Будучи весьма слабого здоровья в течение моего детства и отрочества, я перенес все возможные болезни и в заключение от ушиба при падении с ледяной горы заболел воспалением шейных позвонков.

После невероятных страданий голова моя не могла уже держаться самостоятельно и склонялась беспомощно на плечо для того, чтобы найти себе точку опоры.

Обеспокоенные родители отвезли меня в Москву к знаменитому в то время хирургу Склифосовскому, по указанию которого главный техник магазина Феодора Швабе положил на меня гипсовый корсет с двумя металлическими дугами над плечами, на которые опирался как бы рыцарский, тоже металлический оголовок, поддерживающий мою голову в нормальном положении. На ночь этот оголовок снимался, и его заменяла как бы узда, от которой шли концы, к которым прикреплялся груз, оттягивавший во время сна мою голову назад.

С таким сложным приспособлением пробыл я год в деревне, после чего меня снова отвезли в Москву, где гипсовый корсет был снят и заменен кожаным с стальными планшетками.

Несмотря на все принятые моими родителями меры, положение мое было весьма серьезно, и врачи опасались, что я останусь на всю жизнь в том же состоянии, то есть буду принужден постоянно носить механические приспособления. Все эти обстоятельства побудили моего отца отправиться со мной в С. Петербург, чтобы показать меня тамошней знаменитости, насколько мне память не изменяет, профессору Быстрову.

Здесь, то есть в Петербурге, на казенной квартире г. Ману-хина и произошла моя первая и необычная встреча с дорогим батюшкой о. Иоанном Кронштадтским.

Произошло это так:

Был уже вечер, когда мой отец и я приехали в дом, где с минуты на минуту ожидали приезд о. Иоанна. Все собравшиеся хранили напряженное и торжественное молчание и если говорили между собою, то говорили только шепотом, как бы боясь нарушить благоговейную тишину и молитвенное настроение присутствующих.

Но вот раздались шаги, послышались сдержанные голоса, и в большую просторную гостиную вошел, окруженный хозяевами дома, о. Иоанн, направляясь к столу, приготовленному для богослужения.

По пути его следования все собравшиеся подходили к нему под благословение и здоровались с ним.

Когда он подошел к столу, покрытому белой скатертью, все как будто замерло и застыло на месте в ожидании чего-то чудесного и сверхъестественного. И вот в этой таинственной тишине молитвенного полумрака раздался вдруг его душу потрясающий голос, прозвучали его предварительные, предмолитвенные слова:

- Господь наш Иисус Христос сказал: «Где соберутся двое или трое во имя Мое, там и Яесмь посреди них!» - поэтому все, о чем мы будем сейчас просить Его, все будет услышано и по вере нашей исполнено Им.

Эти проникновенные и полные непоколебимой веры слова явились как бы вступлением к той необычайной по силе молитве, которая зазвучала вслед за ними.

То, что мы слышали, была не обычная наша молитва, а как бы непосредственный разговор с Самим Богом, было проявлением той недоступной нам веры, которая способна двигать горами и воскрешать мертвых; в ней была и радость общения с Богом, и скорбное взывание о помощи, и дерзновенное требование чуда...

Когда о. Иоанн окончил службу и собирался уже уезжать, мой отец подвел меня под благословение и, рассказав историю моей болезни, просил помолиться о моем выздоровлении. Батюшка о. Иоанн с отеческой лаской обнял меня и коснулся своей рукой моей больной шеи.

Мне почудилось, что как бы электрический ток пробежал по ней, и мне стало легко и удобно, как до моей болезни.

- Ничего, ничего, голубчик, все пройдет, - с той же родительской лаской проговорил батюшка о. Иоанн. - А корсет-то свой по приезде домой ты сними, он тебе больше не нужен!..

Слезы радости брызнули у меня из глаз, и, крепко поцеловав руку моего спасителя и благодетеля, в сладком трепете проводил я дорогого батюшку о. Иоанна до выходных дверей квартиры.

На следующее утро я уже не надел моего корсета и с той поры расстался с ним навсегда.

