Топ-100

КРЕСТНЫЙ ПУТЬ. Новомученики и исповедники России. Апрель. Часть-2. Священник Виктор Кузнецов.

Священник  Виктор   Кузнецов
«Мученики нашего времени»
МУЧЕНИКИ.    АПРЕЛЬ.

Часть 2-я.
КРЕСТНЫЙ    ПУТЬ

«... я увидел под жертвенником души убиенных за слово Божие и за свидетельство, которое они имели. И возопили они громким голосом, говоря: доколе Владыко Святый и Истинный, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу? И даны были каждому из них одежды белые, и сказано им, чтобы они успокоились еще на малое время, пока и сотрудники их и братья их, которые будут убиты, как и они, дополнят число». 
(Откр. 6, 9-11).

+   +   +
Памяти трёх оптинских иноков — новомучеников
 


"Истина тогда ликует, когда за неё умирают",
(Прп. Севастиан Карагандинский).

«Пасха красная»
Нина Павлова.

Вот рубеж в истории Оптиной пустыни — Пасха 18 апреля 1993 года. И Оптина прошла через то огненное испытание, из которого она вышла уже иной. В этот день в нашу жизнь зримо вошла вечность. 

В храме перед открытыми Царскими Вратами стояли три гроба, и люди с ослепшими от слёз глазами шли к братьям с последним целованием: "Христос воскресе, отец Василий!", "Христос воскресе, Трофимушка!", "Христос воскресе, отец Ферапонт!" Душа почему-то не вмещала этой смерти — с братьями шли христосоваться, как с живыми, и, выбрав самое красивое пасхальное яичко, клали на край гроба, наивно подталкивая поближе к руке. "Христос воскресе, родные!"

Так и стоят до сих пор перед глазами три гроба, окружённые, будто венцами, яркой радугой пасхальных яиц. А над онемевшим от горя храмом звучал с амвона тихий голос игумена Павла: "Вот жили мы, жили и не знали, что среди нас живут святые".

Но, чтобы осознать всё это, надо было смириться с утратой и унять крик боли в душе: как так — убиты молодые и такие прекрасные люди? Как же мало им было отпущено, и как стремительно краток был их монашеский путь! 

Врач Ольга Анатольевна, знавшая о. Василия ещё по Москве, сказала о его пути: "Это было восхождение по вертикальной стене".
В храмах России уже пишут их иконы, а люди приезжают в Оптину, чтобы рассказать о случаях дивной помощи по их молитвам. Надо радоваться этому. Но только жива ещё в Оптиной боль утраты —  нет с нами наших братьев. "Прости нас, Господи, — сказано было в годовщину памяти новомучеников, — у Тебя много святых, у Тебя всего много, но как же нам не хватает наших братьев. Сколько доброго они бы ещё сделали на земле. Прости нас, Господи, что скорбим"...

Убийство обычно готовят втайне, но культпросветработник Николай Аверин, убивший трёх оптинских братьев, спешил перед убийством разрекламировать себя. Колхозные механизаторы вспоминают, как он пришёл перед Пасхой в мастерскую заточить меч на станке, выставив при этом выпивку.

—  Николай,   на кого зуб точишь — на будущую тёщу? — пошутил кто-то.
—  Нет, монахов подрезать хочу, — ответил он.

А лётчики аэродрома  сельхозавиации, где перед убийством работал Аверин, вспоминают, как он демонстрировал им этот страшный меч, заявляя: «Я прославлюсь на весь мир!» Был он при этом трезв. И водку, замечали, не пил, но приторговывал ею, имея всегда запас в своей личной машине.

Незадолго до убийства у Аверина появились, похоже, немалые деньги, ибо поил он тогда многих и о своих планах вещал открыто...
В книге Сергея Нилуса «Близ грядущий антихрист или царство диавола на земле», прочитанной иноком Трофимом перед смертью, приведено пророчество преподобного Ефрема Сирина: «В годы пришествия антихриста, когда будет "страх внутри, извне трепет", святые укрепятся, потому что отринули всякое попечение о жизни сей». Именно так живут перед Пасхой трое будущих новомучеников — воистину отринув попечение о жизни сей и напрягая все сипы в духовном подвиге...

Тайна единения Церкви земной и Небесной сокрыта от нас в нынешнем веке и всё же ощутима порой. В Страстную Субботу 1993 года киевляне привезли в Оптину пустынь частицы облачения священномученика Владимира Киевского и за несколько часов до убийства раздали их оптинской братии.

Иноку Ферапонту вручили эту святыню на Литургии в скиту, а иеромонаху Василию на Литургии в Свято-Введенском соборе, и как раз в тот момент, когда пели тропарь: "Благообразный Иосиф, с древа снем пречистое тело Твое..." Этот тропарь пел перед расстрелом священномученик Владимир Киевский. Так уже в распеве Страстной Субботы явила себя связь новомученичества наших дней с новомучениками прежних лет.

Двенадцатилетняя киевлянка Наташа вручила иноку Трофиму частицу облачения священномученика Владимира Киевского уже перед крестным ходом на Пасху...

Убийство было расчётливым и тщательно подготовленным. Местные жители вспоминают, как перед Пасхой убийца приходил в монастырь, сидел на корточках у звонницы, изучая позы звонарей, и по-хозяйски осматривал входы и выходы.

У восточной стены монастыря в тот год была сложена огромная поленница дров, достигавшая верха стены. Перед убийством и явно не в один день поленница была выложена столь удобной лесенкой, что взбежать по ней наверх стены мог бы без труда и ребенок. Именно этим путём ушёл потом из монастыря убийца, перемахнув через стену и бросив близ неё самодельный окровавленный меч с меткой "сатана 666", финку с тремя шестёрками на ней и шинель.

О шинели. В те годы монастырю пожертвовали большую партию черных флотских шинелей, и они были униформой оптинских паломников-трудников или своего рода опознавательным знаком: это свой, монастырский человек. Специально для убийства культпросветработник Николай Аверин, 1961 года рождения, отпустил бородку, чтобы иметь вид православного паломника, и достал где-то чёрные шинели: их нашли у него потом дома при обыске вместе с книгами по черной магии и изрубленной Библией. 

Но для убийства он взял в скитской гостинице шинель одного паломника и положил в её карман выкраденный паспорт и трудовую книжку другого паломника. Чужую шинель с документами он бросил подле окровавленного меча. По этим "уликам" тут же нашли "преступников" и, скрутив им руки, затолкали в камеру. А одного из них, беззащитного инвалида, не способного убить даже муху, "Московский комсомолец" тут же объявил убийцей. Сколько же горя выпало Оптиной, когда убийство трех братьев усугубили аресты невинных, а следом хлынуло море клеветы!

У святителя Иоанна Златоуста есть тонкое наблюдение, что в ту ночь, когда Христос с учениками вкушал пасху, члены синедриона, собравшись вкупе ради убийства, отказались от вкушения пасхи в установленный законом срок: "Христос не пропустил бы времени Пасхи, — пишет он, — но Его убийцы осмеливались на всё и нарушали многие законы".

Для убийства был избран святой день Пасхи, а сам час убийства тщательно расчислен. В Оптиной ведь всегда многолюдно, и есть лишь малый промежуток времени, когда пустеет двор. "Скоро ли начнется Литургия в скиту?" — спросил убийца у паломниц. — "В шесть утра", — ответили ему. Он ждал этого часа...

Первым был убит инок Ферапонт. Он упал, пронзённый мечом насквозь, но как это было, никто не видел. В рабочей тетрадке инока, говорят, осталась последняя запись: "Молчание есть тайна будущего века". И как он жил на земле в безмолвии, так и ушёл тихим Ангелом в будущий век.

Следом за ним отлетела ко Господу душа инока Трофима, убитого также ударом в спину. Инок упал. Но уже убитый — раненный насмерть — он воистину "восста из мертвых": подтянулся на веревках к колоколам и ударил в набат, раскачивая колокола уже мертвым телом и тут же упав бездыханным. Он любил людей и уже в смерти восстал на защиту обители, поднимая по тревоге монастырь. У колоколов свой язык. 

Иеромонах Василий шёл в это время исповедовать в скит, но, услышав зов набата, повернул к колоколам — навстречу убийце...
Убегавшего от звонницы убийцу видели ещё две паломницы, как раз появившиеся у алтарной части храма и вскрикнувшие при виде крови. Рядом с ними стояли двое мужчин, и один из них сказал: "Только пикните, и с вами будет то же"...

