«Если вы будете поступать по уставам Моим, и заповеди Мои будете хранить, и исполнять их, то... будете есть свой хлеб досыта, и будете жить на вашей земле безопасно. Призрю на вас, и плодородными сделаю вас, и размножу вас, и буду тверд в завете Моем с вами»

(Лев. 26, 3, 5, 9)

ОТКРЫТИЕ

Многим живётся сейчас нелегко. И Надежде тоже…

Одинокая, после развода с переметнувшимся к её же подруге бывшем мужем. Неизвестно, сколько бы она, как многие, не понимая ничего, так бы и колотилась об острые углы в отчаянии, обиде, боли… Если бы…

Всемилостивый Господь не раз хотел ей помочь. Но она сама мешала этому. При возникающих скорбях, неприятностях уходила не туда, куда надо, поспешно бросалась «забыться» с весёлыми и пустыми подругами, после чего потом ещё больше страдала… Чаще с отчаянной жалобой бегала к знакомым. Конечно же осуждая, злословя на обидчиков своих…

Наконец, настал момент, когда она после обиды, нанесённой ей на работе, не прибегла к привычным методам «расслабления». А просто, тихо плача, шла по улице. Тут и увидела она немолодую женщину, выносящую из близстоящего здания ведро. Надежда предложила, помогла ей отнести ведро и вылить. По пути узнала, что женщина та — добровольная уборщица. Помогает в Доме ребёнка, выкраивает время для этого от своих забот. Сообщила женщина Наде и причину, каковая привела её сюда, что даёт ей силы всё переносить.

— Детоубийство, аборт! – открыто призналась женщина.

— Вы так... об этом говорите… – смутилась, растерялась Надежда.

— А чего стесняться теперь-то? Раньше надо было это делать, когда дитё губить шла. Теперь-то что?.. – поставив ведро на тротуар, женщина с жалостью произнесла. – Нынче все ведь почти мы, бабы, – детоубийцы. Да при каждой с десяток сообщников, советчиков-соучастников преступления...

Надежда впервые, с ранней молодости покраснела, призналась:

— И я тоже… делала…

— Вот. И ты в придачу. Недаром, наверное, тебя Бог послал. Может, поучишься чему? – взяв ведро, женщина продолжила путь свой.

Надежда ускорила шаг, догоняя её, спросила:

— А что мне делать?

Женщина остановилась, снова поставила ведро на тротуар. Спросила любопытствующую:

— Я-то кто?.. Баба, и всё. Ты к священнику иди, к духовнику. Поисповедуйся. Он скажет. Как я, каялась и просила эпитимии…

— Чего?.. – не поняла Надя.

— Наказания, искупления греха, вот чего! Чтоб свою греховную вину облегчить. Вот он, отец Роман, сюда и направил. Сказал: «Своего загубила. Вот помоги других, брошенных, обиходить». Я и стараюсь, – закончила женщина, и подняв ведро, зашагала к Дому ребёнка.

Надежда догнала её, спросила:

— А можно и я попробую так?

Женщина приостановилась, грозно возразила:

— Так нельзя! Самой. Это священник только должен благословить. Иначе не понесёшь. Трудно здесь. Искушений много.

Женщина вежливо поклонилась, скрылась за дверью.

Надежда стояла, как оглушённая, в неопределённости. В тоже время, ясно понимая, что не случайная встреча у ней произошла, с той женщиной.

Уразумела она, что получила ответ на многие свои недоумения и частые обиды. «Вот помощь и пришла, – вздохнула она облегчённо.

Увидела, наконец, себя со стороны. Прозрела!.. С одной стороны, в ней возникла неведомая доселе ясность. С другой, – её пронзил стыд, острое чувство вины, боли от прежде содеянного. Вместо постоянной жалости к себе, недовольства окружающими, пришло отрезвляющее раскаяние, неведомое доселе омерзение от множества своих, содеянных грехов. Стыд пламенем жёг всё внутри. Слёзы безудержно покатились по её щекам, но слёзы совсем другие, не горькие, разъедающие сердце, а исцеляющие, покаянные. Склонив голову, всхлипывая она прошептала:

— Какая же я… мерзкая и ничтожная! Сколько я натворила!.. Господи, прости…

Какие-то тёмные, давящие грузы исчезали, освобождали придавленную доселе душу. Слёзы желанные, облегчительные, целебные текли и текли обильно по её лицу, изливая накопленные за долгие годы шлаки гордыни, самооправдания, обид на людей, злопамятства...

«Будьте друг ко другу добры, сострадательны, прощайте друг друга,

как и Бог во Христе простил вас»

(Еф. 4, 32)

СТАРЫЙ ДУБ

В одном селе было маленькое, полузаброшенное кладбище, у церкви. Давным-давно оно было заполнено. Более полувека хоронили на другом кладбище, обширном.

Комиссары закрыли церковь, священника арестовали, увели и убили.

С одобрения безбожной власти, со старого кладбища стали утаскивать каменные надгробия, плиты. Куда? В основном, жители тащили надгробия в фундаменты своих домов.

Вскоре стоявший на этом маленьком кладбище одинокий дуб расщепился. Большой сук у него отвалился. Одинокий дуб при кладбище засох. Давно не появлялась зелень на его ветвях. Только вороньё садилось на его голых ветвях, хищно озираясь. Никаких признаков жизни в нём не было. Погост окончательно порушили. Ни единого креста, надгробного камня не осталось на старом кладбище… Оно исчезло.

Была неопрятная пустошь перед быстро ветшающим храмом. Дошла очередь и до него. Из него выворачивали камни, кирпичи на те же фундаменты и прочие житейские нужды. «Ничей» же! Как и некогда старое кладбище…

Так прошло более полувека.

Прежняя власть рухнула. Новое, наступившее правление было не лучше прежнего, но при этих, по промыслу Божьему, была убрана преграда для верующих. Открыли храм, начались службы, но избытка людей в нём не было.

