ЕСЛИ БЫ ПАПА… Андрей МартСегодня мама впервые взяла Никитку с собой в церковь. Сама она редко ходила на службы, так, забежит иногда свечку поставить, попросить здоровья, благополучия, да и всё на этом. ![]() – Мам, а почему мы идём в церковь, и что там надо делать? – любопытствовал мальчуган. – Мы идём молиться, сынок. Церковь – это такой большой домик, где люди молятся, просят Бога о всякой помощи. – А Кто такой Бог? – Это, сынок, такая Высшая Сила, которая управляет нашим миром. – И он всё-всё может сделать? – заострился мыслью Никита. – Ну… – задумалась мама, – почти всё. – А папу он может вернуть? – казалось, все душевные силы мальчик вложил в этот мучительный вопрос. – Никит, давай не будем об этом, хорошо? – Хорошо, – сделал Никита унылый вдох-выдох, видимо, не первый раз слыша это удручающее предложение. Все вопросы у него тут же иссякли, ведь когда главная потребность не удовлетворена, всё остальное теряет смысл, обесценивается, утрачивает привлекательность. Когда Алёна вошла с сыном в храм, то очень удивилась буквально огромному столпотворению, особенно у свечного ящика. Оказалось, что в храме, в который они пришли, сегодня престольный праздник. И как Алёна сама не додумалась, ведь церковь-то Троицкая. Несмотря на то, что люди толкались, пытаясь протиснуться вперёд, на душе было очень хорошо, тепло, спокойно, уютно, именно так, когда никуда не хочется спешить, а лишь наслаждаться происходящими в душе изменениями. Ко всему ещё в церкви при открытых дверях и окнах было не так жарко, а красиво сформированные букеты цветов у икон, своеобразный запах аира, берёзовых и липовых веток, торжественное пение многоликого хора, громкие восклицания батюшки и в целом совершенно какое-то неземное ощущение праздника напрочь отвлекали от всяких забот, проблем, переживаний. – Мам-мам, – дёрнул сынишка маму за юбочный подол. – Тихо, Никит, – нагнулась Алёна к сыну, – в церкви нельзя разговаривать. – Мам, мне здесь нравится, – громким полушепотом заявил малыш, явно пребывая под впечатлением. – Хорошо, милый, – обняла женщина сына, пытаясь погрузиться в молитвенное состояние. Обоими настолько овладела праздничная благодать, что они простояли всю службу, почти не шелохнувшись. Хор пел так, что можно было подумать, будто это лауреаты международного патриаршего конкурса, у каждого из которых за плечами престижное музыкальное училище, консерватория и целая вереница наград, а между тем это был обычный хор обычного городского храма, прихожане которого жили своей верой или – скорее – дышали ею. Отсюда и желание делать всё с максимальными усилиями и отдачей. Ну а крестный ход после службы поразил Алёну с сыном ещё больше. Она никогда не участвовала ни в чём подобном, и это несоединимое, казалось, ассорти из ярких красок лета, прохладного ветерка, колокольного перезвона, единодушного шествия с иконами и молитвами нескольких сотен людей, их радостного возбуждения и духовной сплоченности ну до того не сочеталось с высокими тарифами, бесконечной грязью выборов, донбасской затянувшейся войной, низкими зарплатами и прочими социальными, экономическими, экологическими неурядицами, что вполне откровенно и неиронично позволяло предположить, что все эти люди спустились на эти 3 часа из какого-то прекрасного небесного далёка, вообще не в курсе, что происходит в этой стране, и думают и мыслят они совершенно иными понятиями. «Что-то, значит, знают все эти люди, раз они такие безмятежные и ликующие, – подумала Алёна, внимательно разглядывая людей вокруг, – что-то знают, – повторила она вновь про себя, совсем не собираясь в эту минуту давать оценку происходящему и отвечать на какие бы то ни было вопросы. Слишком хорошо было сейчас у неё на душе, чтобы терзать себя ответами на сложное и наболевшее. Подойдя после окончания крестного хода с сыном ко кресту, выставленном на вытянутых руках улыбающимся с паперти священником, Алёна направилась к выходу, и ко всем своим сегодняшним впечатлениям получила ещё вместе с сыном и подарки в виде шоколадных конфет и булочек. – Ух, ты, мам, а давай каждое воскресенье ходить в церковь? – перебирал Никита конфеты вожделенными руками, отнюдь не будучи избалован сладостями. – Хорошо, сынок, – улыбнулась мама в ответ на ласковую волну послемолитвенного чувства. – Только не думай, что подарки тут раздают каждую неделю. – Ну, ничего, зато здесь очень хорошо. Люди все добрые и весёлые, и ребята хорошие, не то, что у нас на улице… – поник Никитка головой, вспомнив, как его дразнят отсутствием у него отца, бедностью и кавказской внешностью. – Ну-у, сынок, – приголубила Алёна сына, – не смей грустить. Сегодня такой хороший день, и хоть мы с тобой и не очень богатые, давай сейчас зайдём в магазин, и я тебе куплю, что ты захочешь. Ну, конечно, в рамках разумного. Что скажешь, мой верный рыцарь? – Ну, пойдём, – невзирая на многообещающее предложение, нехотя ответствовал Никита, думая всё о своём. – Так что тебе купить? Выбирай! – уже в магазине заявила мама. – Мам, купи мне, пожалуйста, вон ту