Вот одна из загадок убийства, не дающая иным покоя и ныне: как мог невысокий щуплый человек зарезать трёх богатырей? Инок Трофим кочергу завязывал бантиком. Инок Ферапонт, прослуживший пять лет близ границы Японии и владевший её боевыми искусствами, мог держать оборону против толпы. А у иеромонаха Василия, заслуженного мастера спорта, чемпиона мира по водному поло в прошлом, были такие бицепсы, что от них топорищло рясу, вздымая её на плечах, как надкрылья. Значит, всё дело в том, что били со спины?

Следствие установило, что о. Василий встретился лицом к лицу с убийцей, и был между ними краткий разговор, после которого о. Василий доверчиво повернулся спиной к убийце. Удар был нанесён снизу вверх — через почки к сердцу. Все внутренности были перерезаны. Но о. Василий ещё стоял на ногах и, сделав несколько шагов, упал, заливая кровью молодую траву. Он жил после этого около часа, но жизнь уходила от него с потоками крови.

Даже годы спустя дело об убийстве в Оптиной полно загадок. Но однажды в день Собора исповедников и новомучеников Российских молодой приезжий иеромонах говорил проповедь. И, помянув о. Василия, вдруг будто сбился, рассказав о том, как на преподобного Серафима Саровского напали в лесу трое разбойников. Преподобный был с топором и такой силы, что мог бы постоять за себя. "В житии преподобного Серафима Саровского говорится, — рассказывал проповедник, — что, когда он поднял топор, то вспомнил слова Господа: "Взявшие меч, мечом и погибнут". И он отбросил топор от себя". Вот и ответ на вопрос: “Мог ли о. Василий обрушить на убийцу ответный смертоносный удар?”

Дерзость злодеяния была на том и построена, что здесь святая земля, где даже воздух напитан любовью. И верша казнь православных монахов, палач был уверен — уж его-то здесь не убьют.

Дело об убийстве оптинских братьев было закрыто, как известно, по статье о невменяемости убийцы. Судебного разбирательства, как водится в таких случаях, не было — не были допрошены многие важные свидетели, и не был проведён следственный эксперимент. Между тем общественно-церковная комиссия, проводившая самостоятельно расследование, опубликованное затем в газете "Русский Вестник", установила: "У комиссии есть данные, что в убийстве участвовало не менее трёх человек, которых видели и могут опознать свидетели". Но требования православной общественности о расследовании дела и проведении независимой психиатрической экспертизы не были услышаны...

В понедельник, ближе к вечеру, на звоннице были настланы новые полы. Но убили звонарей, и молчали колокола.
Колокола в Оптиной старинные и с особой мученической судьбой — они достались обители в наследие от монастырей и храмов, разрушенных революцией 1917 года. Вот старинный колокол из Страстного монастыря, находившегося прежде в центре Москвы. Камня на камне от монастыря не осталось — теперь здесь Пушкинская площадь и редакция газеты "Известия", написавшая о трагедии в Оптиной столь глумливо, будто всё ещё витает на этом месте дух губителей Страстного монастыря. А вот колокола из разрушенных храмов Костромы, Ярославля, ещё откуда-то, являющие собою немую повесть о гонении на христиан. Сколько крови пролилось уже под этими колоколами! И опять кровь...

"Всякий христианин, хорошо знакомый с учением Церкви, — сказал в слове на погребении игумен Феофилакт, — знает, что на Пасху просто так не умирают, что в нашей жизни нет случайностей, и отойти ко Господу в день Святой Пасхи составляет особую честь и милость... И мы сегодня не столько печалимся, сколько радуемся, потому что эти три брата благополучно начали и успешно завершили свой жизненный, монашеский путь, и обращаемся к ним с радостным пасхальным приветствием: "Христос воскресе!"

Случайностей действительно нет. И если отшествие новомучеников ко Господу совпало с Пасхой, то сороковой день их кончины пришёлся на Вознесение Господне, а погребение — на праздник Иверской иконы Божией Матери. В IX веке во время гонений эта икона была усечена мечом иконоборца в лик, "и тогда из ланиты Богоматери, — повествует летопись, — как бы из живого тела потекла кровь". И теперь над усеченными мечом новомучениками воссияла благая Вратарница, "двери райские верным отверзающая".

На погребении храм был переполнен, и люди с ослепшими от слёз глазами шли прощаться с братьями последним целованием. По монашескому обычаю их лица были закрыты. Земная скорбь переполняла сердце, но душа уже чувствовала дыхание святости. В пасхальные дни чин отпевания праздничный — пели Пасху. И как на Пасху — опять воссияло солнце, и было чувство пасхальной радости. Что-то свершалось в тот день в душах, и многие, припадая ко гробам новомучеников, уже молились им, как новым святым.

 "Истина тогда ликует, когда за неё умирают", — говорил исповедник нашего века преподобный Севастиан Карагандинский.
Трое оптинских братьев — это молодая православная Россия, и вместе со всеми они вошли однажды в храм. Но вошли с той огненной верой в Господа, с какой кровоточивая жена устремилась ко Христу, уверовав, что исцелится, коснувшись Его ризы. Не для того ли Господь прославил в чудотворениях трёх оптинских новомучеников, отдавших жизнь за Православную веру, чтобы услышала страдающая Россия глас Господа нашего Иисуса Христа: "Дерзай, дщи, вера твоя спасе тя".
Нина Павлова.

“Братиков убили!”

Рассказывает иеромонах Михаил: “В шесть часов утра в скиту началась литургия, и я обратил внимание, что почему-то задерживается о. Василий — он должен был исповедовать. Вдруг в алтарь даже не вошёл, а как-то вполз по стенке послушник Евгений и говорит: “Батюшка, помяните новопреставленных убиенных иноков Трофима и Ферапонта. И помолитесь о здравии иеромонаха Василия. Он тяжело ранен”.

Храм плакал, переживая смерть двух иноков, а иеродиакон Иларион с залитым слезами лицом возглашал уже новую ектинью: “Ещё молимся о новопреставленном, убиенном иеромонахе Василии”.

Ка-ак?!

Даже годы спустя пережить это трудно — залитая кровью Оптина и срывающийся от слёз крик молодого послушника Алексея: “Братиков убили! Братиков!..”

Убийство было расчётливым и тщательно подготовленным. Местные жители вспоминают, как перед Пасхой убийца приходил в монастырь, сидел на корточках у звонницы, изучая позы звонарей, и по-хозяйски осматривал входы и выходы. У восточной стены монастыря в тот год была сложена огромная поленница дров, достигавшая верха стены. Именно этим путём убежал из монастыря убийца, перемахнув через стену и бросив близ неё самодельный, окровавленный меч с меткой “сатана 666”, финку с тремя шестерками на ней и чёрную флотскую шинель. 
О шинели. В те годы, напомним, монастырю пожертвовали большую партию чёрных флотских шинелей, и они были униформой оптинских паломников-трудников, или своего рода опознавательным знаком — это свой, монастырский человек. Специально для убийства культпросветработник Николай Аверин, 1961 года рождения, отпустил бородку, чтобы иметь вид православного паломника, и достал чёрные шинели: их нашли у него потом дома при обыске вместе с книгами по чёрной магии и изрубленной Библией. 

Но для убийства он взял в скитской гостинице шинель одного паломника и положил в её карман выкраденный паспорт и трудовую книжку другого паломника. Чужую шинель с документами он бросил подле окровавленного меча. По этим “уликам” тут же нашли “преступников” и, скрутив им руки, затолкали в камеру. А одного из них, беззащитного инвалида, не способного убить даже муху, “Московский комсомолец” тут же объявил убийцей.

Сколько же горя выпало Оптиной, когда убийство трёх братьев усугубили аресты невинных, а следом хлынуло море клеветы!
У святителя Иоанна Златоуста есть тонкое наблюдение, что в ту ночь, когда Христос с учениками вкушал пасху, члены синедриона, собравшись вкупе ради убийства, отказались от вкушения пасхи в установленный законом срок: “Христос не пропустил бы времени пасхи, — пишет он, — но Его убийцы осмеливались на всё, и нарушали многие законы”. Для убийства был избран святой день Пасхи, а сам час убийства тщательно расчислен. В Оптиной ведь всегда многолюдно, и есть лишь малый промежуток времени, когда пустеет двор. “Скоро ли начнётся литургия в скиту?” — спросил убийца у паломниц. — “В шесть утра”, — ответили ему. Он ждал этого часа.

