"СИЛА СЛОВА", "ПРОВЕРЯЛЬЩИЦА", "ФУРШЕТ"... Из рассказов священника Виктора КузнецоваИз рассказов священника Виктора Кузнецова «И так всякого, кто слушает слова Мои и исполняет их, уподоблю мужу благоразумному, который построил дом свой на камне. И пошел дождь и разлились реки, и подули ветры, и устремились на дом тот, и он не упал, потому что основан был на камне. А всякий, кто не исполняет слова Мои, уподобится человеку безразсудному, который построил дом свой на песке. И пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом тот, и он упал, и было падение его великое» (Мф. 7, 24 -27) Сила слова Наконец установился тёплый, по-настоящему весенний вечер. После Всенощной задержался с прихожанами отец Серафим. Уже затемно, возвращался он поздно домой. Воспользовался моментом, не прекращая молитвы, на ходу слегка прикрыл глаза, чтобы не споткнуться, решил хоть так, немножко отдохнуть. Вспомнил, как в детстве ему читали книгу «Это было под Ровно». Там описывалось и то, что герой-разведчик Николай Кузнецов ночами ходил в лес к партизанам. Утром же и весь день надо было с бодрым видом, так чтобы никто не заподозрил, делать многие дела. Он приучил себя спать так же вот, на ходу. Блаженное состояние, как полёт, подхватило его. С раннего утра не удалось, не получилось отдохнуть. Службы, требы, заботы… Да тут ещё годы… Седьмой десяток, как-никак… Рядом резко заскрипели тормозами и открылась дверца автомобиля. С досадой усталый священник обернулся. Увидел, как из новой иномарки выскочила девица в короткой юбке, и стала с жаром прощаться, что-то говорить вальяжному парню за рулём. Определив для себя, что благополучная молодая парочка, весело, вероятно, проведя время, будет долго расставаться, он широким полукругом обошёл их. Вздохнул о взбаламученных, взрослых уже детях, о которых ежедневно ему приходится выслушивать жалобы от их матерей. Пожалел в очередной раз и тех и других. В глубине души поскорбел о том, что кроме как утешить несчастных, он ничего не может изменить. Продолжая свой путь, отец Серафим желая прибавить минутку-другую дрёмы, снова устало прикрыл веки. Он отошёл уже метров тридцать, как услышал сзади лихорадочное дыхание и торопкие стуки женских каблуков по асфальту. Вынужден был открыть глаза и оглянуться. Так и есть. Его догоняла та девица из автомобиля. «Ну, вот, отдохнуть даже так, вполглаза не получится! Надо будет сейчас вести беседу с нетрезвой девицей. Отвечать на безсвязные, путанные вопросы. И толку от этого – никакого…» Раньше, по молодости, он серьёзно относился к таким беседам. «Миссионерствовал» как мог, старался. Потом, через годы, понял, что это впустую, не впрок. Ничего подвыпившие, не то, что на следующий день не помнят, через минуту забывают. Выпаливают один за другим безсвязные вопросы. Не запоминают, о чём только что спрашивали. Поэтому усилия по вразумлению таких собеседников остаются напрасными, без плода. И почему-то именно они, напившиеся, везде отыскивают священника, а то и гонятся за ним, как вот эта девица, и приступают со своими «разговорами» именно при таком своём состоянии. Отец Серафим ускорил шаг, но всё же услышал за спиной призыв: – Батюшка! Он остановился. Развернулся к вопрошавшей. Сделав последние шаги к нему, девица в короткой юбке и с глубоким, до неприличия декольте остановилась, привычно для него спросила: – Можно с вами поговорить? – Можно, – сдерживая досаду, скупо, но не отпугивая, ответил он. – У меня… – она попыталась сдержаться, и снова начала произносить ту же фразу. – У меня… – не выдержала, зарыдала. Священник удивился такой резкой перемене её состояния. Ещё минуту назад, как ему показалось, она пылко прощалась со своим возлюбленным и вот… Поплакав, немного овладев собой, она сообщила: – Мальчик мой, сын умирает! Отец Серафим был поражён. Обругал себя за первоначальную, поверхностную оценку её состояния. Сочувственно опустил голову, разделяя с ней скорбь. – Это я сама. Я виновата! – обругала она себя. – Когда он заболел, то долго не выздоравливал. Мне пришлось уйти с работы, чтобы с ним сидеть. А он всё плакал. Болел и плакал. И тогда я – мерзавка, от усталости выкрикнула такие слова: «Чтоб ты сдох!..». Да, так и сказала. Сволочь я последняя!.. – Ты поосторожней с выражениями, сердечная. Как тебя зовут? – Валентина. – Не надо так, Валечка, успокойся, – встревожился и оглянулся по сторонам священник, потому что последние слова были слишком громкими. Прохожие, услышав, чего только не нафантазируют на тему о женщине и священнике. Орава СМИ приучила их к любой гадости. Выдумывать и высматривать во всём, что касается Православной церкви, только негатив.  Взяв себя в руки, молодая женщина продолжила свою речь: – Как только я тогда так сказала, тут же у сыночка подскочила температура до сорока градусов, и его отвезли в больницу, сразу в реанимацию. Там он уже третий день. Температура не спадает. И врачи сами не знают, что делать. Я жить не хочу! Всё!!.. Я сейчас в реку вот! Кинусь!.. Она была в отчаянии. – Стоп! Ещё пока совсем не «всё», – попытался успокоить её отец Серафим. – Сейчас ты от него? Из больницы? – Да, оттуда. Попутку вот остановила и приехала. – Сколько сыну лет? – Три годика. – Да, маленький, – ещё более огорчился отец Серафим. – Не знаю, что мне делать? Скажите мне, или я не знаю, что с собой сделаю!.. – опять вскрикнула несчастная, заливаясь слезами. – Хватит, не надо. Раньше на себе волосы надо было рвать за зломыслие, а потом и злословие, через которые и ввергла его в беду. Не понимаем, не знаем мы страшную силу слова! Поэтому сами же плодим себе беды, да напасти. Трещим, тараторим что ни попадя, без должного самоконтроля. Вот накликиваем себе, как иудеи страшную кару при распятии ими Спасителя. Надо, исправлять содеянное, – старался утешить её отец Серафим. Помолчав, предложил: – Как ты отказалась, отпихнула от себя сына, отдала его смерти. Так же решительным действием его нужно возвратить. Не скупясь о плате за это. – А? Что?.. Сколько нужно, – спросила она, и начала рыться в сумочке. – Да не денег. Другое нужно. – Чего? – оторопела она. – Во-первых, решительно переменить себя. И вид, и суть свою. Если ты готова всю себя отдать за сына. – Готова! – резко, перебивая, выпалила она. – Да ты не спеши с клятвами. Они сами по себе мало чего стоят. Господь призывал: «Не клянитесь ни небом, ни землею…» Тут другое нужно. Глубинное изменение, решимость, а не просто крики. Труд, тяжёлый, ежедневный, надо понести. Залитая слезами молодая мать, опять горячась приготовилась произнести клятвы и обещания. Священник остановил её жестом, продолжил: – Я же тебе сказал. Не слова, а дела нужны. Полная перемена жизни. Ты должна не только сама и сына предать в руце