Одиннадцать лет рабства... Но случилось это не сразу и не вдруг. Ибо рабами сразу не становятся. Я как один из многих шёл по приготовленному пути, в середине которого цепи, а в конце смерть и разложение.

Это началось очень давно мне было года три, едва ли четыре. Многие картины моего раннего детства остались в моей памяти, в том числе и эта.

Зима. Начало девяностых. Мать хлопочет по дому, а я смотрю телевизор. Там показывают танцующих голых тётенек. Что-то вроде стриптиза (а может это и был стриптиз?). Когда я стал постарше, на центральных каналах такого уже не показывали. А мне нравилось приятное ощущение внизу живота и, хоть мне и не хотелось, но пришлось с мамой идти гулять.

Как и почему эта картина осталась в моей памяти - не знаю. Знаю только, что с тех малых лет мне нравились красивые, и как сейчас говорят сексуальные женщины, и я смотрел их по телевизору, на страницах журнала "Работница" и вообще везде где мог. Надо сказать, что постельные сцены, да и вообще неприличные по тем временам сцены, мне никто не давал смотреть (да я и сам стеснялся), но ведь телек то не на замке, когда родителей нет дома. Ещё помню, что у меня была спрятана упаковка от женских колготок, на которую я иногда смотрел, а ведь тогда я даже не знал, что делать с женщинами.

Узнать помогли друзья на улице. Когда это случилось - точно не помню, где-то в начальных классах. В пятом классе я сменил школу. На новом месте было нелегко, были проблемы с однокласниками. Я был отсталым. Я не знал, что такое гомик. Но вскоре узнал не только это. В десятом классе я впервые увидел порнографию. Тогда это вызвало у меня отвращение, я не мог на это смотреть. Более того, из-за этого я попридержал все свои мечтания, хотя со временем, всё вернулось на круги своя. Я так же жадно смотрел и желал каждую красивую и обращающую на себя внимание. Ведь скромно одетая и ненакрашенная красавица может быть не замечена, а намалёваная посредственность в джинсах в обтяжку притягивает взгляд. Дни своего рабства я отсчитываю с седьмого класса. К тому времени в моих руках уже не раз бывали порнографические журналы. И вот однажды ночью я достиг состояния именуемого оргазмом. С тех пор онанизм мой спутник до сего дня. Один, несколько раз в день, раз в неделю или раз в пол года.

Вообще говоря я не уникален. В той или иной мере все мои одноклассники или друзья были не прочь поглядеть на голых женщин или рассказать пошлый анекдот, обсудить, какая клёвая новая учительница и что у неё грудь просвечивает сквозь блузку. Я утонул в мечтах и онанизме, кто-то долго не думая сделал это с соседкой в седьмом классе, и понеслась... Надо сказать, что девочки и девушки здесь не исключение, мне кажется, что они даже более падки на это дело.

Я пишу обо всём этом не для жёлтой газетёнки или любителей жаренного. Возможно это то немногое на что я способен. Я пишу о своём пороке, а боль остаётся за пределами слов. Я не раз пытался победить себя, но не смог. Это не невозможно, но это на грани человеческих сил. Укоренившееся дерево выкорчевать неимоверно трудно, в отличие от молодого саженца. В итоге я пришёл к тому. что я дегенерат и немощь. Хотя, возможно, с первого взгляда на меня так не скажешь. В конце концов это случилось - я растерял всё, что имею. Патологическая лень, желание удовольствий - мои лучшие друзья. А похвастать нечем. Ни дома, ни семьи, ни работы, ни достижений. На второе я теперь вряд ли вообще годен. Да и будь я успешен (а не так давно я был), боль бы не переставала.

С одной стороны я мог бы не горевать, пытаться себя успокоить, найти способ утолить свою печаль, не обращать на это внимания. К чему это самокопание? Оно лишь усугубляет страдание. Или служит его причиной? Кто-то может посчитать, что мною написанное - нездоровый бред фанатика, желающего лишить людей естественного удовольствия. Отнюдь, скорее я фанатик этого удовольствия и в то же время причастник сопутствующего страдания. Я тот из не многих, кто рассказал каково это и с чего всё начинается.