Перед завершающим, погибельным актом драмы человеческой дана была людям свобода дозревания. Одним в грязи и мерзостях, другим для спасения. Пожалуйста, выбирайте, идите куда хотите! Реализуйтесь «на всю катушку»!.. Чтобы потом на Суде последнем, строжайшем, никто не говорил: «Хотел. Не давали»!..

Прибывший священник набрал малюсенькую группку прихожан, старушек. Начали медленное, трудное восстановление приходской жизни.

По весне дачники внесли оживление в окружающую жизнь. Стали помалу помогать и они в восстановлении церкви.

Как-то один из доброхотов средних лет, Фрол, посоветовал священнику:

— Отец Андрей, а чего вы дуб этот никак не уберёте? Он портит вид. Давно уже он мёртвый. Давайте я спилю его и всё.

Священник посмотрел внимательно на безжизненное дерево. Действительно, весна давно уже закончилась. На всех деревьях месяц как распустились листья и были большие, только на одиноком дубе – ни единого листика, даже малой зелени.

— Сколько помню, с детства, ни разу не видел на нём ни листочка, – убеждал Фрол.

Священник продолжал рассматривать дерево, несуразно торчащее, наводящее уныние на и без того печальный вид порушенной рядом церкви. Потом вздохнул и в ответ предложил:

— Давай оставим ещё на годок. Может, и оживёт?

— Да как оживёт, отец Андрей?! Полвека, годов шисят, не меньше, как мёртвое. Не может оно воскреснуть, – настаивал Фрол.

— Всё может быть. Вот втянемся, начнём молиться здесь, может и оживёт? Если Богу на то будет угодно, – тихо ответствовал ему священник. Взялся за воткнутую рядом лопату и продолжил нелёгкий труд по очистке церкви от набросанной сюда людьми горы мусора за многие годы.

Так, с трудами и невзгодами, в дачной бытовке, но пережил лето, осень и зиму отец Андрей. Службы совершал регулярно. Маленькая группка из пяти-шести стареньких прихожанок мужественно выстаивала с ним на службах, в почти не отапливаемом храме.

Зима была холодная и долгая. Но наступила, наконец весна. Поначалу всё вычернила, а потом вызеленила. Нежной листвой оделись земля, кусты и деревья.

Постоянные труды и заботы не давали роздыха. И только однажды, перекапывая землю для посадки цветов у установленного на старом кладбище нового памятного, поклонного креста, одна из прихожанок прислушалась, подняла голову вверх. Увидела сидящих на сучьях одинокого дуба щебечущих благостно скворцов. И тут же, выпустив из рук лопату, всплеснула руками.

— Бабочки! Смотрите-ка!.. Листочки на дубе-то объявились!..

Две помогавшие ей односельчанки, тоже оставив работу, подняли головы, всматриваясь в привычный, унылый ствол дуба, крону его. Удивлённо, радостно и они стали звать священника:

— Ой, ой, смотрите! Действительно! Ну, надо же!..

— И там, и вон, повыше, и ещё… — указывали они на ожившие зеленью ветви старого дуба.

Целый праздник возник у прихода. Радость! Редкая, светлая, укрепляющая. Посетил их Бог милостью Своею. Дал поддержку сердцу!

«Чадо, аще приступаеши работати Господеви Богу,

уготови душу твою во искушение, управи сердце твое, и потерпи»

(Сир. 1, 14)

МОЖЕШЬ!

Отца Василия попросили причастить тяжело болящую прихожанку на дому. Собравшись, он прибыл к её дому. Начал набирать нужные цифры для открытия входной двери. И тут заметил невдалеке горестно стоящую женщину. Растрёпанная и, судя по размягченной позе не трезвая, она нетвёрдо держалась на ногах.

Священник спросил её:

— Вам войти надо?

Та покачала отрицательно и вяло головой, медленно, заплетающимся языком, ответила:

— Не-ка. Мне не надо.

Удовлетворившись этим, священник хотел было войти в открытую им дверь, но остановился. Обернувшись, горестно оглядев несчастную, попросил:

— Ты бы не делала с собой больше такого.

— Какого? – вызывающе, воинственно приподняла подбородок нетрезвая.

— Плохого. Не губила бы себя.

— Это моё дело, – сдерзила женщина.

— Не совсем... Ты себе не хозяйка. Хозяин у нас всех знаешь Кто? – не дождавшись ответа, пояснил. – Тот Кто создал нас и дал нам всё для жизни этой.

— А я вот сама себе хозяйка! Что хочу, то и делаю.

— Заблуждаешься, – усмехнулся священник. Посоветовал мягко. – Ты так резко не дерзи. Не гневи Бога.

— А чё Он мне? – опять заершилась выпившая.

— Он – всё, голубушка моя. Всё! – определённо утвердил отец Василий. – Мы –лишь подобие Его. Жалкое, конечно, ныне. И всё же… Это честь неизмеримая для нас, но и ответственность.

— Ну и что мне-то?

— А то, что горестно на тебя смотреть. Как ты исказила свой «образ и подобие» Создавшего тебя.

— Да ладно лекции мне читать!.. – выпившая досадливо махнула рукой. – Какой там ещё «образ». От обезьян мы все. В школе, что ли, не учились?..

— Да, в школах до сих пор нас так обзывают, втаптывая, вталкивая в грязь. Но пора же хоть немного начать самим размышлять. Уж двадцать лет, как порочная идеология рухнула, а мы сами же продлеваем ей жизнь глупыми представлениями. Давно пора подняться с обезьяньих четверенек.

— Мне-то что до этого всего?

— Не желаете?.. Если так, то простите.

Священник потянул дверь на себя.

— Погодите! – услышал он испуганный возглас.

Он задержался, вопрошающе взглянул в сторону отвергнувшей его. Та, поспешно, хрустя продавливаемым ею снегом, приблизилась к нему.

— Не уходите!.. – жалобно взмолилась несчастная. – Я сама хочу. Перестать так вот… жить. Да не могу!..

Отец Василий молчал, помогая выходу её боли, откровения.

— Скажите! Что мне делать? Я давно уже устала от себя.