Божии. Для этого нужны срочные меры. Подвиг нужен! Только через него сможем вырвать сына твоего, поняла? Собеседница энергично закивала головой. Отец Серафим с горькой иронией взглянул на неё. – Да ничего ты не поняла ещё. Потом поймёшь. Сейчас только запоминай. Время только покажет, насколько на самом деле дорог тебе сын. – Да я, ради него!.. – Это хорошо, только не надо кликушеств. Дело нужно! Ещё чуть подумав, он строгим голосом, явно говоря что-то важное сказал: – Господь говорил, что если кто будет верить в Него, не сомневаясь и творить дела, угодные Ему, тому Он и будет помогать! У тебя же ни веры, ни дел пока таких нет. Даются они не разом, с лёту, а медленно и трудно. Собеседница напряглась, пытаясь понять, что от неё требуется. Он не торопясь продолжил: – Давай так договоримся. Ни ты, ни я эту ночь спать не будем. Будем молиться. Молитвослов, Псалтирь есть? – Да, у матери есть. – Хорошо. Как силой слова ты почти убила сына, так этой же силой, но противоположно направленной верни его! Словом к Богу, к Милосердию и помощи Его. Только этим мы можем вырвать его у смерти. Покаянным словом, просящим помощи и заступления от злых, губительных сил. Переведя дух, усталый священник пояснил: – Читать будешь попеременно. Кафизму, затем молитвы, кафизму – молитвы… Вот эти молитвы, – священник достал из своей сумки затёртую книгу, показал нужное, заложил лентой и передал ей. Строго опять приказал. – Всю ночь!. Через «не могу». Хоть умри – а выстой, вымоли! Тогда только сможем повернуть происходящее. Договорились? Она с готовностью кивнула. Священник закончил: – Утром. В восемь часов здесь встретимся. Поедем, пособорую мальчика твоего. Может, и причащу. Давай, пока так. А там, что Бог подскажет. Хорошо? – Да. – Вот и договорились. До завтра. Оставив её недвижно стоящую, отец Серафим, удаляясь, на ходу снова корил, хлестал себя мыслями: – Какой же я негодник! Какое у меня было предвзятое отношение к этой несчастной женщине. «Юбка не та, вид…». Она привыкла к такому и не ведает другого. Не умеет видеть себя со стороны. А ты!.. Тьфу! В каком же смрадном болоте зломыслия барахтаюсь! Когда, наконец, научусь добрым мыслям, любви, вырвусь из зашоренности штампованных оценок. Жук навозный, когда ты превратишь себя в благородную, доброжелательную пчёлку, Божью «коровку»?.. Самоукорение перебилось другими мыслями: – А если бы я не попался ей на глаза?!.. Или если бы я, как многие священники в городе, шёл бы не в подряснике и скуфье, а в брючках и пиджачке?.. Ей некому было бы излить свою боль. Что бы с ней сейчас было? Страшно и подумать... Она могла бы пролететь мимо меня и может, действительно болталась бы теперь в речных глубинах. Совешив непоправимый грех… Как правильно, ходить везде в облачении. Хоть много чего неприятного приходится из-за этого переносить, но есть и немало случаев, когда получается помогать людям. Хотя ходить так становится всё труднее и труднее. А скоро, вероятнее всего, будет и опасно, будет равно исповедничеству, как бывало уже в оные годы. Но стоять надо и в этом. Иначе бедным людям к кому прибегать… Тут же отец Серафим настроил себя на важное и трудное дело: «Давай, готовься! Собери оставшиеся силёнки. Впереди ночь – тяжелейшая. Выдержать надо. Начинай молиться!..» Проверяльщица Встретились две знакомые. Поприветствовали друг друга, как полагается. Расспросили про общих знакомых и близких. После чего одна другой поведала: – Чего-то неважно у меня дома стало. Вот, поеду к известному старцу. Расспрошу, что скажет… – К какому старцу? – полюбопытствовала та, что рассудительней, неторопливая. – К большому, к которому все рвутся, к лаврскому Кириллу, – сообщила бойкая. – В своей-то церкви, у своего батюшки, не пробовала спрашивать? – Спрашивала. Дак, вот хочу проверить у известного старца. Так ли, что мне наш сказал. – Значит, старец тебе нужен, в качестве как бы бабки-угадки? – А чего тут плохого? – удивилась настропалявшаяся в Лавру. – Наш, – молодой, а я вот ещё у старенького, мудрого узнаю. – А вдруг не понравится его ответ? Усомнишься и в нём? К третьему пойдёшь? Бойкая растерялась. Потом, оправившись, призналась: – Не знаю. Может, и так сделаю, а что? – А то! Потом к четвёртому, пятому… И так себя запутаешь, и всех запутаешь. Будешь ворчать на них, что они разное, «не то» тебе говорили. Отрицать, хулить. – Зачем это мне? – Затем, что так всегда получается у тех, кто ерундой занимается. Бес на это толкает, и своё гнусное дело сделает. Осуждены будут и старцы, и приходской священник. Часто это кончается тем, что такие «перекати-поле» совсем укатываются из церкви. Достаточно раз усомниться в том, что сказал священник. Неважно какой, молодой–старый, и-и… понесло. – И чего мне делать? – Не гоняться. Старцы не цыганки и не экстрасенсы. У них и без этого много хлопот, людей со всей страны принять надо, которые по-настоящему бедствуют. Едут не из любопытства, а по острой нужде. – И у меня нужда. – Да какая у тебя нужда?! Блажь! Прыщик у тебя, не больше. Послушайся отца Василия. Исполни то, что он тебе сказал, и всё наладится. – Не понимаю. Почему мне к старцу нельзя? Всем можно, а мне нет. – Да говорят тебе. Моду такую кто-то ныне завёл, вот и носятся. Раньше такого не было. Все на месте сидели, не гонялись, куда ни попадя. И у всех, всё хорошо и правильно было. Все были в понятии, как жить. А теперь с ума посходили! Нет у тебя никакой-такой причины, слава Богу, чтобы старца тревожить. – Что же, мне и просто так, познакомиться, поговорить с известным священником нельзя? – Праздношатание. От безделья твоего, от врага это желание в тебе. Это не полезно. Во-первых, ты отнимешь у старца драгоценное время на пустяки, и из-за этого кто-нибудь издалека не сможет получить его совет. Во-вторых. Так или иначе, враг усилит твоё недоверие к твоему духовнику, к которому ты ходишь и столько лет получаешь от него помощь. Молодой ли, пожилой ли, если ты ему доверяешься, поможет тебе всегда. Бог, по твоей вере, даёт и даст ему мудрое и необходимое слово для тебя. Его надо держаться, и ему доверять. Ни в коем случае, не помышлять о «проверке». Тогда за послушание твоё, всё у тебя будет ясно, понятно и хорошо. Не верить духовнику, которого Бог определил – это не верить Самому Богу. На этом и разошлись. Увлекшаяся настырным желанием совершить искушение, провожала её задумчиво. Так ей непременно желалось осуществить замысленное. Враг силён. Легко за ним пойти, поддаться, но так трудно, много сил нужно, чтобы оторваться и уйти от него…  «Фуршет» По случаю юбилея одной организации, с которой отец Димитрий сотрудничает, был устроен модный ныне «фуршет». Пригласили и его. Жалея время потраченное на безделье, поразмыслив, пошёл он