Пасхальное утро протекало так: в 5.10 закончилась литургия, и монастырские автобусы увезли из Оптиной местных жителей и паломников, возвращающихся домой. С ними уехала и милиция. А братия и паломники, живущие в Оптиной, ушли в трапезную. Вспоминают, что о. Василий лишь немного посидел со всеми за столом, не прикасаясь ни к чему. Впереди у него были ещё две службы, а служил он всегда натощак. Посидев немного с братией и тепло поздравив всех с Пасхой, о. Василий пошёл к себе в келью. 
 

Иеромонах Василий (Росляков) в центре, с букетиком вербы в руке. Его стихи на фотографии.

В житиях святых мучеников рассказывается, что они постились накануне казни, “дабы в посте встретить меч”. И всё вышло, как в житии, — меч о. Василий встретил в посте.

Инок Трофим перед тем, как идти на звонницу, успел сходить в свою келью и разговеться пасхальным яичком. А история у этого яичка была особая.

Из воспоминаний послушницы Зои Афанасьевой, петербургской журналистки в ту пору: “В Оптину пустынь я приехала, ещё только воцерковившись и сомневаясь во многом в душе. Однажды я призналась иноку Трофиму, что мне всё время стыдно — вокруг меня люди такой сильной веры, а я почему-то не верю в чудеса. Наш разговор происходил 17 апреля 1993 года — накануне Пасхи. И инок Трофим принёс из своей кельи пасхальное яичко, сказав: 

“Завтра этому яичку исполнится ровно год. Завтра я съем его у тебя на глазах, и ты убедишься, что оно абсолютно свежее. Тогда поверишь?” Вера у инока Трофима была евангельская, и каждый раз на Пасху, вспоминают, он разговлялся прошлогодним пасхальным яйцом — всегда наисвежайшим и будто являющим собой таинство будущего века, где “времени уже не будет” (Откр. 10, 6). До убийства оставались уже считанные минуты. 

К шести часам утра двор монастыря опустел. Все разошлись по кельям, а иные ушли на раннюю литургию в скит. Последним уходил в скит игумен Александр, обернувшись на стук каблуков, — из своей кельи по деревянной лестнице стремительно сбегал инок Трофим. С крыльца храма Трофим увидел инока Ферапонта. Оказывается, он первым пришёл на звонницу и, не застав никого, решил сходить к себе в келью. “Ферапонт!” — окликнул его инок Трофим. И двое лучших звонарей Оптиной встали к колоколам, славя Воскресение Христово.

Первым был убит инок Ферапонт. Он упал, пронзенный мечом насквозь, но как это было, никто не видел. В рабочей тетрадке инока, говорят, осталась последняя запись: “Молчание есть тайна будущего века”. И как он жил на земле в безмолвии, так и ушёл тихим Ангелом в будущий век.

Следом за ним отлетела ко Господу душа инока Трофима, убитого также ударом в спину. Инок упал. Но уже убитый — раненый насмерть — он воистину “восста из мертвых”: подтянулся на веревках к колоколам и ударил в набат, раскачивая колокола уже мёртвым телом и тут же упав бездыханным. 

У колоколов свой язык. Иеромонах Василий шёл в это время исповедовать в скит, но, услышав зов набата, повернул к колоколам — навстречу убийце.

В убийстве в расчёт было принято всё, кроме этой великой любви Трофима, давшей ему силы ударить в набат уже вопреки смерти. И с этой минуты появляются свидетели. Три женщины шли на хоздвор за молоком. 

Вдруг колокола замолкли. Они увидели издали, что инок Трофим упал, потом с молитвой подтянулся на веревках, ударил несколько раз набатно и снова упал. При виде упавшего инока все трое подумали одинаково — Трофиму плохо, увидев одновременно, как невысокого роста “паломник” в чёрной шинели перемахнул через штакетник звонницы и бежит, показалось, в мед­пункт. “Вот добрая душа, — подумали женщины, — за врачом побежал”.

Было мирное пасхальное утро. И мысль об убийстве была настолько чужда всем, что оказавшийся поблизости военврач бросился делать искусственное дыхание иноку Ферапонту, полагая, что плохо с сердцем. А из-под ряс распростертых звонарей уже показалась кровь, заливая звонницу. И тут страшно закричали женщины. 

Убегавшего от звонницы убийцу видели ещё две паломницы, как раз появившиеся у алтарной части храма и вскрикнувшие при виде крови. Рядом с ними стояли двое мужчин, и один из них сказал: “Только пикните, и с вами будет то же”. Внимание всех в этот миг было приковано к залитой кровью звоннице. И кто-то лишь краем глаза заметил, как некий человек убегает от звонницы в сторону хоздвора, и навстречу о. Василию бежит “паломник” в чёрной шинели. 

Как был убит о. Василий, никто не видел, но убит он был тоже ударом в спину.
Вот одна из загадок убийства, не дающая иным покоя и ныне: как мог невысокий щуплый человек зарезать трёх богатырей? Инок Трофим кочергу завязывал бантиком. Инок Ферапонт, прослуживший пять лет близ границы Японии и владевший её боевыми искусствами, мог держать оборону против толпы. А у о. Василия, заслуженного мастера спорта в прошлом, были такие бицепсы, что от них топорщило рясу, вздымая её на плечах, как надкрылья. 

Вся звонница была размером в комнатку, и постороннему человеку здесь невозможно появиться незамеченным. Но в том-то и дело, что в обитель пришёл оборотень, имеющий вид своего монастырского человека.

Однажды в юности о. Василия спросили: что для него самое страшное? “Нож в спину”, — ответил он. Нож в спину — это знак предательства, ибо только свой человек может подойти днём так по-дружески близко, чтобы предательски убить со спины. “Сын Человеческий предан будет”, — сказано в Евангелии (Мк. 10, 33). И предавший Христа Иуда тоже был оборотнем, действуя под личиной любви: “И пришедше, тотчас подошел к Нему и говорит: “Равви, Равви!” И поцеловал его” (Мк. 14, 15).

Следствие установило, что о. Василий встретился лицом к лицу с убийцей, и был между ними краткий разговор, после которого о. Василий доверчиво повернулся спиной к убийце. Удар был нанесён снизу вверх — через почки к сердцу. Все внутренности были перерезаны. Но о. Василий ещё стоял на ногах и, сделав несколько шагов, упал, заливая кровью молодую траву. Он жил после этого ещё около часа, но жизнь уходила от него с потоками крови.

Потом у этой залитой кровью земли стояла кружком спортивная команда о. Василия, приехавшая на погребение. Огромные, двухметровые мастера спорта рыдали, как дети, комкая охапки роз. Они любили о. Василия. Когда-то он был их капитаном и вёл команду к мировым победам, а потом он привёл их к Богу, став для многих духовным отцом. Горе этих сильных людей было безмерным, и не давал покоя вопрос: “Как мог этот “плюгаш” одолеть их капитана?” 

Даже годы спустя дело об убийстве в Оптиной полно загадок. Но однажды в день Собора исповедников и новомучеников Российских молодой приезжий иеромонах говорил проповедь. И помянув о. Василия, вдруг будто сбился, рассказав о том, как на преподобного Серафима Саровского напали в лесу трое разбойников. Преподобный был с топором и такой силы, что мог бы постоять за себя. “В житии преподобного Серафима Саровского говорится, — рассказывал проповедник, — что, когда он поднял топор, то вспомнил слова Господа: “Взявшие меч, мечом и погибнут”. И он отбросил топор от себя”. Вот и ответ на вопрос, а мог ли о. Василий обрушить на убийцу ответный смертоносный удар? Дерзость злодеяния была на том и построена, что здесь святая земля, где даже воздух напитан любовью. И верша казнь православных монахов, палач был уверен — уж его-то здесь не убьют. 

Первой к упавшему о. Василию подбежала двенадцатилетняя Наташа Попова. Зрение у девочки было хорошее, но она увидела невероятное — о. Василий упал, а в сторону от него метнулся чёрный страшный зверь и, взбежав по расположенной рядом лесенке-поленнице из дров, перемахнул через стену, скрывшись из монастыря. Убегая, убийца сбросил с себя шинель паломника, а чуть позже сбрил бороду — маскарад был уже не нужен.
—   Батюшка, — спрашивала потом девочка у старца, — а почему вместо человека я увидела зверя?
—   Да ведь сила-то какая звериная, сатанинская, — ответил старец, — вот душа и увидела это.