водичку, – вытянул малыш руку. – «Боржоми», что ли? Никит, зачем тебе вода? – удивилась Алёна. – Ребята говорили, что это самая крутая вода, мне хочется попробовать. – Ну, допустим, но у нас полный колодец хорошей вкусной воды… – Мам, если она дорого стоит, так и скажи, я уже привык. – К чему ты привык? – К нашей бедности, – бесстрастно произнёс сын. – Так, Никит, – хотела было приступить Алёна к воспитательному монологу, однако просто купила бутылочку «Боржоми», хлеба, печенье и отправилась с сыном домой. – Спасибо, мам, я давно хотел попробовать эту водичку. – Хорошо, сынок, попробуешь, только старайся никогда не пасовать перед трудностями. Да, пусть мы с тобой и… – всё никак не могла Алёна полюбить это слово, – …не богатые, зато нам хорошо вдвоём… – Не обманывай, мам, не хорошо нам, ни тебе, ни мне, не хорошо. Вот если бы… Ладно, не будем об этом. Наскоро пообедав, Никита с новой бутылочкой воды отправился гулять. Он любил ходить летом с водичкой, отхлёбывая её маленькими глотками, чтобы, как говорила мама, не нарушался водный баланс. Но сегодня бутылка у него была необычная, новая, особенная, крутая. – О-о-о, Никитос, ты где «Боржоми» достал? – подбежала к Никите целая ватага ребят. – В магазине, – с достоинством ответил мальчуган. – Ану-ка дай сюда, – протянул к бутылке руку самый старший из ребят. Никиту всё время дразнили, обзывали, унижали и избивали. Когда говорят, что дети очень добрые, милые и нежные, то это откровенная ложь, достаточно посмотреть на запредельные видео по школьным избиениям. А если они чувствуют малейшую слабость, их часто безмерная жестокость приобретает совсем не детские формы. В Никите была не одна такая слабость. По внешности он был «чуркой», по статусу – приблудой, бастрюком, к тому же бедным, к тому же с матерью-кассиром (всего лишь!). А посему приходилось не играть с детьми, а защищаться от них, не гулять, а убегать, не отдыхать, а вечно терпеть и терзаться. Никите не нравилась эта уготованная ему неумолимой судьбой жестокая роль, но правила выбирал не он, и поменять их он был пока ещё не в состоянии. – Не дам, – совсем как волчонок опустил Никита голову. – Да дай попить, жарко. Жалко тебе, что ли? – с притворной жалобностью проговорил парнишка. – Давай, не жмись! – Ну, держи, – нехотя отдал Никита свою бутылку. – О, вот это по-дружески, – тут же отвинтил наглец крышку. – У-у, класс, холодная. Кто ещё будет? – предложил он остальным, вдоволь напившись. – Я… я ещё даже не попробовал. – Да, подожди, успеешь ещё. Так и не дождался Никита. Что такое 0,75 литра для десятка вечно жаждущих, голодных ребят? Что такое твоё долгим временем выпестованное, но совершенно не нужное никому желание? Что такое ты, если ты – никто, для всех и навсегда?.. – Ну, вот и нет твоей «Боржоми». Самое время в футбол поиграть, – повертел старшак бутылку в руке. – Айда за мной! Так и бегал Никита за уже не новой бутылкой между футболившими её – и его – ребятами, пока она не разбилась, а он не был «награждён» традиционными пинками. Он, конечно, отбивался, но будь ты даже львом, а с таким количеством гиен справится в одиночку практически невозможно. Вдоволь натешившись над жертвой, «гиены» со своей дикой неуёмной энергией отправились на поиски новых приключений, а Никита побежал домой, залез на поросший высокой травой погреб, и начал почти буквально зализывать раны. Он любил это место в высокой траве, любил эти летние звуки играющего изумрудной листвой ветра, жужжания пчел, где-то далеко играющей музыки. Он не хотел ныть, жаловаться, требовать маминой поддержки и защиты. Вот так посидит полчасика, поплачет, успокоится, и вновь отправляется на борьбу за своё место в этом жестоком мире. Он ещё не знал, что после какого-то хорошего доброго дела всегда наступает искушение, всегда нужно быть начеку, сохранять сосредоточенность воина и никогда не сдаваться. Ему ещё рано было знать, что путь к Богу чреват многими горестями, проблемами и страданиями, требующими особой выдержки и стойкости. Он также не знал, насколько сильным, мужественным и закалённым становится человек, достойно и без нытья проходящий этот нелёгкий путь. Всего этого пока ещё Никита не знал, но знал он другое. Если бы у него был папа, то его никто не осмелился бы дразнить и избивать; Если бы у него был папа, мама была бы весёлой и радостной, и никогда не плакала бы по ночам в подушку; Если бы у него был папа, то он смастерил бы ему большущего воздушного змея, лук, меч, рогатку, самострел, и никто не посмел бы их у него отнять; Если бы у него был папа, то они все втроем ходили бы в парк, кафе и игрушечные магазины, ездили на речку, море, каток… И ещё много «если бы» вращались в Никиткиной голове. Хорошо вот так помечтать в летней послеобеденной тишине, ведь как знать, может, когда-нибудь откроется эта старая калиточка, войдёт папа, и останется с нами навсегда. «Эх, как было бы хорошо, – не мигая наблюдал Никита за жужжащими вокруг пчелками, – как было бы здорово…» Июнь 2019 года
|
17 сентября 2019
Просмотров: 1 058