туда, дабы свидеться сразу с несколькими нужными ему людьми. Встал, как и все у стола, попробовал крохотные бутербродики не пойми с чем, услужливо положенные ему знакомым на бумажную тарелку. Удивился про себя: «Почему это считается теперь у нас «достижением» цивилизации и совершенством последних прозападных манер?..» Все разговаривают друг с другом невнимательно, обрывисто. Постоянно крутя головой, отчасти слушая собеседника, лихорадочно оглядываясь по сторонам, как бы не упустить кого из других нужных и важных гостей. Увидев такую персону, без стеснения прерывают беседу. Несутся со своей тарелкой к соседнему или отдалённому столу, дабы перехватить, влезть в беседу найденного, нужного лица. Безцеремонно врываются в чужой разговор, на повышенных, бодряческих тонах. Жалкое, но почему то «престижное» мероприятие, где разрушаются все мало-мальские нормы приличия и воспитания. И всё это ради перенятой от торгашей и деляг, жажды выгодных знакомств и сделок. Как это не благородно, не по-русски!.. Проходит мимо давняя знакомая. Узнаёт отца Димитрия, в восторге вскрикивает: – О, Дима! Священник немного растерялся, не знает, как поправить нежданную собеседницу… Она с удивлением, кивая на его обычное облачение; рясу и скуфью, спрашивает: – И, давно ты… такой? – Да, уже пятнадцать лет. – Хм… Ну и как тебе? – Хорошо. – Да?! – сильно поражена она. – Да, – уверенно утверждает священник. Она удивлённо, не веря поджимает губы в недоумённой гримасе. Совершив круг зрачками глаз, покачав головой, похоже осуждая его за неожиданный облик, а следовательно за отличающийся от общей, особенно здешней массы образ жизни. Её удивило и даже возмутило, что он уверен, утверждён в своём «разуме» и ему хорошо в его положении. Трезво рассудив, о безполезности дальнейшего общения, откровенно потеряв всякий интерес к нему, она отходит. Пообщавшись со знакомым, пока тот не отбежал к кому-то другому, отец Димитрий хотел было уже уйти. Да тут подошёл к нему другой, бывший в той, давней его жизни сотрудник. Также вскрикивает, узнавая его: – О, Димуха! Замечая строгий взгляд священника, будто обжегшись, осекается: – Прости! Я, наверное, не так с тобой говорю?.. – Совершенно верно. Меня, правда уже многие приучили к такому, – поправил отец Димитрий. – Ты… это… Давно в этих... в попах числишься? – Непосредственно в «попах» лет двенадцать. А так, в целом более двадцати лет в алтаре. – А... ну, ну… – выслушивает знакомец и как предыдущая дамочка, опасливо спрашивает. – И как там тебе? – Хорошо. – Точно? – так же, как она не верит и он. – Очень даже хорошо. – Ну, а это… как ты надумал туда пойти? – Такое не «надумывается», а приходит само-собой. – Как? Каким образом? – недоумевает собеседник. – Был Димка! И раз! Вдруг?! Кто тебе подсказал? Или сам так надумал? – Бог привёл. Старец-духовник направил. – Там, говорят у вас денег много водится, спонсоры всякие… ты то много скопил? На мерседесе, наверное, ездишь… Отец Димитрий чуть приподнимает рясу и показывает ему край старого подрясника и свои начищенные старомодные ботинки, поясняет: – Вот два «колёса» моего старого «мерседеса», – похлопал себя шутливо в грудь священник и бодро завершил. – А музыка в этой, моей машине, – красивая, бодрая, радостная. Никогда не умолкает! Дай Бог и всем другим такую слышать. – А, а… Ну, ну… – не понял, но закивал головой собеседник, и тоже как первая, сотрудница, опасливо, как от носителя «птичьего гриппа», или «вируса Эболы», быстренько отошёл от него. Понял, что отец Димитрий «не выбился в люди», к щедрым, дорогим «спонсорам». Посему, нет от него никакой пользы. Ну, так что ж. И это, к благу. Укорив себя в том, что поддался суете человеческой. Осторожно, чтобы не быть замеченным, отец Димитрий пошёл к выходу. «И хорошо, – вздохнул он облегчённо. – Сказано же о том, что если Бог разлучил, того человек не соединит: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч. Ибо Я пришел разделить человека с отцем его, и дочь с матерью ея, и невесту с свекровью ея. И враги человеку домашние его…» (Мф. 10,34-36), а чего уж говорить об этих людях полностью озабоченных о земных заботах, о стяжании благ временных… И ещё припомнил: «Он же сказал в ответ: кто матерь Моя? И кто братья Мои? И указав рукою своею на учеников своих, сказал: вот, матерь Моя и братья Мои. Ибо кто будет исполнять волю Отца Моего небеснаго; тот Мне брат, и сестра, и матерь» (Мф. 12, 48-50). Какое счастье иметь их! Братья и сёстры – те, кто чада Церкви Его есть. С кем единый дух и безкорыстные устремления существуют. Прочие же отношения и интересы мира сего, – пусть будут, как сопутствующие тени, с которыми не до̀лжно соединяться. Нѐгде упокоиться Старый москвич со вздохом делится своей скорбью: – Сейчас и помирать страшно. – Почему? Не отвечая продолжает. – Я уж не говорю про бандитизм ритуальных служб, бешенную обираловку их и хамство. А как подумаю, что до нас, наши деды до революции, все православные не только жили, но и захоранивались на чистых кладбищах, а мы где, среди кого?.. – Каких кладбищах? – не понял собеседник. – На чистых! – возвысил голос старик и пояснил. – Где лежат такие же братья и сестры по вере нашей Православной. Молятся и там, все едино, вместе, соборно. И благодать Божья покоится на местах таких. А теперь что? Не получив ответа, старик тяжело вздохнув, сам же и ответил на свой вопрос: – Теперь это не кладбища, а вертеп какой-то, так… не пойми чего. Сброд, смешение всего и всех. На этих городских гигантских кладбищах хоронят кого не попадя, вперемешку. И атеистов, ярых борцов с верой православной, под языческой пирамидой с антихристовой звездой наверху. И магометан, созданных иудеями для нашего погубления. И самих евреев, распявших Христа, гонящих христиан все две тысячи лет. Поклоняющихся и служащих антихристу. Тут, рядом и самоубийцы, и содомиты, и педофилы. И страшные убийцы. Кого только сейчас рядом друг с другом не хоронят!  – Да-а… грустно, – отозвался собеседник. – Ничего нашего не осталось. Язык и тот в школах теперь не наш, а этот… аглицкий вдалбливают. И кладбищ наших русских, уже нет, и упокоиться негде… Помолчав, он с печалью, воздев глаза, возвысил свой плач-голос: – Вот и страшно нам, старикам. Деревень наших почти нет. Погосты там тем более все заросли. Вот и мука у нас. Как в таких местах больших городских кладбищ, вперемежку с кем ни попадя ложиться? Какой там «покой», если вокруг тараторят своё всякие там кришнаиты, сайентологи, магометане, иудеи… колдовки, да ворожеи? Матерятся убийцы и пьяницы, гогочут развратники и воры с блудницами? Как там молиться среди их ора и рёва?.. Ведь душа приходит к месту упокоения тела. Особенно в первые дни и когда родственники приходят на могилку помолиться. Как в таком шалмане молиться? Это хорошо живым, они по Божьей милости ничего не слышат, а умершие всё слышат! Помолчав немного, старый москвич закончил: – Печально, что хаос и гвалт охватил всё. Свирепствует не только в земном, падшем мире, но и в местах упокоения… Негде человеку отдохнуть. Даже там… «Всё могу в укрепляющем меня Иисусе Христе» (Фил. 4, 13) Просьба По большому магазину детских товаров ходят мама с семилетним Васей. Особых доходов мама не имеет, живут с сыном, как многие сейчас, «в режиме строгой экономии». Посему проходят быстро мимо искушающих товаров. Выискивают только необходимое. Васенька привык к такому образу жизни и потому тоже не заглядывается по сторонам. Он рано отучился выпрашивать желаемое. Быстро и послушно следует за мамой. Но вот он замер, остановился. Испытующе взглянув на маму, осторожно попросил: – Можно, я посмотрю вон на те самолётики? Мама не возбранила ему подойти к ярко освещённой витрине, где за стеклом находились красивые самолётики разной величины и формы. Приникший к стеклу Вася ужасался вслух, показывая то на один самолётик, то на другой: – Мама, ты видишь? Вот этот стоит семьсот рублей!.. Указав на другой, ещё более удивляется: – А тот вон – целую тысячу!.. Направив пальчик на третий, совсем чуть не задохнулся: – А энтот, почти две тыщи!.. Слегка потянув сына за руку, мама ответила грустно: – Вот такая жизнь теперь настала. Такие цены… Послушно поддавшись маме, оторвавшись от притягательной витрины, Вася с любопытством спросил: – А кому такие самолётики покупают? Так и не найдя необходимого ответа, выходя из магазина, мама вздохнула и пояснила: – Теперь мало кому достаётся такое. Покупают немногие. У кого денег много. – А у кого много? Долго шла мама молча, не зная, что ответить. Потом ответила кратко: – Наверное у тех, кто ловкие, да шустрые.  Подошли к подъезду. У лифта, дожидаясь его, Вася осторожно напомнил: – Скоро праздник будет. – Да, Рождество. Мы в храм пойдём, на ночную службу! – улыбнувшись, ответила мама. – Там будет много ёлок и много людей. У всех будут гореть свечи. Будет красиво. – Да, – поддержала мама. – Священники будут в белых одеждах. Громко будет петь большой хор и мы вместе с ним. Тут подошёл лифт. Открылся. Они вошли. Чуть повременив, Вася смущённо и очень деликатно попросил: – Мне, как раз в Рождественскую ночь, Дед Мороз под ёлку кладёт что-нибудь хорошее и интересное. – А мне, почему то ничего не кладёт! – наигранно возмутилась мама и притопнув ногой, строго спросила. – Почему так? Это же несправедливо! Подумав, Вася предположил: – Наверное, потому, что ты взрослая уже? – Наверное, – согласилась она. Чтобы её утешить, Вася напомнил: – Но когда ты маленькая была, дед Мороз тебе тоже подарки клал под ёлку?.. – Да, конечно, – засмеялась, обняв сына, мама, вывела его из лифта на их верхнем этаже. Подойдя к двери, мама стала искать ключ от двери. Вася, воспользовавшись паузой и боясь, тихо и смущённо попросил: – Мам, а можно я тебя попрошу? Нечасто слыша от него просьбы, особенно таким, сокровенным тоном, она замерла и даже присела, чтобы быть к нему ближе, сама попросила его: – Скажи, скажи, чего ты хочешь? Смущённо, стыдливо Вася, полушёпотом попросил: – А можно попросить деда Мороза о том, чтобы он на Рождество положил мне вертолётик? Тут же испугавшись, что мама возразит, Вася заверил: – Он недорогой! Не такой, как те. В киоске с газетами, у остановки, я видел… Похвально, шутливо ткнув его слегка пальцем по носику, улыбнувшись, мама пообещала: – Конечно же можно. Не только дед Мороз, но и все любят послушных и скромных мальчиков. – Только ты не покупай, мам. Деньги не трать. Я попрошу и дедушка Мороз мне подарит. – Конечно, подарит! – уверенно поддержала его мама. – Тем более, что дедом Морозом, ты знаешь, становится раз в году сам святитель Николай-чудотворец. Мы ему помолимся, попросим, и он нам не откажет. Предложенное яство «Чудна́я» Параскева в престольный праздник, в церкви женского монастыря, собрала в бутылку масло изо всех лампадок. На общей, праздничной трапезе. После того, как все встали на молитвы у своих тарелок, быстро обежала всех и полила всем салат из той бутылки. Настоятельница первой, заметившая её действия, недоуменно и осторожно решила попробовать салат. Поднесла ко рту и тут же бросила ложку обратно в тарелку. – Параскева, ты что?! – вскричала настоятельница. – Отравить нас захотела?! Хороший салат испортила. Та, смиренно опустив голову, кротко произнесла: – Простите, матушка. Это я из лампадок от икон Господа, Пресвятой Богородицы и всех святых собрала, после праздничной Литургии. Благодать на них. – Какая же «благодать»? Керосином воняет! – Такое, значит, «маслице» в праздник, матушка, у наших святых. – Мы тут при чём? Какое лампадное масло продают, такое мы покупаем и заливаем. – Простите, матушка, но Бог дал нам дар благого рассуждения. – Ишь, умная нашлась. Фило-ософ… – Простите, матушка, – ответила Параскева и кротко склонив голову, отошла в сторону. Установилась небольшая пауза. Настоятельница поднесла к носу тарелку, понюхала. Поморщилась опять. Брезгливо опустила тарелку на стол. С негодованием произнесла: – Сёстры трудились, а ты… – настоятельница передёрнулась, затем продолжила. – Да это просто отрава. Есть нельзя! – Почему? – спросила Параскева. – Помереть можно. – Не нравится, не хотите? – Нет. Параскева тихо, но чётко произнесла: – А почему же Богу, Пресвятой Богородице и святым мы это предлагаем? Нам нельзя, а им, святым, можно такое у святых ликов терпеть?.. Такое им приношение от нас? Такая значит наша жертва Богу?.. Все молчат. Я предвижу восстановление мощной России, ещё более сильной и могучей. На костях вот таких мучеников, помни, как на крепком фундаменте, будет воздвигиута Русь новая, – по старому образцу; крепкая своею верою в Христа Бога и во Святую Троицу! И будет по завету святого князя Владимира – как единая Церковь! Перестали понимать русские люди, что такое Русь: Она есть подножие Престола Господня! Русский человек должен понять это и благодарить Бога за то, что он русский. (св. прав. Иоанн Кронштадтский) Славянское самосознанье, Как Божья кара, их страшит! (Ф.