю в приходе...

Во счастье-то в храмы немногие ходят...

Хоть что оно, счастье-то, если без Бога?!

Игрушка-пустышка. Убого, убого...

Какая же стужа прошлась по народу!

Как будто за окнами времечко года –

не лето зелёное... Белая мгла.

морозным дыханьем меня обожгла...

И, стоя с крестом на амвоне под нею,

одно ощущаю: седею, седею...

Прот. Вяч. Шапошников

Заказы о пересылке книг священника Виктора Кузнецова по почте принимаются по телефонам: 8 (499) 372-00-30 – магазин «Риза», 8 (964) 583-08-11 – магазин «Кириллица».

По вопросам доставки для монастырей и приходов, звонить по тел. 8 (495) 670-99-92.

18 сентября 2023 Просмотров: 4 229