Все те ужасы, которые мне предсказывали светила науки, были устранены силою молитвы угодника Божьего, и полная подвижность моей шеи снова вернулась ко мне.

Много времени прошло с тех пор, и вся моя детская хворость отошла в область преданий.

Гимнастика, борьба и тяжелая атлетика еще больше укрепили мое здоровье, что дало возможность без особых потрясений перенести все испытания военной службы, а в беженстве -работу, сопряженную с тяжелой затратой силовой энергии.

Сей же род изгоняется только молитвою и постом! Ев. от Матф. гл. 17, ст. 21

БЕСНОВАТАЯ

Несколько лет спустя после моего чудесного исцеления мне пришлось присутствовать и быть очевидцем нового чуда, совершенного на моих глазах благодаря особой силе веры отца Иоанна Кронштадтского.

Жена моего двоюродного брата А. Н. Хвостова, в то время товарища прокурора, а позже члена Государственной Думы последнего созыва, а еще позднее министра внутренних дел, расстрелянного в г. Москве большевиками, была опасно больна, вследствие чего к ней просили пригласить из Кронштадта отца Иоанна.

Как близкие родственники больной, мы все были предупреждены своевременно об этом событии и, конечно, поспешили к указанному часу на Кирочную улицу, где в то время проживал мой двоюродный брат.

В назначенный час отец Иоанн приехал к больной, перед домом которой уже собралась многочисленная толпа, с молниеносной быстротой оповещенная о его приезде.

При виде его сердце мое исполнилось снова какой-то особой духовной радости. Его глаза, светло бездонные и голубые, как небо, смотрели с особой всеобъемлющей любовью, проникающей в душу и, казалось, видели все то, что было недоступно простому человеческому взору. Снова, как в вечно-памятный для меня день моего исцеления, зазвучали слова Его необычайной, нечеловеческой молитвы - беседы с Самим Богом. Он снова просил, он молил, он уговаривал Бога пожалеть страдающих, помогать нуждающимся и простить грешных.

И вместе с его молитвой, как кадильное курение, поднимавшейся к небу, и нам, ее участникам, казалось, что и мы все тоже отделяемся от земли и поднимаемся все выше к светлому подножию незримого Престола Царя Небесного...

По окончании молебна о. Иоанн, благословив всех присутствующих, уже собирался идти для окропления святой водой всех комнат небольшой квартиры больной, как вдруг в комнату, где он совершал молебствие, ворвалась какая-то большого роста и крепкого телосложения женщина с искаженными чертами лица и диким неистовым воплем. Вцепившись в нее с двух сторон, две тоже рослые и дюжие женщины тщетно пытались и силились удержать ее. С проклятьями на устах, со скрежетом зубов и звериным воем бросилась она к о. Иоанну, стремясь сорвать с него его наперсный крест. Минута была жуткая, и невольный трепет страха и ужаса охватил всех присутствующих при виде этого расходившегося чудовища.

Спокойным движением руки о. Иоанн высоко поднял золотой крест, с которым он намеревался идти для окропления комнат, и в это же мгновение мы все услышали его грозно-повелительный голос:

- Властью мне данной повелеваю тебе выйти из нее!..

При этих словах бесноватая затрепетала всем телом и бездыханной рухнула на пол.

- Умерла! Умерла! - закричали в испуге обе женщины, но о. Иоанн

успокоил их, сказав, что она жива и скоро придет в себя.

Через две-три минуты лежавшая на полу бледная, как мертвец, женщина стала подавать признаки жизни, а немного позднее мы все увидели ее со слезами на глазах кротко и покорно идущей вслед за о. Иоанном со скрещенными на груди руками. Прежнее дикое и безобразное чудовище преобразилось в скромную благообразную женщину, по силе веры о. Иоанна снова принявшую образ и подобие Божие.

Таково было второе чудо батюшки о. Иоанна Кронштадтского, свидетелем коего мне пришлось быть в моей жизни и о коем я почитаю своим долгом засвидетельствовать ныне во всеуслышание.

12 сентября 2011 Просмотров: 5 579