И. Тютчев) Боевой рейд В праздник Казанской иконы Божией Матери 4 ноября 2012 года, с пением молитв и иконами в руках от некогда Страстной площади Москвы, по Бульварному кольцу идёт Крестный ход – небольшой сравнительно. Около пятидесяти человек. Стражи власти тут как тут. Подскакивают двое полицейских. Первый спрашивает одного из впереди идущих крестоходцев: – Вы куда идёте? – Ко спасению идём. – Куда? – Это очень далеко и добраться туда очень трудно. Другой полиционер требует более определённого указания: – Голову не морочьте! Говорите, куда идёте? – К Остоженке. – А чего там? – Храм Христа Спасителя. – Туда идёте? – уточнил первый милиционер. – Туда, а куда же нам. Только к нему, Спасителю. Больше не к кому нам идти. Озадаченные полицаи чуть отошли. Стали переговариваться по связи с начальством. Быстро идущие крестоходцы, за это время перешли площадь и стали удаляться по тротуару. Снова догнали их уже четверо полицейских. Прежний из них, не найдя взглядом того из идущих, у которого он спрашивал, возмущённо накидывается на другого впереди идущего крестоходца с иконой в руках: – Нам сообщили, что ваша акция не санкционирована. Крестоходец ему не отвечает, продолжая быстро идти со всеми. Полицейский уже гневно требует: – Где разрешение на ваше мероприятие?!.. Ему не отвечают, крестоходцы убыстряя шаг, идут и продолжают петь молитвы. Другой полицейский, вне себя, едва успевая за идущими, кричит: – Где разрешение?! Вас спрашивают!.. Опять в ответ им только громкое пение и тяжёлое дыхание идущих. – Стоп, вам говорят! – вскричали, забежав вперёд «блюстители», и двое перегородив движение Крестному ходу, четверо, взявшись за руки, образовали нечто вроде шлагбаума. Сойдя временно на дорогу, идущие, теперь по одному с пением и иконами обошли препятствие кто слева, кто справа. Снова полицейским пришлось, уже в конце второй улицы, догонять крестоходцев. Опять они требовательно спросили: – Кто у вас старший? – Божия Матерь, – отвечает одна из идущих женщин. – Чья матерь? – не понял полицейский. – Где она здесь?! – Она с нами всегда. – Где?! – Везде. – Что? – ошалело, совсем сбитый с толку, спрашивает страж порядка. – Как нет, но везде? Она с вами?.. Что вы мне голову морочите?! Есть, или нет здесь среди вас старший? – Мы вам уже ответили. Пока бедный полицейский соображал, какой ему ещё вопрос задать, крестоходцы ушли вперёд. Спрашиватель же остался с шестью сослуживцами определяться в своих действиях. Он пытался им изложить свой путаный разговор. Ему было нелегко. К тому же по связи его костерили невидимые начальники. В то время, крестоходцы уже подошли к Храму Христа Спасителя. Поднялись на верхнюю площадку. Там встали и начали читать молитву. Здесь не придерёшься. Тут много людей стоят… К тому же много иностранцев. Да и место такое, где устраивать бучу с задержаниями, а тем более побоище неспособно. Полицейские чины встали чуть в отдалении, выжидающе. Когда крестоходцы пошли по пешеходному мосту на другую сторону Москвы-реки. Они на небольшом отдалении, проследовали за ними. Пока шествие спускалось с моста на набережную, догонявшие их полицейские не цеплялись к идущим. Перейдя мост, Крестный ход, спустился вниз, пошёл вдоль по набережной в сторону Устьинского моста и Котельнической набережной. Тут, к преследующим подъехала подмога. Микроавтобус с ОМОНовцами. Те, выскочив из машины, вновь перегородили тротуар у парапета реки, но идущие с пением молитв и иконами опять «обтекли» их и пошли дальше. Тогда сам микроавтобус, догнав, заехал перед идущими, до самого парапета у реки, установив преграду. И его обошли крестоходцы.  Полицейские не оставляли своих намерений. Пытаясь одного-другого вырвать из общего хода. И что? Те покорно оставались, на время, а все остальные с пением уходили дальше вперёд. Их легко догоняли задержанные. Справа, вдоль набережной, по противоположной стороне дороги, в том же направлении медленно двигалась и время от времени приостанавливалась дорогая чёрная иномарка. Полицейский, что чином повыше, испуганно оправдываясь по телефону за происходящее, поглядывал со страхом краем глаза в сторону иномарки. Явно, что там сидел значительный чин – корректировщик действий стражей власти, управляющий их поведением. Микроавтобус с дюжиной ОМОНовцев ехал не спеша сзади. Там тоже, пока Крестный ход идёт по центру города, выжидали распоряжений. Одному крестоходцу стало жаль полицейских, их испуга, нервного напряжения, каковое создалось. Ситуация для них создалась не очень простая. Идут люди организованно, Крестным ходом. В руках несут не плакаты ругающие власть, а иконы и хоругви. Идут в основном пожилые люди, не молодёжь, которую можно объявить нацистами, «фашистами», скинхедами и т.п… Идут по центру столицы, в праздничный, нерабочий, многолюдный день «Народного единства», у всех на виду. Вокруг иностранные посольства, гуляющих немало. Идут люди без криков и ругательств, а с пением молитв. Политических лозунгов не несут. Как тут, к чему придраться?.. По связи летят гневные указания. Пока выслушаешь, разберёшься, шустрые бабушки, дедушки уже во-он где. Опять догонять! Опять новая, другая обстановка складывается… Пожалел их крестоходец и сказал полицейским: – Добрые люди! Что вы так переживаете? Почему вы, то в гневе, то в страхе? Давайте порадуемся вместе. Сегодня праздник Божией Матери. Вы же русские люди, а значит – православные. Ничего те не ответили, чуть успокоились, пообмякли. Сообразили, что не громил каких они сопровождают. Эти «нарушители» ничего плохого не сделают. Никого не побьют, камнями кидаться не будут, бить машины и витрины тоже… Поэтому никаких печальных происшествий не произойдёт. Особых взысканий за таких подопечных они не получат. А вот и конец пути! За площадью у Яузских ворот стоит в полном, голубом облачении, с крестом в руках священник отец Георгий, встречая Крестный, праздничный ход. Полиция, ОМОН и чёрная иномарка разом исчезают. Перейдя площадь, крестоходцы, ведомые священником, спускаются вниз, к Троицкому храму. Благодарственный молебен Божией Матери в тёплом храме. Горячий чай, пирожки. Всё! Мы дома. Прошли по расхристанному, обезображенному антихристовыми рекламами и скабрезными картинками городу. Как Господь по пути на Голгофу, одинокие, никто не присоединился из массы праздношатающихся. Поглазели некоторые, как на экзотику и всё. Шпыняемые церберами режима, через ухмылки падших во грехах толп. Дошли! Здесь мы у себя. В доме Отца нашего. Вот истинно, теперь, на время, «как у Христа за пазухой». Хорошо, благостно нам. Помолившись, согревшись, продолжили путь. Теперь, почему то ни полицейские, ни ОМОН, ни надзиратели в иномарках не преследовали Крестный ход. Благополучно прошёл он по завершающему полукружью Бульварного кольца к исходному месту, где некогда, в центре Москвы стоял Страстной монастырь. На его место перенесли памятник Пушкину, выстроили издательство «Известия» и большой кинотеатр, некогда называвшийся «Россия», а теперь – увеселительное и ресторанно-игровое заведение. Такие вылазки, боевые рейды по тылам врагом захваченной нашей страны, нашей столицы нужны, необходимы! Хоть раз в год, очищать от осевшей и налипшей мерзости Первопрестольную. Видом хоругвей и икон, напоминая забывшим за