Не только тот грех на нас ложится, который сами сделали, но и тот, на который подтолкнем, или от которого не остановим

 

 

«Он очень любит грибы, – размышляла в себе Мария, – и сильно обрадуется, когда увидит их в своих руках». Навстречу Марии по улице быстро и неровно шагала молодая женщина. Поравнявшись с Марией, она останавливает ее с вопросом:

– Скажите, пожалуйста, где тут у вас живет женщина, которая делает аборты? – чуть слышно, воровски, спросила молодая.

Перед Марией стояла молоденькая, худенькая женщина, похожая на девочку. Голубые влажные глазки ее нервно и нетерпеливо бегали то вправо, то влево, крашеные губки чуть заметно вздрагивали, сдвинутые брови, нервное движение рук – всё это говорило о том, что женщина находится в большом горе. Мария молчала, разглядывая незнакомку.

– Где у вас живет тетя Дуня, она аборты делает? – шепотом повторила свой вопрос женщина, и снова ее глазки забегали.

– А, тетя Дуня? Она живет по той улице, второй дом от угла, – быстро пробормотала Мария, чтобы поскорее отделаться от этой женщины, и побежала дальше, снова погрузившись в размышления о батюшке: как он будет радоваться и что ей скажет? В поезде дремалось. В дороге по полю до села от станции шла Мария с толпой, шедшей туда же. Всю дорогу разговор был о батюшке, о его чудесах. И все трепетали: «Он некоторых не принимает или выгоняет... Господи, как страшно к нему идти... А вдруг выгонит, поругает, а может быть, и не пустит войти в его келию».

Наконец, они стоят уже у дверей келии.

Кто-то из них кротко постучал в дверь. Вышла Наталья. С суровым взглядом она грубо ткнула: «Заходи ты!»

Мария затрепетала от радости и сразу в голове мысль: «Знает батюшка, что грибочки ему принесла, и он приказал меня пустить первую». Чуть слышно вошла в келию, перекрестилась на иконы и к батюшке весело шагнула от порога, сложив крестообразно ладони. Произнесла смиренно, улыбаясь и губами, и сердцем:

– Благослови, батюшка! – и вдруг слышит крик:

– Зачем ко мне пришла? Иди, показывай дорогу. Идите, убивайте детей, – гремел сильным басом. Марии показалось, что это гром затряс всю келию.

– Батюшка! Ох! Ой-ей! Что это я наделала?

– Ступай, ступай, ступай, – вдруг смиренным тоном успокоил старец.

– Батюшка, вот грибочки, сама набрала, – задыхаясь, бормотала Мария и трясучими руками подавала сумочку.

– Ничего мне не надо, ступай, – устало проговорил старец, и голова его упала на грудь.

Пулей вылетела Мария из келии, обливаясь слезами раскаяния: «Господи, даже не благословил. Ой-ой, что я наделала? Зачем я ее не остановила, а указала дорогу, где убивают детей!»

Охая и плача, поплелась Мария на станцию: теперь она будет искупать свою вину покаянием, исповедью в церкви. «Господь смилуется надо мной, но ведь я соучастница убийства дитя, надо и об этом убитом ребенке теперь хлопотать... О, ужас! Сама не делала, а убийцей зачислена! Господи, смилуйся!» Дорогой не заметила, как сунула кому-то грибочки и начала рассказывать, как она оказалась соучастницей греха...

Вот как научил меня старчик, дорогой наш учитель. Значит, теперь надо понять, что не только тот грех на нас ложится, который сами сделали, но и тот, на который подтолкнем, или от которого не остановим.