Борцы за нравственность говорят, что нам пытаются навязать безнравственность, а я говорю, что мы уже за гранью, что они поздно спохватились. Появление педерастов и педофилов говорит лишь о том, что естественного порока уже мало. Я родился в СССР, где "секса не было". А я знаю, что был. Ворота развращенных девиц дёгтем уже никто не мазал. Да что ворота? Я не раз слыхал рассказы о банях и прочих похождения молодых и не очень. Просто тогда об этом говорили только со своими, а не на всю страну.

Представьте ребёнка. Своего сына, брата, племянника, ученика и представьте, что написанное - его история. Вы бы хотели, чтобы он томился мыслями "об этом" день и ночь и в конце концов стал онанистом или бабником, не способным на мужской поступок? А может вы хотите, чтоб на вашу дочь, сестру, молодую жену смотрели как на предмет удовлетворения своих желаний, станок для секса?

Со временем я понял былое, жестокое по нашим временам отношение к вопросу девственности и внешнего вида. Женщина в длинной юбке и платке, а тем паче в хиджабе, даже в моём извращённом восприятии видится иначе, с иными мыслями.

Сначала окружающая действительность формирует зрение человека, после этим зрением человек воспринимает мир. В детские годы решается будет ли он с чистым взглядом, или похоть заменит ему глаза. Награда за непристойный вид: "козлы-мужики" или изнасилование. Одна половина становится преступниками, другая - жертвами. Если общество не борется за нравственность, а попирает её, то оно выращивает насильников и маньяков и становится соучастником их преступлений.

Более того то, о чём я говорю, есть причина разводов и абортов. Детей любви не убивают и с любимыми не расстаются. А похоти, ей всё равно.

Желание плоти трудно обуздать, особенно если оно не ограничивается, а взращивается, как это было со мной. Привычка - вторая натура. А я привык, а тот, кто привык удерживать себя воистину велик.

Я не пытаюсь себя оправдать и обвинить в своих бедах общество, план Даллеса, родителей, друзей или кого ещё. Нет, во всём виноват я сам, свинья везде грязь найдёт. Но при других обстоятельствах мне было бы проще не упасть.

Нельзя не предвидеть вопрос "почему?" "Почему бы не отдаться удовольствию? Подумаешь, ведь всё эти слова о нравственности, пороках, обществе... абстрактно и призрачно, а я хочу".

Мною написанное взвешенно и выстрадано, ибо цену свободы ощущаешь в цепях, а сила познаётся бессилием. И тем не менее я не вижу аргументов за воздержание кроме одного.

Возвращаясь в прошлое, я помню, что я стеснялся своих поступков. Ведь взрослые не знали, что тайком мы листаем журналы с голыми женщинами. Да и перед девочками таким не хвастались. Внутри что-то говорило, что это нехорошо. После своего первого оргазма я горько плакал и ненавидел себя. Самое страшное то, что я рос веря в Бога. Бабушки были верующие. Родители тоже, с поправкой на то, что они выросли в СССР (т.е. верующими на словах).

Они стали по-настоящему верить в Бога ближе к моему совершеннолетию. Тем не менее, когда я узнал, что до свадьбы грех и даже думать об этом не следует, меня как будто облили холодной водой. Почему? Этот вопрос долго терзал меня. Нескоро я понял, что и эта заповедь естественна как закон природы. Но человек волен жить против своего естества. Если Бога нет, то всё можно. Если же есть: Веселись, юноша, в юности твоей, и да вкушает сердце твое радости во дни юности твоей, и ходи по путям сердца твоего и по видению очей твоих; только знай, что за все это Бог приведет тебя на суд (Екклесиаст 11:9).

Пусть мои слова послужат пищей для размышления. И пусть сильные решают, что делать.

26 декабря 2019 Просмотров: 36 049