Смирение святых

И старец стал выполнять тот совет, и все, кто видел его, думали, что он сошел с ума. Но Господь через это показал ему, что все дело спасения — в смирении, и потом призвал его опять к прежнему служению.

Смирение — вот истинное совершенство души: оно показывает, что человек снискал благодать Божию. — Вот почему все святые Божьи паче всего и прежде всего старались научиться святому смирению, вот почему они ставили смирение выше всех добродетелей. Без смирения все добродетели — ничто, а смирение может заменить все добродетели, хотя и с трудом: так учат Богомудрые учителя смирения.

«Горе той душе, которая не сознает язв своих, — говорит преподобный Макарий Великий: — такую душу не посещает и не врачует Врач небесный, ибо сказано: не требуют здравии врача, но болящий».

Однажды святитель Александрийский Феофил посетил гору Нитрийскую; к нему пришел Авва (начальник) горы той. «Что нашел ты лучшего на пути сем?» — спросил его святитель. Старец отвечал ему: «Постоянное обвинение и осуждение самого себя». И святитель подтвердил: «Поистине нет другого пути кроме сего». Преподобный Антоний Великий видел однажды все сети врага, распростертые по земле, и со вздохом сказал: «Кто же избегнет их?» И тут же услышал голос: «Смиренномудрие!»

Однажды преподобный Макарий Египетский набрал в пустыне финиковых ветвей и возвращался в свою келию. На пути встречает его диавол в виде человека с серпом в руке, и хочет этим серпом ударить преподобного. Но сила Божия не допускает его до этого, и он восклицает: «Макарий! Много беды терплю я, стараясь превзойти тебя; я все то делаю, что и ты: ты постишься, а я совсем ничего не ем; ты бодрствуешь, а я никогда не сплю. Одним только ты меня превосходишь...» — «Чем же?» — спросил преподобный. «Смирением», — отвечал диавол и исчез... Так высоко смирение, которое уподобляет человека Тому, Кто сказал: научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем (Мф. 11; 29).

Вот почему в житиях святых подвижников мы видим такие прекрасные примеры этой ангелоподобной добродетели. — «Грешником я засыпаю, грешником и пробуждаюсь», — говорил преподобный Сисой Фивейский. «Когда я был юн, — говорил преподобный Матой, — я думал сам с собою: может быть и делаю что-нибудь доброе; а теперь, когда состарился, вижу, что я не имею в себе ни одного доброго дела».

Чем ближе человек к Богу, тем больше сознает себя грешником; Пророк Исайя, увидев Бога назвал себя окаянным и нечистым (Ис. 6; 5). Преподобный Памва в самый час смерти своей говорил: «Никогда не раскаивался я в словах, которые когда-либо говорил до сего часа; а теперь отхожу к Богу так, как бы еще не начинал служить Ему».

Перед кончиной преподобного Сисоя лицо его сияло, как солнце, и он говорил отцам: «Вот пришел Авва Антоний, вот пришел лик Пророков...» И лицо его заблистало еще светлее. «Вот вижу лик Апостолов», — сказал он, и свет лица его удвоился. Он стал с кем-то разговаривать. Тогда старцы спросили его: «С кем ты, отец, беседуешь?» — «Вот — отвечал он, — пришли Ангелы взять меня, а я прошу, чтобы на несколько времени оставили меня для покаяния». — Старцы сказали: «Да ты, отец, не имеешь нужду в покаянии». — «Нет, — отвечал им смиренный Авва: — я еще и не начинал покаяния». Вдруг лицо его заблистало подобно солнцу. Все пришли в ужас, а он говорит им: «Смотрите, вот Господь... Он говорит: — Несите ко Мне избранный сосуд пустыни!» — и святой старец предал дух свой Богу, и просияло лицо его, как молния, а храмина исполнилась благоухания...

Рассказывали о преподобном Моисее: когда он был сделан клириком и облекли его в стихарь, архиепископ сказал ему: «Вот ты теперь весь стал белым» (у древних стихарь всегда был белого цвета). Он отвечал: «Ах, если бы, Владыко, и изнутри быть таким же белым как снаружи!» Архиепископ, желая испытать его смирение, сказал клирикам: «Когда Авва Моисей войдет в алтарь, то изгоните его и идите за ним, слушайте, что он будет говорить». Старец вошел; клирики начали поносить его и выгнали, говоря: «Ступай вон, эфиоп!» А старец, выходя, говорил самому себе: «По правде с тобою сделано, чернокожий эфиоп: ты не человек, зачем же ходишь с людьми?» Так уничижал себя святой подвижник. Преподобный Нил говорил: «Блажен из людей тот, кто почитает себя хуже всех».