Священник ещё выждал паузу, до тех пор, пока стало ясно, что продолжений с её стороны не будет, ответил:

— Для начала, моя хорошая, тебе нужно решить твёрдо, что ты хочешь остановиться.

— Пить, да? – уточнила нетрезвая.

— Не только…

— А что ещё?

— И многое другое, в чём ты себя распустила… Даже вон внешний вид твой, далеко не из приятных.

Выпившая насупилась, но машинально осмотрела себя, запахнула плотнее края пальто у горла. Желая удержать её, не отринуть от себя, не оставить обиженной, отец Василий смягчил тон, спросил:

— Тебя как зовут?

— Лена, – не смело, будто в первый раз, назвалась собеседница.

— Какое хорошее имя. Святая покровительница у тебя – равноапостольная Елена, мать Константина Великого. Собственноручно отыскавшая Голгофу, откопавшая там Крест Господень, храмы в Иерусалиме установившая. Вот какая у тебя великая святая! Её имя ты носишь!.. А ты так себя уронила.

— Ну ладно, – смутилась немного Елена и для порядка слегка насупилась.

— Не хочешь иметь высокий пример, в обезьянах лучше?.. – с доброй усмешкой прищурился пытливо отец Василий. Примирительно улыбнулся, но всё же поучающее произнёс. – Прости. Это я для твоего утверждения в силах, вере твоей.

— И чё мне теперь делать?

— Сходить поисповедаться, для начала. Облегчить душу свою. Сбросить тяжкий груз, придавивший тебя. Получить силы для борьбы с одолевшим недугом.

— Ну, вот я и повинилась вам.

Отец Василий усмехнулся, на её простейшую неосведомленность:

— Это не то. Тут у нас просто беседа была. Исповедь – есть Таинство. Его особо совершать надо. Лучше это делать в церкви, а не так вот, на улице, без подготовки.

— Не могу идти в церковь!.. – с отчаянием и болью призналась Елена.

— Почему?

— Не могу! – дерзко выкрикнула она.

— Можешь!.. – тоже резко, не давая ей оборвать разговор, возразил священник.

— Не могу!! – ещё более строптиво вскрикнула бедствующая.

— Можешь! – не уступая ей, грозно и властно настаивал отец Василий. Потом мягче пояснил. – Если будешь просить у Бога, у святых, они всё дадут – силу, крепость... Сама, одна, не сможешь, конечно. А с Богом всё возможно.

— Как мне это сделать?

— Очень просто. Встать на коленочки и просить, просить. «Стучите и отверзется вам»...

— У меня муж мусульманин.

На минуту отец Василий озадачился, но потом продолжил уверенно:

— Это не страшно. Благочестивая жена и мужа просветит светом Истины. А плохо то, что ты сама – отпадшая от Церкви.

— Я?

— Да! На тебе, наверное, даже и крестика нательного нет?

— Он у меня дома, в серванте лежит.

— Вот сервант и спасается, а не ты.

— Я надену его.

— Неотложно! Это хорошо будет, но далеко не всё. Будет видимым, вещественным знаком сопричастности к нашей Вере, а главное и труднейшее, – это быть соединенной духовно с Церковью. Тут нужен труд.

— Всё у вас так просто! Вы же не знаете, что пью я, и так веду себя, от страха!

— Какого?

— Всякого. Страха перед жизнью, страха перед смертью…

— Не надо бояться.

— Легко говорить!

— Совсем нелегко. Знаешь, как тяжело бремена ваши носить? – со вздохом признался священник.

Подвыпившая внимательно взглянув на него, спросила:

— И меня «понесёте»?..

— И тебя, – уверенно ответил священник и добавил. – За послушание. Раз Господь свёл меня с тобой. Надо слушаться Божиих назначений.

Елена прыснула смущённо, себе в кулачок, смешком. Священник не возбранил, продолжил:

— Не беда. Осилишь, если захочешь. Кто просит, тот и получает. Проси.

— Не смогу я!.. – подумав, обречённо вздохнула несчастная.

— Сможешь!! Если решишься. Если по-настоящему пожелаешь из зловонной ямы вылезти.

— Да мне теперь уже всё равно, – досадливо махнула рукой Елена. – Я скоро умру. У меня рак обнаружили. Немного осталось погулять... Свобода! Гуляй и всё!

— Да, буйствовать, бесноваться легче. Но, ведь мы в конце концов все умрём. Одни раньше, другие позже. И что же, от этого всем с ума сходить? Что ты этим кичишься, выставляешься? Наоборот, каждую минуту беречь надо, чтобы успеть преуготовиться к переходу, к Суду Божьему… Кроме того, с раковым диагнозом некоторые живут долго. Особенно те, кто в вере Православной пребывает. Исповедуется, соборуется, причащается, к святыням, цельбоносным иконам святых, к мощам их, к водным источникам прибегает. В то же время много тех, кто имеет отличное здоровье сегодня, а завтра могут быть смертельно сражёнными. О вечном, а не о временном попытайся думать. Особенно если в таком положении... Всё от Бога, в Его власти.

— Это да, – согласилась Елена. И опять взвилась. – Вам легко рассуждать! Не вы болеете. Мне-то, мне что делать?!

— Нам всем надо, и больным, и здоровым, о вечном, а не о временном думать. А в опасном положении тем более. Попробуй не думать о своем диагнозе. Может, он и не верен…

— Верен, – убеждённо опровергла его собеседница.

— А не бывает ошибок у врачей?..

— Слышала, что бывает, – согласилась Елена. И тут же опять возразила себе. – Редко!.. Да я и сама чувствую, что скоро…

Немного помолчала, потом вдруг отчаянно мотнув головой вскричала:

— Вот пойду под машину брошусь!..

— Себя не жалко, водителя пожалей. Тебе о чём говорят-то?

— О чем? – по-пьяному нахмурилась, пытаясь снова уцепить нить разговора Елена.

— О том, что душу надо спасать!.. Это – главное. Над телом мы не властны, а над душой безсмертной имеем власть и ответственность. Её спасать надо, а не губить! Всеми силами душу беречь надо.