Умирающего о. Василия перенесли в храм, положив возле раки мощей преподобного Амвросия. Батюшка был белее бумаги и говорить уже не мог. Но судя по движению губ и сосредоточенности взгляда, он молился. Господь даровал иеромонаху Василию воистину мученическую кончину. Врачи говорят, что при таких перерезанных внутренностях люди исходят криком от боли. И был миг, когда о. Василий молитвенно протянул руку к мощам старца, испрашивая укрепления. Он молился до последнего вздоха, и молилась в слезах вся Оптина. Шла уже агония, когда приехала “скорая”. Как же все жалели потом, что не дали о. Василию умереть в родном монастыре! Но так было угодно Господу, чтобы он принял свою смерть “вне града” Оптиной, как вне Иерусалима был распят Христос. 

Монашеский дневник о. Василия оборвался на записи: “Духом Святым мы познаём Бога. Это новый, неведомый нам орган, данный нам Господом для познания Его любви и Его благости. Это какое-то новое око, новое ухо для видения невиданного и для услышания неслыханного. Это как если бы тебе дали крылья и сказали: а теперь ты можешь летать по всей вселенной. Дух Святый — это крылья души».

ЕВХАРИСТИЯ

Вспоминают, что о. Василий набирал для себя в библиотеке огромную стопку книг, а потом, вздыхая, откладывал в сторону то, что не главное. “У о. Василия была такая черта, как экономность, — рассказывал один иконописец, — и он отсекал всё, что замедляло продвижение к цели”. Он приносил из библиотеки увесистую стопку книг, опять откладывая что-то в сторону. Он записывает в те дни в дневнике: 

“Бог управляет участью мира и участью каждого человека. Опыты жизни не замедлят подтвердить это учение Евангелия. Необходимо благоговеть перед непостижимыми для нас судьбами Божиими во всех попущениях, как частных, так и общественных, как в гражданских, так и в нравственных и духовных. Отчего же наш дух возмущается против судеб и попущений Божиих? Оттого, что мы не почтили Бога, как Бога”. 

Евхаристия в переводе с греческого — благодарение. “Милость Божия даётся даром, но мы должны принести Господу всё, что имеем”, — писал о. Василий в первый год монашеской жизни. Но чем дальше, тем больше он осознавал, что принести нечего, и скудна любовь земная перед любовью распятого за нас Христа. Позже он писал в дневнике: “Кому из земных глаголеши, Господи, яко прискорбна есть душа Твоя до смерти? Кий да поднебесный обымет сие? Кое естество человече сие вместит? Но расшири сердца наша, Господи, яко грядем во след печали Твоей ко Кресту Твоему и Воскресению”. 

Нечем человеку воздать Господу за все Его великие благодеяния, ибо все дано Им. И всё-таки есть эта высшая форма благодарения — мученическая жертвенная любовь. На Пасху 1993 года в благодарственную жертву Господу принесли себя трое оптинских новомучеников. Все трое соборовались в Чистый Четверг, причастились перед самой кончиной и приняли смерть за Христа, работая Господу на послушании. 

И Господь дал знак, что принял жертву своих послушников, явив в час их смерти в небе знамение. Свидетелями знамения были трое — москвичка Евгения, паломник из Казани Юрий и москвич Юлий, ныне послушник монастыря во Владимирской епархии. Они ничего не знали об убийстве, уехав из Оптиной сразу после ночной пасхальной службы и теперь стояли на остановке в Козельске, дожидаясь шестичасового автобуса на Москву. 

Рейс, как выяснилось позже, отменили. И они слушали пасхальный звон, глядя в сторону монастыря. Вдруг звон оборвался, а в небо над Оптиной будто брызнула кровь. Про кровь никто из них не подумал, глядя в изумлении на кроваво-красное свечение в небе. Они посмотрели на часы — это было время убийства. Пролилась на земле кровь новомучеников и, брызнув, достигла Неба. 
 


О Варраве

Весь день на Пасху шли аресты. Взяли человек сорок, подозревая в основном монастырских, а пресса уже силилась доказать, что преступник — православный человек. Действовали, похоже, по заранее заготовленному сценарию. В самом Козельске ещё ничего не знали про убийцу и милиция лишь начала расследовать дело, а пресса уже сообщала свои версии о нём. Одна радиостанция весело давала понять, что православные, де, так перепились на Пасху, что перерезали друг друга. А в “Известиях” уточнялось: “однако существует и дежурная для мужских монастырей версия, что убийство совершено на почве гомосексуализма” . 

О, как же был прав о. Василий, когда взывал в Покаянном каноне: “Предстани мне, Мати, в позорище и смерти!” Тут было всё сразу — позорище и смерть. Да простит нас боголюбивый читатель за то, что поневоле касаемся скверны. Но ученик не выше Учителя, а Господа нашего Иисуса Христа тоже обвиняли: “Он развращает народ наш” (Лк. 23, 2). “Нечестивые люди состязались в низости и клевете, — писал по этому поводу святитель Иоанн Златоуст, — как бы боясь упустить какую наглость”. И теперь шло такое же состязание в низости.

Когда через шесть дней после Пасхи был арестован Николай Аверин, сценарий о “сумасшедшем убийце” вступил в новую стадию разработки. Пресса дружно сделала из Аверина героя-афганца и объявила его “жертвой тоталитаризма”. Судмедэкспертизы ещё не было, но пресса уже ставила свой диагноз: “психика молодого человека не выдержала испытаний войной, в которую он был брошен политиками” (газета “Знамя”). “Искорёженная нелепой войной душа молодого крепкого парня, оставленного без моральной поддержки, металась” (“Комсомольская правда”). Можно привести ещё цитаты. А можно вспомнить иное — как в евангельские времена подученные люди кричали: “отпусти нам Варавву, Варавва был посажен в темницу за про изведенное в городе возмущение и убийство”. (Лк. 23,18-19). 

В 1991 году против тридцатилетнего Аверина было возбуждено уголовное дело по статьям 15 и 117 ч.З за изнасилование на Пасху 56-летней женщины. Срок по 117-й дают большой, и тут возникла афганская психическая травма. Дело закрыли по статье о невменяемости. И после шести месяцев принудительного лечения в психиатрической больнице Аверина выписали с редким диагнозом — инвалидность третьей группы. 

При серьёзных расстройствах психики, утверждают психиатры, эту группу не дают. Дело об убийстве оптинских братьев было закрыто, как известно, по той же статье о «невменяемости». Судебного разбирательства, как водится в таких случаях, не было — не были допрошены многие важные свидетели, и не был проведён следственный эксперимент. Между тем, общественно-церковная комиссия, проводившая самостоятельно расследование, опубликованное затем в газете “Русский вестник”, установила: “У комиссии есть данные, что в убийстве участвовало не менее трёх человек, которых видели и могут опознать свидетели”

Но требования православной общественности о расследовании дела и проведении независимой психиатрической экспертизы не были услышаны. Но сколь неправеден суд человеческий, столь взыскателен Суд Божий. 
 


Когда в Оптиной стали собирать воспоминания местных жителей, то оказалось, что среди тех, кто разрушал монастырь в годы гонений, нет ни одного человека, который бы не кончил потом воистину страшно. Когда-нибудь эти рассказы, возможно, будут опубликованы, а пока приведём один из них.

Рассказ бабушки Дорофеи из деревни Ново-Казачье, подтверждённый её дочерью Татьяной: “Однажды пошли мы с медсестрой и дочкой Таней в больницу. А жара, пить хочется. И медсестра говорит: “Зайдём в этот дом, у меня тут знакомые живут”. Зашли мы. А я как села со страху на лавку, так и встать боюсь: на печи три девочки безумные возятся — лысенькие, страшные и щиплют себя. Не стерпела и спрашиваю хозяйку: “Да что ж за напасть у тебя с дочками?” — “Ох, — говорит, — глухие, немые и глупенькие. 

Всех врачей обошла, а толку?.. Медицина, объясняют, безсильна. Один прозорливый оптинский старец вернулся тогда из лагерей и исцелял многих. А я прослышала и бежать к нему. Взошла на порог и ещё слова не вымолвила, а он мне сразу про мужа сказал — это ведь он разрушал колокольню в Оптиной пустыни и сбрасывал вниз колокола. “Твой муж, — говорит, — весь мир глухим и немым сделал, а ты хочешь, чтоб твои дети говорили и слышали”.
 Н. Павлова «Пасха Красная».