столетие рабства при инородной власти, что есть Бог, Его власть надо всеми, у Него – высший Суд! «Не лишены есмы надежды спасения, ибо имеем святых сродников наших, которые молятся о нас» (Из Службы «Всем святым в земле Русской просиявшим») Труден был многокилометровый путь, не столько протяжённостью, сколько напряжением нервов, неизвестными опасностями, исходящими от преследователей, полицейских. Но это надо было совершить! «Дабы приобресть хоть немногих». Так говорил верный Христов апостол Павел, переходящий из селения в селение, преследуемый ненавидящими и после вытребованного ими распятия Христа иудеями. Порой жестоко ими побиваемый, донося истину и правду повсюду, даже в одичавшие, гиблые места. «Чему вы научились, что приняли, и слышали, и видели во Мне. То исполняйте; и Бог мира будет с вами» (Фил. 4, 9). Что и подтвердилось! Не смогли остановить. Ничего не смогли сделать против вдохновенных крестоходцев «всесильные» власти. Вот, что значит – боговдохновенное дерзновение. Во Имя и во славу Божию! «Наше правило, защищать не жизнь свою, но Истину» (ап. Павел) В гостях Уговорил меня, на старости лет, приехать к себе молодой священник на приход к нему, в другую, южную епархию, где он организовал общину, по существу, монастырский скит. Поехал к нему. Встретились. Восстановил он храм и два церковных дома построил. Всего за четыре года!.. Молодец! Хозяйство, огород… слаженные работы послушников. Всё чинно, благочестиво. Образцовая община!.. Поехали с ним по окрестностям. Везде его знают, любят, благословляются у него. Время от времени заходим и в дома. Люди спрашивают и меня о чём-нибудь. Отвечаю и замечаю его контроль за моими ответами. В общих беседах «поправления», «дополнения» моих слов, часто необязательные. Решаю не говорить вовсе. И тут он спрашивает меня, при всех: – Что то вы, замолчали? То говорили охотно, то ударились в многозначительное молчание. – Да так. Устал немного. Не обращайте на меня внимания. – Как раз этим вы привлекаете к себе. – Умысла у меня такового нет. Что же мне делать? – растерялся я. – Говорите. – О чём? Вы всё хорошо и без меня объясняете. – Люди спрашивают, как им здесь, у нас жить? Что вы скажете? Осторожно, кратко пытаюсь ответить и тут же попадаюсь. Священник перебивает меня, начинает активно меня опровергать. Пытаюсь возразить. Это только подливает масла в огонь… Спор-то глупый. Как он не понимает? Жалко его. Я то – уеду, а он останется с этими людьми. Они потом поймут кто прав, что и как на самом деле… И некрасиво – спорить священникам на людях. Еле дождался завершения очередной трапезы и окончания неполезного спора. Встаём. Молимся. Расходимся.  Что удивительно! Когда мы вдвоём в машине едем, молодой священник кроток, внимателен, учтив. Почему такая резкая перемена?.. А потому, что нет рядом «чад», перед которыми надо показать себя первым. Нет страха потерять их симпатий. Ах, молодость, молодость!.. Хочется всего до последней капельки иметь. А зачем?.. От очередного предложения заехать к кому-то ещё из «чад» резко отказываюсь, ссылаясь на плохое самочувствие. Бедный. Как он себя умаял за день, в такой напряжённой, совсем не нужной «работе» по контролю за «чужим» влиянием временного гостя. Пусто мне стало. Зачем я здесь? Для чего приехал в такую даль?.. Вместо недели пребывания, сообщаю о своём завтрашнем отъезде. Он искренне удивлён и расстроен. На следующий день прощаемся. Он спрашивает советов о дальнейшем устроении его общины. Отвечаю ему прямо: – Прежде всего, тебе нужно определиться. Кто ты? Чего тебе надо?.. Чтобы не путаться самому и не смущать прихожан и насельников твоей общины. Настоятель и «старец»-духовник, это – разные ипостаси. Вспомни, апостол Павел не соединяет, а разделяет, говорит о том, что кому то Господь дал дар исцелений, кому то прозрений, кому то творения икон, зодчества, кому то полезного правления братией… Наблюдал я, видел как плохо, когда кто-то претендует на «всезнание» и полную власть во всём. Это под силу только Богу! У человеков, кроме гордыни и слепоты по отношению к себе, и в конечном счёте разрушение даже правильно замысленного, хорошо сотворённого, ничего другого не будет. Сколько уж этих вавилонских башен попадало!.. Стены, здания великолепные, дорогие, с золотыми куполами… Как и у тебя. А по-существу всё – в руинах. Потому что о внешнем, видимом печётесь. Исток всех ваших устроений незаметно перешёл в гордыню, самоупоение, самолюбование, любление похвал и славы. Бояться этого нужно как огня. Лучше, как преподобный Сергий и многие святые, тайком, в одном рубище убегать от такого, как от чумы. Мне кажется, первым делом, тебе из многих твоих усердных и похвальных поприщ надо выбрать одно, основное. На нём сосредоточиться, исполняя, но не перегружая себя. По силам твоим и молодости, думается, что полезнее тебе быть сейчас строителем. Пока энергия и здоровье есть. У тебя хороший организаторский дар и знания уже есть в этом. Кроме того, ты внутренне обустроил общину, распорядок, должную дисциплину, служения, исполнения молитвенного правила… На этом и стой. Себе не мешай в этом и другим. Не суетись. К мудрости старческой, немощной силами, ты ещё даст Бог придёшь. А сейчас это отнимает у тебя время и силы. Не даёт тебе и самому учиться, наполняться знаниями и мудростью. Взамен этого ты наполняешь себя неполезными приёмами. Господь беседовал с учениками, не демонстрировал Своё красноречие, не хвалился своими познаниями и всезнайством. В силу твоей прекрасной молодости, учись, накапливай опыт, познание людей, их бед, тягот, невзгод… Не спеши. Младостарчество очень опасно. Скольких и каких сгубило!.. Сейчас, в горячке, ты можешь основательно навредить своему благому делу. Ты же не знаешь, тебе некогда проследить, а что с человеком стало, как ему даётся твой совет, какие последствия. Он же тебе не скажет, если ты в спешке. Тихо отойдёт. Ты не заметишь. Тебе же некогда. Ушёл и ушёл! Захотел так… Внешнее для внутреннего, а не наоборот. Духовничество! Это – тяжелейший труд. Постоянный. Денно и нощно печься о своих подопечных. Думать о них, размышлять о их спасении, сострадать с ними, болеть и печаловаться. Молитвой своей призывать помощь от святых, покрывать как заботливый отец детей своих, попечением своим и день и ночь… Разве может быть хорошим пастырем тот, кто лишь время от времени из-за многих забот только забегает на пастбище к овцам своим? Кого спешно погладит, на кого прикрикнет, кому второпях прикажет, кого кнутом огреет… и опять убежит к строителям, спонсорам, начальникам… У такого все овцы разбегутся. И здания окажутся пустыми. Лучше быть вначале строителем. На пастбище к овцам приставить постоянного пастуха, зорко следящего и неспешно, с