— «Силы, силы»!.. А где их взять-то?..

— Опять «мочало – начинай сначала!». Тебе сказали, где и у Кого.

— Да, вам легко говорить. Вы священник. А мне как?..

— Очень просто, проси у Бога, говори своими словами, но от сердца, как можешь. Только от сердца, искренне. От души. И даст Господь, получишь.

Вспомнив о том, что его ждут, отец Василий снова взялся за ручку подъезда.

Боясь, что священник уйдёт, Елена крепко, всеми силами уцепилась руками за его подрясник. Склонившись, она припала лицом к кресту на его груди.

Священник на минуту растерялся, но стоял терпеливо, выжидал, пока плач и стенания блудной дочери не закончатся.

Когда силы её иссякли, она сползла вниз. Встала коленями на холодный, заснеженный асфальт площадки перед подъездом. Продолжая безутешно плакать навзрыд, не отпуская, лицом плотно прижавшись к складкам его подрясника, крепко удерживала около себя.

Место было довольно людное, оживлённое. Положение их было непривычным для прохожих, но отец Василий не отстранялся от несчастной, не отталкивал её. Важнее всех зевак и мнений сплетников для него была она, падшая, пьяная, но осознавшая своё состояние и силящаяся встать.

Ободряюще он гладил давно не мытую, всклокоченную голову её и тихо приговаривал.

— Плачь, милая, плачь… Горьки, горьки грехи наши…

Вздыхал немолодой священник и тоже, не сдерживаясь, плакал вместе с нею, одновременно и радовался, улыбался. Ещё одна заблудшая, извалянная, почти погибшая душа обрелась, очнулась, повернулась к Господину своему. Начала путь свой возвратный. Двинулась от пропасти адовой.

Это ли не победа?! Не праздник! Начало возвращения из плена страха и хаоса.

«У дверей грех лежит; он влечёт тебя к себе,

но ты господствуй над ним»

(Быт. 4, 6-7)

«Не обманывайтесь; худые сообщества развращают добрые нравы.

Отрезвитесь как должно и не грешите»

(1 Кор. 15, 33)

ХИРУРГИЧЕСКОЕ ВМЕШАТЕЛЬСТВО

У Татьяны задребезжал телефон. Звонила ей знакомая, Изольда.

Рыдая, хрипловатым от возраста голосом та стала жаловаться на то, что у неё депрессия. Она больше не может жить! Она хочет вот-вот покончить с собой.

— Только не это!!.. — вскричала в ответ Татьяна и заторопилась. – Сейчас я приеду к тебе. Только ничего не делай! Подожди меня!..

Бросив все свои дела, она выключила конфорки газовой плиты, где готовила обед. Быстро накинув плащ, выбежала на дождливую, залитую весенними лужами улицу. Быстро пошла к неблизкому метро. Через два часа она, наконец, добралась до подъезда знакомой.

Звонившая долго не отзывалась по домофону, не впускала Татьяну. Только дождавшись ближайшего входящего, вместе с ним вошла прибывшая в подъезд. Поднялась на лифте, подошла к нужной двери квартиры. Звонила тоже долго. Наконец послышались шаркающие, тяжёлые шаги и недовольный голос из-за двери спросил: «Кто там»?

— Это я, открой, – взмолилась Татьяна.

Наступила пауза. Потом из двери спросили недовольно:

— Зачем открывать?

— Я же ехала через всю Москву. Пожалей меня. Открой.

Опять наступила пауза. Затем залязгали открываемые замки. Впуская Татьяну, Изольда невежливо повернулась тут же к ней спиной, зашаркала распухшими ногами от двери, на ходу ворча:

— Охота тебе было тащиться в такую даль ко мне…

— Ну как же! – боясь, что подруга не примет, Татьяна старалась сыграть бодряческий тон. – Надо же помочь близкому человеку…

— Не надо никому помогать. Что собственно случилось? – ворчала уже в комнате Изольда.

— Ты же звонила!.. – переобуваясь в тапки, замерла на месте Татьяна. – Плакала, сказала, что в депрессии.

Изольда недовольно махнув рукой, морщась, ответила:

— Да ладно. Блажь! У кого её не бывает?

Понимала Татьяна, что эта позиция хозяйки квартиры нехорошая, опасная. Именно замкнутость её, отказ от встречи и разговора таят в себе большую опасность.

Татьяна решила претерпеть все нелюбезности. Максимально попытаться открыть её для общения, разговора, чтобы страдающая поведала как можно больше о своих душевных неполадках.

Долго, тяжело пришлось Татьяне трудиться, терпеливо выслушивать грубости, но всё же удалось ей поймать за живое Изольду. Слово за слово, и та в слезах и горе открылась, поведала о своей беде.

Оказалось, что год назад, будучи в санатории, она подверглась настойчивым преследованиям со стороны одного из отдыхающих. Изольда пыталась ограничить ухаживания немолодого, но пылкого ухажёра. Не удавалось ей справиться с собой, и она соглашалась на прогулки, беседы с ним. Тот, воспользовавшись этим, старался во всю! Красноречию, эрудиции его не было предела! Он добился желаемого – стал интересен. Добыл телефон Изольды, и после, вернувшись в город, часами «висел» на её телефоне. Пел соловьём. Это совсем покорило её.

Через какое-то время он заявил, что «бедный», замучен своей якобы сварливой женой и грубыми детьми, хочет тишины и понимания. И вскоре, уже напрямую заявил, что не может жить без неё! Она близка ему, родственная, созвучная душа!..

Последние дни он атаковывал её настойчиво, требуя согласия на его переезд к ней, якобы для помощи и её же счастья.

Вот от этих страданий, мучений, находясь между страхом от его настойчивости, категоричности и от присутствия в доме в сущности незнакомого мужчины, и одновременно от боязни с ним расстаться, потерять понравившегося ей собеседника, к тому же ещё постоянным страхом перед старческим одиночеством, – от этого она и была в смятении. А он к тому же не звонит! Резко ухудшилось у неё самочувствие. Изольда находилась в сильном отчаянии, не зная уже, что делать, как поступать…

— Ты уж не влюбилась ли в него? Скажи честно, – спросила её определённо Татьяна.