+       +        +
 «Тогда Иисус сказал ученикам Своим: если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною».
(Мф. 16, 24).
Юрий Ефимчук
 


Забывать их мы не вправе!

29 апреля 1994 года загадочная смерть на территории Свято-Введенского ставропигиального мужского монастыря Оптина пус­тынь, как и год назад, при гибели трёх иноков монастыря, омрачила светлый праздник Воскресе­ния Христова. 

На Страстную Пятницу паломника из Тольятти Юрия Ефимчука обнаружили в лесу, неподалёку от Иоанно-Предтеченского скита. Он был убит ритуальным сатанинским оружием — длинной иглой, во­ткнутой в сердце. Очевидцы были уверены в том, что в ту Великую пятницу произошло убийство, именно, ритуального характера. Однако следствие (как это обычно и бывает) остановилось на мнении, что двадцатичетырёхлетний богобоязненный христианин, целенаправленно приехавший в обитель, чтобы встретить Пасху и, возмож­но, остаться здесь в качестве послушника, «совер­шил суицид». 

Те, кто близко знал его, не могли в такое поверить. Официальная версия исключила даже возможность поиска убийцНеудобная для них трагедия, не предавалась широкой огласке, а со временем стала забываться. При этом история короткой земной жизни Юрия Ефимчука и его осознанного обраще­ния к Православию, объединяет многих людей на его малой родине — в Поволжье. Среди них растёт уверенность: раб Божий Георгий умер за веру и обрёл святость как новомученик. В 2014 году, на Радоницу, то есть в день всецерковного помино­вения усопших, исполнилось ровно 20 лет со дня смерти Юрия.

На первый взгляд, ничто не предвещало такой судьбы для мальчика, выросшего в ин­теллигентной советской семье в 70-е годы, когда глубокая религиозность оставалась уделом немногих. Родители воспитали в сыне тягу к интеллектуальному и культурному раз­витию, поэтому он познавал мир не только за активными занятиями, вроде фотографии, рыбалки и спорта, но и читал серьёзные кни­ги, изучал музыку, поскольку унаследовал от матери любовь к классике. 

С детства в нём ощущалась тонкая душевная организация, желание гар­монизировать мировосприятие. Вероятно, поэтому вслед за своим другом Сашей Пет­ровым, он постепенно прихо­дит к вере. Александр, ныне иеромонах Фе­октист, делился с товарищем духовными кни­гами, записями проповедей и иконами. 

Юрий постигал азы Православия и всё больше про­никался христианским пониманием мира. Он окончил школу, поступил на электротехничес­кий факультет Политехнического института; его ожидала взрослая жизнь — такая же, как у миллионов сверстников. Однако заложен­ные семена уже давали всходы: юноша вдруг осознал безсмысленность существования в материальном мире по материалистичес­ким законам, без заботы о спасении души, без веры.

В 1989 году он принял святое крещение с именем Георгий, побудив сделать то же и отца. Примечательно, что, обратившись к Богу, он стремился поделиться этим светом, наполнявшим его, со всеми близкими. Знакомые крестились под его вли­янием, а родители обвенчались. Но Юрию было мало просто шагнуть от советского ате­изма к воцерковлению: его тяготило ощуще­ние собственной греховности, окаменелости сердца, как он сам писал. 

Он жаждал изба­виться от всех условностей и наносных эле­ментов современности, чтобы сосредото­читься на духовной стороне жизни. Поэтому он не только резко отметает мирские при­вычки, но и оставляет институт, начиная рабо­тать в учебном центре электриком, совершая паломничества в Троице-Сергиеву лавру, Свято-Данилов монастырь и, конечно, Оптину пустынь. Родители далеко не сразу понимают его и всерьёз пугаются, глядя на то, как их юный сын превращается в аскета, избавляясь от лишних вещей в комнате. 

Большинство окружающих не понимали его с детства: не принимали его открытости, поразительного беззлобия и честности. Но молодой человек целена­правленно отсекал всё лишнее, бренное, всё мирское, что отныне мешало, затормажива­ло его на пути к Богу. Он уже сделал осознанный выбор. 

Нельзя сказать, что этот процесс протекал безболезненно для Юрия. Напротив, даже при внешнем спокойствии он ощущал глубокий внутренний кризис как следствие такой фундаментальной ломки, преодоления природной человеческой немо­щи. И вместе с тем он всегда возвращался домой из храма полным радости и сил: имен­но там он нашёл своё место. Поэтому в пер­вую неделю Великого поста, в марте 1994 года, он отправился в Оптину пустынь по приглашению своего друга Саши, который стал там послушником. 

Ему предстояло про­вести последующие дни в молитве и духовных беседах, рядом с близкими по духу людьми встретить Пасху. И он не исключал того, что останется на этой благодатной земле и пос­ле — дабы присоединиться к монашеской братии. Из полного любви и умиротворения письма, написанного родителям в те дни, сле­довало, что паломник Георгий обретал то, что искал; жаждущая духовного окормления душа более не металась, пришла к смирению и потому ощущала благодать — во время Литургии или одиночной молитвы в келье, в труде или отдыхе, прогулках по окрестнос­тям или чтении. Оставалось дождаться само­го торжественного для всей православной паствы светлого дня Воскресения Христова, но этому не суждено было свершиться.
 

Оптина пустынь.

В Страстную пятницу Юрий Ефимчук был обнаружен в тени деревьев при смерти. Он успел позвать на помощь, затем начал зады­хаться и медленно умирать. Ему делали ис­кусственное дыхание, ещё не зная, что под его рубашкой медики обнаружат 12-санти­метровую иглу, воткнутую в сердце, и, таким образом, каждое нажатие добивало его. Па­ломник Георгий перестанет дышать на глазах у мирян и братии, частью которой так и не успел стать в этой жизни. Впоследствии до изумлённых монахов и других очевидцев тра­гедии дойдёт информация со вскрытия: в об­ласть сердца было сделано тринадцать уко­лов.

В ходе следствия свидетели упоминали о присутствии незнакомых подозрительных людей близ обители в роковую пятницу. Братья и послушники монастыря, с которыми в течение Великого поста он молился, трапез­ничал и общался, единогласно отрицали веро­ятность самоубийства молодого паломника. Милицио­неры же настояли именно на такой версии. 

В монастыре, ещё с убийства трёх иноков, год назад, знали о присутствии в этих краях сатанинской секты, совер­шающей жертвоприноше­ния ближе к завершению Великого поста. Число смертельных уколов, обезкровленное сердце молодого и чистого по­мыслами христианина и другие факторы, доказывали это. Однако убийц никто не искал. Дело перевели в Тольятти, фак­тически ставя горюющих родителей перед фактом: их верующий сын, старательно гото­вивший себя к церковной жизни, «покончил с собой». На этом дело и закрыли.

Примечательно, что упомянутые журнали­сты из съемочной группы программы "Рус­ский мир" уже приезжали год назад по случаю праздника, но и тогда были вынуж­дены освещать трагедию известную как "Красная Пасха". 18 апреля 1993 года иеро­монах Василий (Росляков), иноки Ферапонт (Пушкарёв) и Трофим (Татарников) были уби­ты бывшим культпросветработником, сатанистом Авериным. 

На найденном тогда окровав­ленном орудии убийства — ритуальном клин­ке — была гравировка с «числом зверя». При этом журналисты отмечали, что полного расследования убийства тоже не производили, су­дебного разбирательства не было. Аверин признан невменяемым и направлен на прину­дительное лечение. 

Есть некое сходство, только в тот раз возник общественный резо­нанс, а год спустя вердикт: суицид — и тиши­на. И это с учётом того, что люди, проводив­шие паломника Георгия в последний путь, настаивали на факте умышленного убийства: следовательно, 24-летний юноша пострадал за Веру, так же, как и ранее — заколотые братья. Сразу после смерти, о нём начали говорить как о новомученике.

29 апреля 2014 года трагедии на Страстную пятницу исполняется ровно 20 лет. Это дос­таточно продолжительный отрезок времени для того, чтобы что-то изменилось, таких перемен в отношении оценки тех событий ждали многие. Однако этого не произошло. На ту Пасху за телом сына приехал в обитель Виктор Константинович Ефимчук. Вместе с Александром Петровым он забрал его из морга и совершил последние приготовления. На отпевании поминали как новопреставлен­ного, убиенного Георгия, поскольку в офици­альное постановление судмедэксперта не ве­рили. А затем погружённый в автобус гроб отправился в Тольятти, где с тех пор на город­ском кладбище осталось последняя частичка Оптиной — деревянный крест. 