Один брат сказал старцу Сисою: «Я замечаю, что всегда помню о Боге». Старец отвечал ему на это: «Не важное дело, что ты размышляешь о Боге, но то важно, если видишь себя ниже всякой твари. Такое уничижение и труды телесные приводят к смиренномудрию». Преподобного Арсения спросили: «Что значит уничижать себя?» И старец отвечал: «Это значит — ставить себя ниже безсловесных».

Один брат спросил преподобного Пимена: «Как могу я думать о себе, что я хуже убийцы?» Старец отвечал: «Скажи себе: он однажды сделал сей грех, а я убиваю каждый день (словом осуждения)». — Преподобный Ксанфий сказал: «Разбойник был на кресте и одним словом оправдался; Иуда был в числе Апостолов и в одну ночь погубил весь труд свой, и с небес сошел в ад. Посему никто не хвались успехом в добрых делах, потому что все, кто на себя надеялся, пали». — И преподобный Антоний говорил: «Я знаю монахов, которые после многих трудов пали и подверглись безумию потому, что понадеялись на свои дела». — Преподобный Ор говорил: «Если придет к тебе помысел высокоумия и гордости, то испытывай свою совесть: все ли исполнил ты заповеди? Любишь ли врагов своих? Болезнуешь ли об их несчастиях и почитаешь ли себя рабом непотребным, грешнейшим из всех? Тогда не будешь гордо думать о себе, будто все исполнил. Притом знай, что помысел гордости все добро обращает в ничто».

Преподобный Пимен говорил: «Если будешь смиренно думать о себе, то найдешь покой везде, где бы ты ни был». — Без смирения ни одна добродетель не имеет цены в очах Божьих: так учат святые Отцы. Поэтому, надобно укрывать добродетель даже от собственных очей, елико то можно. Один подвижник много лет жил близ своего села и не позволял себе войти в него. Он говорил братьям: «Вот уже прошло сколько лет, и я не входил в село, а вы так часто туда ходите». Сказали о нем Авве Пимену. Старец отвечал: «Я пошел бы ночью и кругом обошел село, чтобы не тщеславиться мыслью, что не вхожу в село». — «В том и состоит смирение, — говорил преподобный Матой, чтобы не отличаться от других: где ни будешь жить, иди со всеми наравне, и что увидишь, делают люди благочестивые, и сам то делай».

Один брат просил преподобного Аммона: «Скажи мне что-нибудь в наставление». Старец отвечал ему: «Поди, имей такие мысли, какие имеют преступники, находясь в тюрьме. Они всегда спрашивают других: где судья? Когда он придет? — и плачут от ожидания. Так должен и ты непрестанно внимать и обличать душу твою, говоря: увы мне! Как я предстану на суд Христов? Чем буду оправдываться перед Ним? Если будешь всегда так размышлять, то можешь спастись».

Авва Илья говорил: «Я боюсь трех событий: когда душа моя будет выходить из тела, когда предстану Богу и когда будет произнесено последнее определение обо мне».

Много можно было бы и еще привести подобных примеров, святого смирения угодников Божьих. Может быть иной скажет: «То были великие угодники Божий; где уж нам грешным подражать им?» — Такому отвечаю: не только можешь, но и должен ты подражать их смирению. А что это возможно, вот тебе пример смирения не инока, не пустынника, а простого кожевника, который поставлен в пример величайшему из пустынников, преподобному Антонию Великому. Раз святой Антоний молился в келье своей и услышал голос: «Антоний! Ты еще не пришел в меру кожевника, живущего в Александрии». Услышав это, старец встал рано утром, взял посох и пошел в Александрию. Когда он нашел там кожевника, тот крайне удивился, увидев у себя Антония. 

Старец сказал кожевнику: «Поведай мне дела твои, потому что ради тебя я пришел сюда, оставив пустыню». Кожевник отвечал: «Какие у меня могут быть добрые дела? Не знаю никаких, и потому, когда утром выхожу на работу, говорю сам себе: все жители этого города, от мала до велика, войдут в Царство Небесное за добродетели свои, а я один пойду в муку вечную за грехи мои. То же повторяю я в сердце моем и тогда, когда ложусь в постель». — Услышав это, преподобный Антоний сказал: «Поистине, сын мой, ты, как искусный золотых дел мастер, сидя спокойно в доме своем, стяжал Царство Небесное; а я, хотя всю жизнь провел в пустыне, но не стяжал того разума духовного, который ты имеешь...»

Так, и живя в миру, и занимаясь житейскими делами, можно и должно учиться великой науке смирения, без которого невозможно и само спасение.