— Да нет… Зачем?.. – растерявшись и одновременно смутившись, проговорила Изольда.

— А… вижу! Неправду говоришь!.. – уловила её в неискренности Татьяна.

Изольда уличённая замолчала.

— Не стыдно тебе?! Старуха, а всё туда! Очумели вы совсем!.. – взъярилась Татьяна. – Ты что? В себе?!.. Зачем тебе это надо? Бесы вас закрутили! Вон через этот чёрный «ящик», сериалы с подлыми «романами», склоками, суды, да грязь всякую разврат вбираете в себя, а потом и беситесь на старости лет. Не стыдно?!

— Зачем ты так?.. – сморщилась, замахала руками страдалица. – Всё опошлила!

— Ему-то сколько?

Изольда не сразу, досадливо отвернувшись, раскрыла тайну:

— Тоже, за семьдесят. Но он выглядит бодро.

— Вот так!.. – торжествующе всплеснула руками Татьяна. – Мы молодёжь всё осуждаем. А тут-то, с нами, что происходит?!.. Ты посмотри на себя-то!..

Изольда сразу встрепенулась, больше запахнула халат, чтобы скрыть излишнюю полноту. Приподняв с вызовом подбородок, взглянула на себя в зеркало и уверенно, дерзко заключила.

— Что? Я ничего ещё…

— Ага! Ничего хорошего. Слушай, «невеста», сколько у твоего «жениха» детей и внуков-то?

— Четверо да ещё внуки, правнуки…

— Вот скольким людям вы зла наделаете! – подняла подчеркивающе указательный палец Татьяна. – Не страшно тебе?..

— Ты чересчур прямолинейная, – попыталась увести тему в сторону виновница «разборки». – Зря ты так. Он очень интересный, интеллигентный человек, много знает. Просто мы общаемся по телефону…

— Дообщались уж. Что он хочет? Конкретно скажи. Не юли, – допытывалась Татьяна.

— Он сказал, что та семья и жена не понимают его. Ему там плохо, с ними. И он хочет переехать ко мне.

— Зачем?

— Как зачем? – растерялась депрессивная. – Будет жить у меня…

— Как «жить»?

Изольда растерялась, в недоумении перед простым вопросом.

— Как все живут… Он тоже одинок. Ему негде по существу жить. Надо же быть милосердными. У меня три комнаты… Будем друг другу помогать…

— Молчи уж, «помощница». Себе вон помочь не можешь. В квартире не убрано, мусор повсюду. Есть и то не всегда готовишь. Посуды вон немытой горы!..

— Мы вдвоём как-нибудь справимся.

— Трепаться с утра до вечера, «зомбоящик» любимый смотреть будете. Потом на глупости всякие потянет. Это тебе надо?..

— Не обязательно же такое…

— А тогда зачем он к тебе поселится?!..

— …Для души.

— Слушай, певунья. За ним ухаживать надо, стирать. Обед готовить… Он, я вижу, этот летун на старости лет, тоже не охотник до хозяйства. И что у вас будет?

— Так нельзя, Танечка! Можно всё хорошее опошлить. А как же близость душ, понимание. Знаешь, как тяжело одной?

— Знаю. Приходилось бывать. Говорю тебе. Перестань, остановись! Этот «душевник» схватит тебя, потащит… в одной квартире-то. Погубит тебя!

— Ты не знаешь его. Он мне необходим! Он такой обходительный… – вскричала с отчаянием Изольда.

— Пока «обходительный». Пока в дом не влез. Давно читала сказку «Теремок»? Выкинет тебя из твоей квартиры этот фрукт. Знаем мы много таких печальных примеров. Будешь тогда петь, завоешь по-другому.

— Опять ты грубо!.. Всё принижаешь, ищешь неприятного…

В это время зазвонил телефон. Изольда с испугом бросилась к нему, взяла трубку и почти сразу, с нескрываемой радостью залепетала:

— Да, я тоже очень рада. Да, конечно… – но взглянув на изготовившуюся налететь на неё, как коршун, Татьяну, испугалась и стала жалобно просить. – Нет, нет, не надо!.. Я потом объясню, почему…

Быстро подошедшая к ней Татьяна, боясь, что она всё-таки поддастся, выхватила у неё из рук трубку и резко спросила:

— Вы, что ли, «друг» Изольды?

Ей никто не отвечал. Это Татьяну не смутило. Она резко заявила:

— Вот, что, любезный друг наш. Поищите себе дураков в другом месте. Попробуйте только сюда заявиться! Телефон этот – забудьте!

Всё это Татьяна произнесла жёстко, не взирая на смятенную, поскуливавшую рядом от безсилия подругу.

Положив трубку, командирским тоном Татьяна распорядилась:

— Вот так с этими ушлыми хлыщами надо себя вести. Таким вот хирургическим вмешательством. Отрезать злокачественную опухоль, пока не разрослась по всему телу. Операция, проделанная одновременно на двух пациентах, удалась! Мне надо Нобелевскую премию вручить!..

— Он теперь никогда не позвонит… – вытирая слёзы, жалобно попискивала Изольда.

— Дай-то, Бог! – широко перекрестилась Татьяна.

— А как мне теперь быть?..

— Я тебе уже всё сказала, «возлюбленная» ты наша. Не дури! Постыдилась бы. В твои-то лета… Живёшь почти двадцать лет уж после смерти мужа в чистоте. Книги хорошие читаешь, молишься. Покой, тишина. Тебе что, плохо?

— Как сказать…

— На кой ляд он тебе нужен?

Изольда жалобно взмолилась:

— Мне одной иногда так тоскливо бывает!..