Пролетели годы, и о Юрии больше не говорили. Единственным большим и подроб­ным материалом стала публикация "Мученик Твой, Господи, Георгий" в самарском журна­ле "Духовный собеседник", где в 2004 году главным редактором был протоиерей Миха­ил Мальцев. Переиздать статью в формате отдельной брошюры не удалось из-за финан­совых трудностей. Затем миновало ещё де­сять лет, а с ними росло забвение. Офици­ально Юрий по-прежнему считается самоубийцей, и тем, кто не смирился с этим ре­шением, остаётся только гадать, какие силы должны были стоять за теми, кто это сделал на самом деле, раз их даже не брали в рас­чёт.

После тех событий уже другие смерти ос­тавили новые следы скорби на Калужской земле. Будь то странное происшествие, как младенец захлебнулся в ручье неподалёку от монастыря, или уход очередного творца, от­стаивавшего христианские и народные святы­ни. Знаменитый автор поэмы "Русский крест" поэт Николай Мельников найден мёртвым на автобусной остановке в Козельске. Причи­ной смерти названа сердечная недостаточ­ность, но в его окружении настаивают, что поэт убит. Через четыре года после кончины основателя и первого президента Фонда сла­вянской письменности и культуры Вячеслава Михайловича Клыкова, скульптуры которого отливались в Калуге, были расстреляны в ав­томобиле директор Калужской скульптурной фабрики Елена Ермачкова и её супруг Влади­мир, являвшийся инженером на предприятии. На данный момент следствие по двойному убийству приостановлено.

Жертв «Красной Пас­хи» всё-таки помнят и в обители, и за её пре­делами. О них сняты филь­мы, написаны статьи и кни­ги. На монастырском кладбище, на месте по­гребения иеромонаха Ва­силия, иноков Трофима и Ферапонта, в 2008 году была выстроена часовня, в которой по субботам со­вершается заупокойная лития. Вероятно, скоро убиенные оптинские мона­хи будут прославлены Рус­ской Православной Церко­вью как новомученики. Когда по каналу "Культу­ра" транслировался фильм "Воины Христовы" об Оптиной пустыни, Анна Илларионовна и Виктор Константинович Ефимчуки надеялись услышать что-то и о своём сыне, но — напрасно.

Возможно, если бы Юрий успел стать хотя бы послушником, то был бы захоронен на территории монастырского кладбища и тогда его имя не постигло бы такое забвение. Как и могилу с тем же старым деревянным крес­том в Тольятти, над которой его близким хотелось бы установить если и не часовню, то хотя бы более достойное надгробие. Все эти годы оптинская братия не интересовалась судьбой родителей убиенного Георгия, никто не посещал его могилу.

Таких, как наш сыночек, — их много, но они никому не нужны, — делится своей бо­лью Анна Илларионовна.
Для семьи Ефимчуков это действительно имеет огромное значение. Каждый день они смотрят на фотографию погибшего сына, стоящую возле портрета претерпевшего ритуальное заклание цесаре­вича Алексея, и верят, что он так же пал от руки сатанистов, но просиял душой. Ма­ленькая икона святых Царственных Страсто­терпцев в их комнате мироточит все эти го­ды.

После себя сын оставил им Православную веру, и ныне они уже серьёзно воцерковлённые люди. Они большие труженики и, следуя заповедям, жи­вут не только для себя, но и стремятся всегда помогать другим. Не так давно они перееха­ли из Тольятти в село Ташла, что в 40 кило­метрах от города. Именно там находится чудотворная икона Божией Матери "Избави­тельница от бед”, обретённая жителями 8(21) октября рокового 1917 года, в чём ве­рующие усмотрели знак милости Пресвятой Богородицы. На месте её обретения забил родник. Снабжавший жителей чистой водой в тяжёлые годы источник коммунисты засыпали нечистотами, однако это позади. 

В её появлении возле Тольятти можно ус­мотреть определённый символизм, если вспомнить первое название города — Став­рополь. Ведь в переводе с греческого Став­рополь — "город Святого Креста". Он должен был упрочить хрис­тианство в этих землях. В наше время мало кто помнит об этом, в том числе и сами тольяттинцы. 

Отец Михаил Мальцев привозил из Самары автобус с паломниками на могилу Юрия. Известны случаи исцелений и оказания помощи нуждающим­ся. Кто от чистого сердца обращается к уби­енному Георгию — будет услышан. На ста­рое тольяттинское кладбище приходит всё больше страждущих. Многие убеждены, что Георгий является новомучеником и покровителем города с более чем полумил­лионным населением. Мы верим, что когда-нибудь верующие смогут помолиться в храме с мощами убиенного Георгия, но пока идёт духовная война, ныне живущим необходимо делать всё, чтобы люди не пре­давали забвению тех, кто умер за веру во Христа.

Кровью мучеников мы ещё и живы, и забывать их мы не вправе! — напоминают нам и прославленные уже Церковью святые.
Алексей Архипов.​

Мученик Твой, Господи, Георгий

Родился Юра Ефимчук в городе То­льятти 16 декабря 1969 года. Родители его, Виктор Константинович и Анна Илларио­новна, хотели назвать сына Константином, но почему-то выбрали это имя. Они были далеки от веры и старались, как мно­гие наши соотечественники, не имеющие обетований в жизни вечной, сделать всё, чтобы дети их не знали нужды в жизни вре­менной, для чего и трудились не покладая рук. Дети росли в доброй семье послушны­ми, старательно учились...

Родители единодушно утверждают, что всё началось с дружбы Юры с Сашей Пе­тровым. Ныне Саша Петров — иеромонах Феоктист. Они с Юрой, следуя общему увлечению, начинали осваивать технику единоборств; заниматься ходили в лес.

После окончания восьмилетки Саша уе­хал в Загорск, поступил в художественную школу. Вскоре он прислал Юре письмо, в котором писал: «Юрик! Ты больше не за­нимайся восточной борьбой. Я встретился здесь с верующими людьми и узнал, что это всё грех. Высылаю тебе икону святителя Митрофания Воронежского. Эту икону благословили. Клади икону под подушку. Она тебе будет помогать».

Советы и наставления друга падали на добрую почву сердца, постепенно возгорав­шегося любовью к святыням Православной веры. Охотно, след в след шёл Юра за своим юным наставником. Но был у него и молит­венник на небесах — прадедушка по линии матери.

Анна Илларионовна рассказывала, что он и в годы гонений за веру жил по запове­дям Божиим, стремясь передать свой жиз­ненный уклад детям и внукам: «Не признал мой дедушка советской власти. Его пресле­довали, в тридцатые годы он сидел за веру — и такую надежду имел на Господа, что, пре­бывая в камере, объявил: «Вот, на днях меня выпустят. Господь за меня ходатайствует». Вскоре его действительно отпустили, но он и тогда не вступил в колхоз и говорил всем: «Это сатана пришёл к власти, я ему служить никогда не буду — я буду служить единому Господу». Вера его была так крепка, что по его молитвам были случаи исцеления.

Он дожил до глубокой старости. Убелённый сединами, с оклади­стой бородой, не расставался с Евангелием, знал его почти наизусть и часто приводил примеры из Писания, предостерегая от за­блуждений своих потомков, простодушно устремившихся в обещанные светлые дали. Однажды внук Коля провозгласил в празд­ничном семейном кругу:

«Дед, ты тормоз коммуниз­ма!» Молча дедушка надел ему на голову миску с творогом.
Юра закончил школу, поступил в Политехниче­ский институт на электро­технический факультет, но интересы его, судя по днев­никам, были далеки от элек­тротехники. Тонкая, худо­жественная натура юноши требовала совсем другого. С карандашом в руке перечи­тывал он Достоевского, Го­голя, Чехова — русскую литературу, склоняв­шуюся своими вершинами к униженным и оскорбленным. Дневник Юрия пестрит вы­писками из русских мыслителей.

Двенадцатого марта 1989 года он при­нял Святое Крещение. Вместе с сыном кре­стился и отец. «Одних к вере случай ведёт, — отмечает Виктор Константинович, — а у Юры это с детства постепенно, постепенно начиналось». Не спешно приходил Юрий к вере, но как-то так получалось, что не только родителей, но и близких ему по духу окружающих старался обратить он к Богу, к вере Православной.
Он не расставался с подаренным ему Са­шей Петровым большим гипсовым крестом, который носил на груди под рубашкой, и с Евангелием.