заботой и любовью обезпечивающего кормление стада духовной, обильной пищей. К такому и волки не приблизятся и стадо будет тучное, здоровое, цело. Не суетись. Разгрузи себя. Найди из ближайших приходов, пасомым и себе духовника. Увидишь, как легче, проще, полезнее будет. В конце поклонился я молодому священнику и попросил: – Прости меня, старого зануду, я пользы, блага хочу тебе и твоим пасомым. Посоветуйся об этом со старцем, а меня прости. «Не участвуйте в делах безплодных тьмы, но и обличайте» (Еф. 5, 11) За чужой счёт Встретились завсегдатай протестных собраний и его знакомый, деловой человек, помогающий его общественной организации. В конце непродолжительной беседы общественник доверительно обратился к предпринимателю: – Алексей Николаевич, мне большая сумма денег должна прийти. Позволь я её через ваш счёт проведу? – Так у вас же свой счёт есть! – удивился Алексей Николаевич. – Уже нет. Я аннулировал его. – Почему? – Дело в том, что я спасаться хочу. От ИНН и прочих пагубных документов отказаться – не принимать их. – Подвигов вам захотелось? Общественник, не без величия, ответил: – Да, это своего рода исповедничество, стойкость в вере. – Трудно вам будет. – Знаю. Но я уже обезопасился. – Как? – Квартиру на сына перевёл. Ещё кое-что предпринимаю, чтобы защищённым быть от внешних обстоятельств. – Умный вы, мудрый и дальновидный. Вы, значит, спасаться хотите?.. А мне как быть? Номерами ваши грехи брать на себя? – Вы же не будете бизнес свой рушить. С ИНН, УЭК и прочими номерами и «документами» будете. Вам всё равно. Какая разница. – Да, сообразительный вы человек. Удобно устроились, комфортно... И здесь кусочек сладкий иметь, и там, в Царстве небесном местечко забронировать. Молодец! Алексей Николаевич на прощание сказал: – Спасибо, за урок. Герой вы у нас. Поучили вы меня уму-разуму. Дальнейших удач вам на вашем «героическом» пути. Сама! Мать пытается унять разошедшуюся в очередной раз дочь: – Леночка, ну зачем ты кричишь на меня? Можно и без крика говорить. – Да потому что уже зла на тебя не хватает! – Почему? Я ведь ничего плохого тебе не сделала. – Не сделала, – соглашается дочь и тут же вновь повышает тон. – Да и хорошего ничего не дала! – Как же, Леночка, – недоумевает мать. – Я тебя вырастила одна, без мужа. Так трудно было! Заботилась, одевала, кормила, помогала в учёбе... У тебя высшее образование. – Это всё я сама достигла. Без тебя. – Но с Божией помощью... Лена резко обрывает мать: – Ни от кого мне никакой помощи не было! Ни от Бога твоего, ни от тебя. Сама корпела, зачёты сдавала. Не́чего себе цену набивать!.. Мать горестно повздыхав, соглашается: – Ну что ж, раз ты так считаешь... – Уверена! – Вот только Бога отвергать не стоит, – осторожно предложила мать. – Меня, пожалуйста, сколько хочешь, а Его – нельзя. Не гневи Бога... – Да ладно тебе! Опять со своим фанатизмом... Что, неправду я говорю?! – уперев руки в бока, вплотную подступив к матери, взыскующе кричит. – Что, что ты для меня сделала? Вон, у других и квартиры шикарные детям оставляют и машины, богатые дачи, деньги в банке... А ты? Чего от тебя-то досталось мне? Ничего! Вон, только квартира старая, облезлая, однокомнатная в «хрущобе». И больше ничего... Мать тихо плачет, утирая лицо краем платка. – И нечего хныкать. Получай, что заслужила, – добивает дочь. – Я другое пыталась тебе передать. Не то, что сейчас вам внушают... – еле выговаривает сквозь плач скорбная мать. – Доброту, любовь, чистоту, сострадание до сего времени сохраняли, как главные святыни, все в нашем роде... – Да ну вас, морализаторы!.. – махнула рукой разъярённая дочь. – Кому они сейчас нужны, ваши «святыни»? Всем материальное нужно, а не ваши пустые, дряхлые бредни. Ма-те-ри-аль-но-е, понимаешь ты?! А вы всё рухлядь не нужную никому суёте. Зачем она мне?.. Забери её себе! Утирая безсильные, ставшие привычными слёзы, мать уходит на маленькую кухню. Становится там перед маленьким образком Божией Матери, прикреплённом украдкой за кухонным шкафом и смиренно, кротко молится Ей за дочь, опоённую тлетворным духом осатанелого мира. Во многих домах, увы, сейчас скорбные слёзы родителей. Помогай нам, Господи!.. «Бывали хуже времена, но не было подлей» (Н.А. Некрасов) Где мы?.. Сейчас в журналистике «профессионализмом» является ядовитая, презрительная подача при описании доброго, созидательного, и восторги по поводу уродливого, разрушительного. По «Маяку» какая-то молодая комментаторша описывает приезд В. Путина в Министерство РЖД. Там открыли новое здание вычислительного центра. Сообщаются большие затраты на это новое учреждение. Прекрасные перспективы, планы!.. И этот поданный комментаторше текст для новостей, она умудряется преподать с помпой, не соображая, какой издёвкой, уничижением для нищего народа страны являются её сообщения о безумных и ненужных тратах… почему?.. По какому праву?.. И другой пример. Два недообразованца описывают приезд какой-то рок-дивы из США, какие приезжают каждую неделю в нашу необыкновенно расточительную страну. Они взахлёб, с восторгом сообщают, сколько раз и во что рок-дива переодевалась за один концерт. Сколько миллионов (!) долларов заплатила Москва за «так необходимый нам» приезд одной из представительниц сатанинского «творчества». В заключении, как наивысшая похвала звучит: «В самом знаковом номере выступления американской певицы было то, когда она в ярко красном прозрачном купальнике встала на огромный серебряный череп!..» Что тут скажешь?.. Приехали!.. Русь глухонемая Был к Иисусу приведён Родными отрок бесноватый: Со скрежетом и в пене он Валялся, корчами объятый. «Изыди, дух глухонемой» – Сказал Господь. И демон злой Сотряс его и с криком вышел. И отрок понимал и слышал. Был спор учеников о том, Что не был им тот бес покорен, А Он сказал: «Сей род упорен: Молитвой только и постом Его природа одолима». Не тем ли духом одержима Ты, Русь глухонемая? Бес, Укрыв твой разум и свободу, Тебя кидает в огнь и воду, О камни бьёт и гонит в лес. И вот взываем мы: «Прииди…» Избранный вдали от битв Куёт постами меч молитв И скоро скажем: – «Бес, изыди!» (М. Волошин) НАДО ВСЕМИ – БОГ «Вы – соль земли. Если же соль потеряет силу; то чем сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить ее вон на попрание людям. Вы – свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы. И зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме. Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела, и прославляли Отца вашего небесного» (Мф. 5, 12-19) «Благодарю Тебя, Господи, что сподобился страдания безвинно принять» (прп. Серафим Саровский после тяжких побоев от разбойников) Серафим Саровский Забыли благие примеры. Святой благоверный, великий князь Дмитрий, перед походом на Куликовскую битву, не стал пользоваться мирским умом, а пошёл с поклоном, за благословением к святому Сергию Радонежскому, через него прознал волю Божью. С его духовным наставлением совершил невозможное, никакими мирскими толкованиями не объяснимое. В России и в начале ХIХ-го века всё было заражено западным, тлетворным духом. Одни декабристы чего стоили!.. Но был угодник Божий Серафим Саровский. Его молитвами многое держалось тогда. Отовсюду к нему текли толпы недужных, страждущих, богомольцев.  В начале века ХХ-го, в самом Петербурге подвизался святой Иоанн Кронштадтский, когда основная часть населения была вовлечена в разгул атеизма, соучаствуя в массонском разгроме Империи и Православия. И опять не послушались, не пошли за ним! Опять не вняли суровым урокам Спасителя... Не пора ли взяться за ум, а не за сплетни журналюг и прочей шушеры?.. Не пора ли, хоть на краю, поднять лица вверх, к иконам и понять? Только с Богом, всегда! А тем более в труднейшие и запутанные времена. Вот что должно иметь главным перед собою мирские власти и каждый чиновник, каждый военный, каждый дипломат и каждый мирянин. Да будет воля Твоя, Господи! Всегда, во всём и везде! Не оставляй нас грешных и нашу Россию. «Будешь самозабвенно стоять за земную Русь, сподобишься по смерти быть в Небесной, святой Руси» (св. прав. Иоанн Кронштадтский) Оболганный космонавт Ю. Гагарин предлагал восстановить храм Христа Спасителя и никогда не говорил, что он «летал в космос, а Бога не видел» «Одним из первых с инициативой восстановить разрушенный большевиками храм Христа Спасителя выступил в 1964 году первый космонавт Земли – Юрий Гагарин, сообщил его близкий товарищ, полковник запаса ВВС Валентин Петров. По его словам, с таким предложением Ю. Гагарин выступил после их совместной поездки в Троице-Сергиеву лавру и посещения там Церковно-археологического кабинета. «Когда мы подошли к макету храма Христа Спасителя, Юра заглянул внутрь, посмотрел и говорит мне: «Валентин, посмотри, какую красоту разрушили!» – рассказал полковник. Вскоре после этого Ю. Гагарин, выступая на заседании пленума ЦК по вопросам воспитания молодежи, открыто предложил восстановить храм. «Мотив у Гагарина был очень простой: нельзя поднимать патриотизм, не зная своих корней. Поскольку храм Христа Спасителя – это к тому же памятник воинской славы, то люди, которые идут защищать Родину, должны это знать», – отметил В. Петров. По его словам, реакция на предложение первого космонавта была «Потрясающая. Раздались бурные аплодисменты. Президиум, конечно, был серьёзно напуган, но ничего сделать против Юрия Алексеевича они, разумеется, не могли». Более того, как заявил Валентин Петров, Юрий Гагарин был верующим человеком и не мог произнести известных слов о том, что он «летал в космос, а Бога не видел». По его словам, на самом деле эта фраза принадлежала Никите Хрущеву и была произнесена советским лидером на партийном пленуме по вопросам антирелигиозной пропаганды. «Хрущев тогда ставил задачу для всех партийных и комсомольских организаций поднять эту самую пропаганду и сказал: «Ну что вы там за Бога цепляетесь? Вот Гагарин летал в космос, а Бога не видел», – сказал В. Петров. Однако со временем СМИ, по его словам, эти слова стали намеренно приписывать Ю. Гагарину, «который был любимцем народа, и такая фраза из его уст имела бы огромное значение». «Юрий Алексеевич, как все русские люди, был крещ ёным и верующим», поэтому « такого произнести не мог». Прочитал я об этом с удивлением в газете «Радонеж».  И возник у меня, задаю простой вопрос: – Кто из людей, первым летал в космос? Сразу же на меня вознегодуют многие: – Как, это «кто»? Юрий Гагарин! А я поправлю: – Не Юрий, а по-православному – Георгий! В космос первым взлетел из Православной России, из Третьего Рима святости, – Георгий-победоносец! В честь этого святого крещён и назван первый космонавт из Святой Р си – Георгий Гагарин. Вот почему он был безстрашен перед стихиями, опасностями, как от полной предстоящей, никому не ведомой ещё неизвестности, множества неожиданностей в полёте, так и перед власть предержащими. Именно этот святой, Георгий Победоносец промыслительно избран, изображён на гербе России и древней её столице. Он во все века нам помогает, пособствует нашим победам над многими врагами видимыми и невидимыми. Русскому Георгию слава во веки! Катаракта Все мы больны. У всех нас душевная катаракта – болезнь глаз. Сузилось, затемнилось всё видимое нами. Мы плохо видим теперь мир, его искушения, коварные сети и ямы. Ещё хуже мы видим своё болезненное состояние. Свои струпы и язвы. Нам кажется, что всё в порядке. А какой там «порядок»? Хаос, шурум-бурум! Ведём себя и живём, как попало. Не вылезая из грехов. Из одних тут же переваливаемся в другие. И что особенно страшно – совершенно уверенны, что мы здоровы. Телесные болячки мы, ой, как замечаем, паникуем. Душевные же болезни, страшные, опасные недуги свои – не видим. Ослепли!.. «И сбывается над ними пророчество Исайи, которое говорит: слухом услышите, и не уразумеете; и глазами смотреть будете, и не увидите. Ибо огрубело сердце людей сих, и ушами с трудом слышат, и глаза свои сомкнули, да не увидеть глазами, и не услышать ушами, и не уразумеют сердцем, и да не обратятся, чтобы Я исцелил их» (Исайи 6, 9-10). Тут уже терапевтические методы не помогут. Нужна срочная операция. Пока глаза совсем не закрылись, и душа совсем не погибла.  Худ. Г. Коржев. «Митинг» из серии «Тюрлики» Известно, чтобы мужик перекрестился, нужно, чтобы гром посильней грянул. Тогда может и возникнет должный страх не за своё бренное тело, комфорт и прочее земное. Появится должный страх перед Творцом и Создателем. Исторгнутся нужные слёзы не о потерянной драхме или физическом недуге, а о плачевном, духовном состоянии нашем. Слёзы покаяния очищают и соблюдают основу нашу – безсмертную душу. Слезами восстанавливается душа наша. А слёз – нет! Разучились мы очищать, оздоровлять ими глаза наши. Сейчас в нас так всё запущено, что только раскатистый гром может заставить нас вздрогнуть, и только Божья хирургия может нас излечить, от застарелой катаракты, чтобы мы прозрели, увидели и ужаснулись гибельности нашего духовного состояния. «Ищите во всём великого смысла. Все события, которые происходят вокруг нас и с нами, имеют смысл. Ничего без причины не бывает». Преп. Нектарий Оптинский Заказы о пересылке книг священника Виктора Кузнецова по почте принимаются по телефонам: 8 (499) 372-00-30 – «Риза», 8 800 200 84 85 (Звонок безплатный по России) – «Зёрна»,8 (964) 583-08-11 – «Кириллица». Для монастырей и приходов, общин... книги — безплатны. Звонить по тел. 8 (495) 670-99-92.
|
1 ноября 2023
Просмотров: 4 223