— Тебе «тоскливо»! Посмотрите на неё. У неё церковь рядом, в двух шагах, а она говорит такое! – осуждающе покачивала головой Татьяна, потом грозно объявила. – Ты с Богом! Какая ты «одна»? Сколько нас на приходе-то?.. Все – твои! Говори с кем хочешь. Все рядом тут, около тебя. Это меня только переселили вон куда!.. И то приезжаю. Уберём когда церковь, чайку попьём, души и отогреваются. Как хорошо! Тебя сколько раз звали, одинокая?.. А ты всё «не простая», не приходишь… Вот и догордилась, что тараканы всякие в голове завелись. Выгоняй их! Будешь в норе своей, в обнимку с «ящиком» сидеть и с крокодилами из Африки романы заведёшь. Приходи лечиться к нам в церковь!

— Не могу. Мне тяжело нагибаться.

— Всем тяжело, и нам тоже. Вон, Евдокия-то, постарше тебя лет на пятнадцать. А помогает…Тебе же сидеть у этого рогатого цветного беса сутками надо. Как же! А то сериал какой упустишь, – Татьяна сплюнула в сторону телевизора, продолжила. – На него время находите! Насмотритесь гадостей через него, потом в бесовство вас всякое и тянет. Восьмой десяток уже, а она всё туда же!.. Труха уже, песок сыпется, а у них всё ещё «рома-а-аны»… Срамота. Тебе самой-то не противно?

Изольда молчала. Татьяна, положив руку ей на плечо, примирительно попросила:

— Не дури, ладно?..

Изольда кивнула головой.

Татьяна, облегчённо вздохнув, пошла на кухню. Несмотря на возражения, открыла воду, начала перемывать посуду, убираться в комнате. Хозяйка спешно бросилась ей помогать, соучаствовать в труде.

Закончив уборку, переобуваясь в прихожей, Татьяна сообщила:

— Если что малейшее, звони. Всегда приеду. Не доводи до такого состояния. Не глупи. Выбрось ты бесовское наваждение из головы. Мы вот установим у тебя круглосуточное дежурство, чтобы отвадить совсем облезлого, хитрована-искусителя. Не отдадим тебя бесам, видимым и невидимым.

Погладив ласково подругу по щеке, Татьяна с состраданием попросила:

— Не губи ты душу свою безсмертную…

«Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой

и отоворит дверь, войду к нему и буду трапезовать с ним, и он со Мною»

(Откр. 3, 20)

НЕСТОЙКИЙ

Немолодой уже мужчина многие свои недоумения происходящие в наши дни разрешал часто у духовника своего, отца Петра.

Вот и сегодня, после всенощной, после исповеди у священника, он опять «насел» на него, со своими сердечными болячками:

– Растерян я маленько, батюшка, – начал он.

– Что случилось?

Рассказал пришедший о том, как был у своего знакомого на юбилее и застолье по этому случаю. С удивлением он увидел там, что знакомец его имеет общение с людьми очень солидных должностей и званий. В конце застолья, когда наступило время «непротокольных» общений, имел и рассказчик новое знакомство и беседу с упитанным, лоснящимся «господином» в красном, узорчатом галстуке. Был обескуражен невежеством этого представителя «очень высокой» должности. Важное лицо это обладало потрясающей ограниченностью в области простейших знаний истории, культуры народа своего. А уж в плане духовном в вельможной голове творилась такая каша!..

Романтизация, вульгарное превозношение языческого периода нашей истории перемешивались со стойким непоколебимым убеждением в том, что «Бог – один», для всех. Все вероисповедания равны. Приоритетов в этом не должно быть ни одной из религий. И Православию, как главенствующему духовному началу подавляющего большинства нашего народа, тоже, никаких исключений.

При всём этом такая солдафонская, безграмотная безапелляционность!.. Всё ещё сдобрено ядовитым соусом гордыни, самоуверенности. Было для него только одно исключение, превозношение одного из вероучений. Оно касалось рерихианства, сатанистки Блаватской, бесовского Тибета. Это было то, что сей вельможа (как и Гитлер) – боготворил! Дядя сей кичился, что лично распоряжался, курировал вывоз двумя самолётами «бесценного» архива Рерихов в Россию.

Ничто не убеждало «государственного деятеля». Ни раскрытие рассказчиком великой, объединительной роли христианства в истории нашего Отечества, других народов. Ни указание на губительные основы рериховской идеологии, магии, оккультизма масонки Блаватской…

В досаде не рад был рассказчик этому знакомству. «Высокий чин» ничего не слушал, только умело прищёлкивал языком, ухмылялся и отрицательно покачивал головой. Явно показывая, что он ни за что не отступится от своих «идей», примитивных убеждений, дающих ему право и дальше пребывать в касте подобных правителей, соподличать с ними, быть соучастником их беззаконий, беспечно пользоваться незаслуженными благами. Условие для этого одно, непременное – разделять и отстаивать их «взгляды». Дядя сей счастлив. Он «вписался», нашёл «нишу». Очень комфортабельную, сытую, престижную. И ни за что из неё не выйдет! Даже если ему предъявят окровавленных жертв масонов и оккультистов, и тогда он, зажмурив плотно глаза и заткнув уши, будет отрицать видимое и слышимое. Верный пёс! Поэтому и занимает высокие посты. Надёжно отрабатывая «доверие».

Священник не вытерпел. Прервал рассказчика:

– Это очень интересно, Валентин Сергеевич. Много у нас интересных наблюдений в жизни. Но церковь – не редакция газеты, не телестудия, не радио… В духовном плане у вас какой вопрос?

Рассказчик поначалу и сам растерялся от вопроса, потом, стараясь найти потерянные направляющие, произнёс:

– Что нам делать?

– Кому, нам?

– Простым людям? Как жить? Когда нас «представляют», за нас решают, стоят у руля нашего государства такие вот «господа»?..

Отец Пётр ответил не сразу. Положил утешающе свою легкую, постническую ладонь на плечо мужчины и мягко, по-отечески переспросил:

– Что делать?..

И сам же твёрдо, убеждённо предложил:

– Спасаться… Вот что! Этому, главнейшему делу нашему здесь, на земле, никто, никогда не мог и не может помешать. Ни такие вот отупевшие от своего идиотизма, беззаконий проходимцы, чины. Ни бедствия, ни голод, ни холод, ни сума, ни тюрьма… Никто!.. Кроме нас же самих. И сейчас, пока ещё есть что и на столе, и на теле одежда, нужно трудиться и молитву не оставлять, ни на минуту. Нужно спешить с этим. Учиться спасению. Окрепнуть в нём, утвердиться.