—  Сынок, он же тяжёлый, — говорила ему мать.
—  Мам, а мне с ним легче, — успокаивал Юра.
Одну за другой оставлял Юра мирские привычки. Как нечто отболевшее, как коро­ста, отставали они от него.
В своём стремительном взлете он вхо­дил в такие плотные слои духовной атмос­феры, где сгорало всё лишнее, пустое, на­носное, всё, мешавшее преображению души.

Из воспоминаний отца: «Он [Юра] осо­бенно полюбил образ Святой Троицы. Я привёз от своих родителей эту икону, и он молился перед ней, стоя на коленях. Любил читать вслух Псалтирь. В последнее время просил убрать из своей комнаты всё постороннее: ковёр, гитару. Как будто келью готовил себе. Я говорил ему: «Если ковёр убрать, холодно будет тебе к стене прислоняться». А он так кротко, смиренно просил. Никогда не требовал. Если, бывало, не согласишься с ним, он уж больше не настаивает».

Привёз Юра из Сергиева Посада лампаду, и она часто горела у него перед иконами. К тому времени в красном углу у него находились образы Нерукотворного Спа­са, святых мучениц Веры, Надежды, Лю­бови, и матери их Софии, преподобного Сергия Радонежского и святого пра­ведного Иоанна Кронштадт­ского. Любимой же была ико­на Пресвятой Богородицы «Взыскание погибших». Когда он в последний раз уезжал из дома, то оставил её родителям, хотя до этого никогда с ней не расставался.

В первую седмицу Великого поста, которую благочестивые наши прародители называли неделею чистою, зарею воздержания, Юра взял отпуск и собрался в Оптину. Родители благословили сына иконой Нерукотворного Спаса, и 16 марта 1994 года он уехал из дома.
В конце поста он напишет родителям: «Наконец настали тёплые солнечные дни. Мы с Сашей [Петровым] ходили на святой коло­дец, ходили на подсобное хозяйство, где пчёлы, ходили в храм. Саша здесь дежурит иногда на вахте. Да, когда я приехал, переноче­вал в скиту, а утром встретил Сашу на вахте — вот такое вот чудо, а потом мне дали хорошую комнату, здесь они называются кельями...
 

Восстановление разорённой Оптиной пустыни.

Пост подходит к концу, так что скоро, может быть, встретимся. Тело моё стано­вится всё легче и легче, и очень, очень легко дышится. В храме очень красиво поют, проникновенно.

Мои знакомые ребята очень добрые люди и очень воспитанные и мудрые. Мы читаем духовные книги, беседуем. Ребята за­нимаются резьбой по дереву, очень тонкая и красивая работа. Я помогаю по художеству: что-нибудь обводить, резать, морить...

Богослужения здесь необычайно кра­сивые и величественные. Здесь есть чудот­ворные иконы, мощи святого преподобного Амвросия. Я неоднократно прикладывался.

Лекарства, которые ты прислала мне, мамочка, совсем ни к чему. Чувствую я себя хорошо. Скучаю, шлю большой привет, мои родные... Ваш сын Юрий».

Подступила Страстная седмица  — Великая неделя страданий Спасителя нашего. В Великий четверг братия причастилась. В Великую пятницу на вечерне, когда после Евангельского чтения о страданиях и смер­ти Искупителя была изнесена на середину храма святая плащаница, когда оружие не­изреченной скорби пронзило сердце Пречи­стой Матери Господа нашего Иисуса Христа, — в это самое время в обители совершилось злодеяние: иглой в сердце был заколот сатанистами Юра — Георгий Ефимчук.

Во время последнего его земного испы­тания мать Юры была дома. Душа её пре­исполнилась скорби — вдруг вспомнился ей первый ребёнок, «который ушёл из жизни на шестой день, (он был как ангелочек)», и она заплакала.

«Позже мне стало известно, что в это время убивали моего сыночка, — расска­зывала Анна Илларионовна. — Он стоял на коленях недалеко от тропки, что идёт около колодца преподобного Амвросия, и говорил только эти слова: «Мама, как мне больно... Больно, мама». Когда на вскрытии сделали срез сердца, обнаружили тринадцать проко­лов. Иглу убийцы оставили в сердце».

По прошествии некоторого времени Виктор Константинович (отец Георгия) увидел сына во сне: «Он, стоя высоко на ступеньках храма и держа в руках свиток, ска­зал: «Пятница — день значительный». Такой светлый был сон, всё было ясно кругом».

Когда сообщили из Оптиной о случив­шемся, Виктор Константинович решился сказать о кончине сына только на следующий день. Решено было хоронить Георгия в Тольятти, и Виктор Кон­стантинович вместе с крестной матерью Георгия тридцатого апреля выехал за сыном. «В метель, в дождь, по незнакомой дороге ночью, — вспомина­ет Виктор Константинович о том, как он вёз домой скорбный груз. 

Из монастыря выехали второго мая в десять часов утра, а третьего мая в шестом часу вечера уже были у подъезда дома в То­льятти. Не занося Георгия в дом, перенесли гроб в машину, которую подогнал одно­классник Георгия, и поехали на кладбище. Покойного отпели и около ше­сти часов вечера предали земле. Хоронили Георгия на пятый день, но никаких призна­ков тления не было — как будто только что уснул — и лишь очень повзрослевшим пока­зался он родителям в последний раз.

«Вскоре после того, как убили сыночка моего, — рассказывает Анна Илларионов­на, — приснились мне его мучители. Снилось мне, что я на печке, а по сторонам незна­комые ребята. Я и сейчас бы их опознала. Один худенький, невысокого роста, другой средненький, а третий - здоровый, высокий, краснолицый, и он спросил:
—  Вы теперь будете нам мстить?
Я ответила, что никогда никому не мсти­ла и вам не буду мстить. И с этим словом проснулась».

«В ином чине» явился Георгий своим близким. Мать увидела во сне небольшую келью и в ней сына в одежде монаха — «на­кидка такая благородная; стоит возле печки, и котятки около него вьются». На девятый день по кончине Юра на мгновение снова предстал Анне Илларионовне во сне: свет­лый, весёлый, с двумя молодыми юношами возле накрытого стола.

Появившаяся в первые дни после слу­чившегося версия о самоубийстве впослед­ствии была официально отвергнута. Не­сколько человек даже слышали, как Георгий просил о помощи. Всё произошло около че­тырёх часов дня. Обследование тела убитого показало, что он умер от множественных уколов, нанесённых длинной иглой. Её вы­тащили из сердца убитого.

Последний привет от сына родители получили уже после его похорон: из почто­вого ящика выпала пасхальная открытка, отправленная Георгием в один из его по­следних земных дней. Благая весть о смер­тию смерть поправшем Господе нашем — его последняя весть родителям.

...Теперь оптинский крест стоит на ста­ром городском кладбище в Тольятти. Рядом растёт дуб, одна ветка вытянулась далеко от ствола и накрывает крест у изголовья моги­лы русского новомученика Георгия».
Из альманаха  «Духовный собеседник»

«Всё могу в укрепляющем меня Иисусе Христе».
(Фил. 4, 13).

Оптинская  Голгофа   Юрия  Ефимчука

«Большая часть благоугодивших Богу и прославившихся умерла незаслуженной смертью, и первый из них – Авель… Бог попустил это… любя и желая за столь неправедную смерть дать ему… венец». Так писал святитель Иоанн Златоуст. 

29 апреля 1994 года – в Оптиной пустыни был злодейски убит паломник из Тольятти Георгий Ефимчук. Юноша приехал в Оптину в середине марта с намерением провести в монастыре Великий пост, встретить Пасху и, если на то будет Божия воля, войти в число оптинской братии. Знал ли он, какое число уготовано Господом дополнить ему? «И даны были каждому из них одежды белые, и сказано им, чтобы они успокоились еще на малое время, пока и сотрудники их и братья их, которые будут убиты, как и они, дополнят число».  (Откр. 6: 11)

В скорбном сердце отца, приехавшего в конце апреля 1994 года в Оптину за телом убиенного сына, запечатлелись оброненные кем-то слова: «Какую же надо было прожить жизнь, чтобы таким молодым удостоиться такой святости?» В нашем православном народе издавна замечено: Бог берёт не старого, а готового. Когда приуготовился к мученической кончине кроткий, послушный Юрашик, как ласково называла его мать, и стал, приняв страдания, мучеником Георгием? 