– Дак война же повсюду! Прут отовсюду на нас. И в городах, сёлах наших, на улицах, в кабинетах что творится?.. Везде нас бьют! – вскричал несогласно Валентин Петрович.

— Сейчас наиболее тревожащие новости для всех, конечно же о китайском вирусе. Все обезпокоены распространением нового, гибельного поветрия, — повёл неожиданно самую злободневную тему дня отец Пётр. — Православным людям понятно, что такого масштаба бедствие «просто так» не бывает. Мы знаем, что без воли Божией, даже волос не падает. Безусловно, и в этом бедствии есть Его святая воля.

— Дак чего ж Он нам не поможет?

— В Его замысел никто не должен заглядывать! — резко оборвал собеседника священник и продолжил. — В последнее время, опережая всех, мировым Вавилоном стала «Поднебесная», как возвышенно именуют ныне Китай. Вспомнишь тут Библейских, злых «духов поднебесных...». Именно там процесс мировой глобализации и расчеловечивания достиг своей высшей точки. Кроме того, эта страна «жёлтого дракона», сейчас является самим жестоким и безжалостным грабителем, в том числе и богатств России...

— Это уж точно, — убеждённо поддержал Валентин Сергеевич.

— Поэтому, задаваться вопросом: «За что такое наказание?» нет причин. Ибо есть много ответов: «Вот за что!..». Главный же наверное ответ, в том, что как и Ветхозаветный Вавилон, так и этот — противен Творцу всего, Божьему устроению мира и не должен быть достроен. На наших глазах технократическая гордыня человечества рушится, от мельчайшего, невидимого глазу вируса. Как и при первом низложении Вавилонской башни, всего лишь разделение языков у безумных строителей, повергло в прах грандиозное строение. Кто бы мог представить, что возможно такое! Под силу, казалось бы только мощным взрывам или большим войнам, природным катаклизмам. Но у Творца бывают «взрывы» и невидимые, но не менее сокрушительные...

Много мнений и предположений относительно этой, без преувеличения, мировой угрозы печатается и произносится повсюду. Но все они «от человеков»... Давайте посмотрим, что сказал об этом один из наших старцев, пророчествовал он, как ни удивительно это, более века назад, ещё в начале двадцатого века.

Отец Пётр взял с полки книгу «У пяти старцев» и открыв её на странице 382, стал читать:

«Из воспоминаний священника Сергия о старце, протоиерее Николае Гурьянове:

«Был чудесный случай по молитвам отца Николая и по нашей вере. Шёл 2001 год. Мы сидели в келии старца Николая и размышляли с ним над прочитанными пророчествами старца Аристоклия Афонского о последних временах мира:

«Сейчас мы переживаем предантихристово время. Начался Суд Божий над живыми, и не останется ни одной страны на земле, ни одного человека, которого это не коснётся. Началось с России, а потом дальше... Россия будет спасена...Но сперва Бог отнимет всех вождей, чтобы только на Него взирали русские люди. Все бросят Россию, откажутся от неё другие державы, предоставив её себе самой. Это чтобы на помощь Господню уповали русские люди. Услышите, что в других странах начнутся беспорядки и подобное тому, что и в России, и о войнах услышите, и будут войны — вот, уже время близко. Не бойтесь ничего, Господь будет являть Свою чудесную милость. Конец будет через Китай. Какой-то необычный взрыв будет, и явится чудо Божие. И будет жизнь совсем другая на земле, но на не очень долгое время. Крест Христов засияет над всем миром, потому что возвеличится наша Родина и будет, как маяк во тьме для всех».

Грядущее зло через китайского дракона тревожило ум. Мы вспомнили иные пророчества вселенских святых о жёлтой расе, которая как гигантская лавина обрушится на мир ненавистью и поглотит всех. Переживания вылились как всегда в мольбу к отцу Николаю:

— Отче! Что же делать, чтобы остановить китайское нашествие?

Тихий ответ старца Николая:

— Всем, всему миру надо умолять Царственных мучеников, чтобы Они заступились за нас. Они ждут наших молитв. Вспомните, где Они пострадали, где Их косточки были пережжены в пепел.

Ответ старца всколыхнул сознание: Урал — земля древних жертвенных культов, рядом с землями дракона. И вновь прозвучали тихие слова отца:

— Кровь Царственных жертв вопиет к Небу и встанет несокрушимой стеной для зла. Через неё не пройдут... Они растворились в нашей земельке.

Сердце сжималось от горечи и боли, что Царственные мощи уничтожены изуверами:

— Если бы были мощи, мы обнесли бы Их вдоль нашей земли, чтобы остановить Китай... Но мощей Царских нет!

Батюшка сокрушённо покачал головой и перекрестился:

— Что делать?! Мои драгоценные! Они великие святые, их страшно ненавидел сам сатана за то, что они сокрушили его силу. Как их мучали и уничтожали, и нас-то, как за Царя мучали и будут мучать!..

Совет святых... Близкое соприкосновение небесного и земного, души святой в Церкви Торжествующей и души праведника, пребывающего во плоти на земле. Так Небо слышит молитву святых и прошения грешных...»

— Молится, значит нам надо? — утвердительно спросил Валентин Сергеевич.

— Именно так! — поддержал его отец Пётр.

Потом он медленно, в раздумье закрыл книгу, тяжело вздохнув, продолжил:

— Страшно не только это, а то, что у нас внутри война… в каждом доме почти. Между собою. Старшие воюют между собою. Дети против них… Грызня, война пострашней всяких Чечней и Китаев.

— А аборты?! — страстно поддержал его собеседник. — Вот где кровища-то!.. Вот где губится наш народ, больше чем от каких иноверцев. Миллионами!! Вымираем!.. Как ещё совсем не перевелись на земле, чудо!.. Сами себя убиваем, детей своих, будущее своё и помогаем в этом друг другу. Вот где главная битва, главное поражение наше!

– Правильно, – согласился с ним священник.

– Но мы же с тем важным чиновником про Веру говорить стали… — вернул разговор в прежнее русло пришедший. — Нужно же это отстаивать?!

– Безусловно. Но и тут тот же оборот. Чем и как отстаивать? Частными спорами? Какой от них толк?.. И в этом вопросе, поражение наше от нас самих!

— Как с церквями нашими, — опять согласно поддержал вопрошавший. — Снаружи вроде бы всё благополучно. Церкви строятся, и купола золочёные на многих. А внутри?.. Народа-то мало.

— Да, — с горечью согласился священник. — Только по праздникам вы, наши «борцы», наполняете их. Нет тут нашего народа, как должно, нет духовной дружины боевой. А откуда тогда взяться разуму, силе и воле к стоянию, отпору врагам видимым и невидимым?.. Потому и слабы мы во всём, враг повсюду одолевает, глумится над нами…

– Да, вы правы. Нестойкие мы, а я так вообще!.. – досадливо махнув рукой, опустив печально голову Валентин Сергеевич, и продолжил в том же направлении. – Более того, не только мы, дети наши где?.. На улице они, у бесовских компьютеров, смартфонов из того же Китая, на адских дискотеках. Бездельничают, пьют, развратничают, друг друга ногами дубасят! А это — наше будущее…

– Увы, это так…

– Что с ними-то делать?! За руку же не потащишь. Им этот компьютер, приставки всякие, видеоигры подавай. Всё затмили они им, – тяжело вздохнул мужчина.

– Мы можем только помогать, вразумлять, подсказывать вам, где и какая опасность укрылась, действует. И то только тем, кто пришёл в церковь и слушает нас. Не можем вместо вас отказываться от искушений, освобождаться от гибельных влияний... Не нам же все разрушительные, электронные приспособления у вас из домов выволакивать. Вести за ручку в церковь вас и ваших детей. Это ваше родительское дело, которое вы не исполняете, а потому и такие плачевные результаты.

– И как теперь нам поступать?..

– Снять ваши квартирки с песка и поставить на камень. Чтобы не шатались и не валились набок. К этому всех нас Господь призывает. А мы всё Его не слышим. Вы вот агитировали «за веру» того чинушу, а у вас самого-то как с этим?

– … Не всё в порядке, конечно.

– Ну вот! Утвердитесь вначале сами, а потом, если благословение получите, проповедать будете, а не наоборот. Беда не только вовне, а больше того — внутри нас есть! Мы должны перестать быть теплохладными, а иногда — безграмотными, неумелыми агитаторами. Тогда и ближние наши, окружающие вслед за нами подтянутся, утвердятся. Потом, глядишь, и начальники, большие и маленькие, преобразуются из разрушителей в созидатели. Домашние и на них повлияют. У них тоже мама с папой есть.

– У «руля» сейчас таки-ие-е типы!.. – мужчина выкатил, устрашая, глаза и показал глазами наверх. – Они нам ничего хорошего не дадут сделать. Там светочи, умнейшие должны быть, а они никак туда попасть не могут. Не пускают их хряки.

– Во времена беззакония беззаконные там и должны быть. Ещё святой, праведный Иоанн Кронштадтский восклицал: «Отбросы общества становятся во главе погибающего общества». Если сама вода мутная, грязная, то мусор и навоз только и будут плавать сверху.

– И как же нам быть?! – не отставал Валентин Сергеевич.

– Так! – осерчал отец Пётр и сдвинув брови сказал. – Ответ уже дан. Быть самим, не мутной, грязной водой, измениться! Стать, как и созданы мы Творцом – чистыми. Спа-сать-ся!.. Не озираться по сторонам. Исправлять прежде всего своё окаянство. Самим жить в Вере, по чести, в добре. Свой дом прежде всего восстановить! А то, что сверху нас плавает, – не нам их одолеть. На то свои работники будут, если мы удостоимся того. Нам же надо научиться следить за собой. Я за собой. Ты — за собой и близкими твоими. Вон те, за окном, тоже за собой. Вот чему учиться надо! Так, глядишь, и все выправимся, вылезем из ямы. Вытянем потом из неё, может, и вашего красногалстучника рерихнутого с приятелями.

Отец Пётр подтолкнул отмякшего немного мужчину к выходу:

— Пора делами заниматься. Не всё же словами.

Пожелал вслед уходящему:

— Не унывать! Не нюниться!.. Трудиться. Мы в юдоли скорбей, а не Рая находимся. До него дотянуться надо. А это, ой как тяжело... Искушения все преодолеть, вынести надо. С радостью! Как альпинисты, которые добровольно, в радость себе «маются», и на ледяные вершины восходят. В охотку это делают. А мы?.. Всё ноем. А наша-то Вершина насколько выше, и прекраснее!.. Они триумф самоутверждения получают, а мы что?!.. То–то... Царство небесное! Мы к Господу поднимаемся! А всё озираемся да ноем. То нас отвлекает, смущает, это… Не зыркай по сторонам, как Лотова жена, а то тоже в чурбана превратишься… Иди! Маловер.

Строго взглянув по-орлиному, отец Пётр приказал:

— Не сметь нытьём заниматься! К Богу идём! Всё в кулачок зажать надо. Не поддаваться врагу никак. И всё приложится тогда. Идти, идти вперёд нужно!

«Не преклоняйтесь под чужое ярмо с неверными, ибо какое общение праведности с беззаконием? Что общего у света с тьмою?

Какое согласие между Христом и велиаром?»

(2 Кор. 6, 14-15)

Заказы о пересылке книг священника Виктора Кузнецова по почте принимаются по телефонам: 8 (499) 372-00-30 – магазин «Риза», 8 (964) 583-08-11 – магазин «Кириллица».

Для монастырей и приходов, общин... книги — безплатны. Звонить по тел. 8 (495) 670-99-92.

6 июня 2023 Просмотров: 3 507