Дети росли в доброй семье послушными, старательно учились. Отец собирал библиотеку, выстаивая после работы в ночных очередях за книгами. В семье была атмосфера почтительного отношения к культуре. Юру с детства влекла красота и гармония мира. Мать вспоминает, как ещё совсем маленьким мальчиком Юрашик радовался всему живому: зелёный лужок в цвету приводил его в неописуемый восторг. Обнимая своим маленьким благодарным существом весь доступный ему Божий мир, он катался по травке, собирал цветы, с любовью даря их матери. Позже, учась в начальной школе, Юра сам пошёл и сдал вступительные экзамены в музыкальную школу, а потом уже сообщил матери, что будет учиться музыке, потому что не знать музыкальную грамоту «так же стыдно, как не уметь читать». 

«Просвещён… тот, кто познал горечь сокровенную в сладости мира».
Анне Илларионовне запомнился сон накануне отъезда Юры в Оптину пустынь. Ей приснился человек, который, стоя в прихожей, держал над головой раскрытую книгу. Страницы книги были исписаны чёткой старославянской вязью. Незнакомец – высокого роста, со светлыми, чуть рыжеватыми волосами, – сказал: «Не вините сына. Он ни в чём не виноват». 

Гостил Юра в Оптиной у Саши Петрова, бывшего в то время послушником обители, и возвращался оттуда сияющим, утвержденным в своей возрастающей вере, окрылённым любовью к православным святыням. Был ли переход от мирской жизни к жизни христианской безмятежным, безболезненным? Так могло показаться только внешне. «Чтобы уйти в мир другой, надо умереть для мира этого», – встречается в дневнике Юры запись, проливающая свет на мучительное подчас состояние его души. В это время он оставляет институт и работает в учебном центре электриком. «Если тебе становится всё трудней и трудней, то ты на правильном пути», – записывает Юра в дневнике близкую ему мысль. 

«А жить ему в самом деле было тяжело, – подтверждает мать. – Мир его не понимал, мы [родители] не понимали. Наша жизнь казалась ему лишенной смысла». Работая в учебном центре, Юрий ходил в строящийся тогда Спасо-Преображенский храм. Он с радостью выполнял любую работу. С восторгом рассказывал Юра родителям о прихожанах храма, в которых обретал близких по духу людей. 

Одну за другой оставлял Юра мирские привычки. В своем стремительном взлёте он входил в такие плотные слои духовной атмосферы, где сгорало всё лишнее, пустое, наносное, всё мешавшее преображению души. Но в чём был твёрд Юрий, так это в том, чтобы воцерковить своих родителей. Он умолил их повенчаться. Как будто знал, что уйдёт навсегда, и, болея душой за отца и мать, помогал им утвердиться в вере, вводил их в русло жизни христианской, усыновляя Отцу Небесному, сеял в их душах зёрна, дающие всходы в вечности. 

Когда Юра уезжал в Оптину, он наказывал матери: «Мама, если выходишь из дома, то всегда помолись и скажи, повернувшись налево: “Отрицаюсь тебя, сатана, гордыни твоей, служения тебе”. А затем повернись направо и скажи: “Сочетаюсь Тебе, Христе. Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь”. И без этой молитвы никогда не выходи». «Я так и делаю с тех пор», – заключает Анна Илларионовна.
 
Были очевидцы, из местных жителей, которые встретили в Оптиной в Великую пятницу несколько незнакомых человек, и самый маленький из них, худенький, еле ноги волок, дружки схватили его за руку и буквально втолкнули в машину. «Еле шёл мальчишечка», – говорит об одном из убийц сына Анна Илларионовна. Это ласково-сочувственное «мальчишечка», сказанное о мучителе сына, потрясает незлобием и высотой христианской души. 

Но есть в этом сочувствии к неведающим, что творят, и высшая правда: ведь убийство – урон для убитого лишь с точки зрения криминалистики, а в духовном отношении убийство – нравственная смерть самого убийцы, пролившего кровь неповинную и усыновившего себя через преступление заповеди диаволу, человекоубийце от начала. «С тех пор, как прободено ребро Владыки, ты видишь тысячи прободенных рёбер. <…> Здешние жестокие и невыносимые страдания мученики терпят в течение краткого времени, а по отшествии отсюда они восходят на Небеса, Ангелы предшествуют им и Архангелы сопровождают их». 

Испытание потрясенных горем родителей было удвоено попыткой прокуратуры выдать случившееся за самоубийство. Когда отец, будучи в Оптиной, давал показания в прокуратуре города Козельска, он, далекий от криминалистики человек, подсказывал разумный путь поиска. Особенным цинизмом отличался допрос матери Георгия: дело было передано в Тольятти, и Анне Илларионовне пришлось отвечать на заранее заготовленные вопросы, смысл которых сводился к тому, чтобы мать признала, что её сын — самоубийца. 

Понимая, что именно это от неё и хотели услышать, Анна Илларионовна до сих пор не может понять сознательной жестокости женщины-прокурора: было ли это непостижимое для доброго человека обычное равнодушие при исполнении обязанностей или же изощрённый приём, имеющий целью сокрытие убийц? «Бог им судья», – говорит Анна Илларионовна равно как об убийцах сына, так и о следователях, не щадивших родительского сердца. Большинство газет и телевидение, как обычно, промолчали, и лишь некоторые в своём сообщении поддержали версию о самоубийстве». 

Как-то осенью родители приехали поправить крест на могиле Георгия. У отца в это время разболелась поясница, а нужно было поднять крест, и Анна Илларионовна разгоревалась, что не осилить им это дело. Вдруг откуда ни возьмись три парня – одетые не по сезону, в одних светлых рубашках, без головных уборов – так легко подошли. «Я говорю им, – вспоминает Анна Илларионовна, – “Сыночки, помогите”. Они втроем подошли, вынули крест, поставили и как пришли, так и ушли – исчезли, как дуновение, как лёгкий ветерочек. Мы даже не заметили, куда они ушли: светлые, юные, одинакового роста и возраста». 
Монахиня Ангелина, Людмила Терская. 

В  память о друге
Иеромонах Феоктист (Петров)

Долго я не решался говорить о моём самом дорогом и удивительном друге, так как сокровище сердца нельзя выставлять напоказ не верующим в благодать Божию. Но уже прошло более двадцати лет после смерти Юрия – Георгия, и долг памяти заставляет меня предать гласности некоторые подробности нашей дружбы. 

Душа Юры была настолько легка и чиста, что вспоминаются слова Христовы о том, что если не уподобимся младенцам в их лучших качествах, то не войдём в Его Царство любви, в Царство совершенной искренности и светлой радости, в которой пребывала добрая душа Юры. Общаться с Юрой было несказанно приятно, он воистину обладал природным незлобием и добротой. Совершенно нелукавый и без-хитростный, Юрий часто был непонимаем своими одноклассниками и окружающими. Его искренность и добродушие не встречали отклика, над ним часто посмеивались, в уничижительном смысле. Ему стало очень одиноко, и у него случались тяжкие душевные состояния. Он был как обнажённый нежный цветок среди лютого холода цинизма и безверия. 

Пришла пора стать мне послушником в Оптиной пустыни, и, зная о том, как невыносимо Юре дома, я послал ему приглашение пожить в обители паломником. Юра не стал медлить и прибыл в начале Великого поста на следующий год после убийства на Пасху иеромонаха Василия, инока Ферапонта и инока Трофима. В воздухе стояла страшная тревога, так как ожидалось что-то подобное и в этот год. 

Юра постоянно что-то записывал в дневник. Стал глубоко изучать Иисусову молитву, исповедовался, причащался. Службы в Оптиной пустыни длинные и неторопливые, и Юра каждый день посещал храм, выстаивал службы, молясь в дальнем конце храма. 

В Великую пятницу я успел увидеться с Юрой, спросил, как он себя чувствует. Он был заметно слаб и поэтому не мог долго присутствовать в храме. В это время в Оптиной жил ещё один мой друг по Абрамцевскому училищу, Вадим, который в художественной резческой мастерской в скиту вырезал из дерева герб России. К нему-то [к Вадиму] и пошёл Юра. После выноса плащаницы вся братия вышла из Введенского собора и пошла на трапезу. 

Помолившись и сев за столы, мы услышали чей-то крик и поняли, что в скиту что-то случилось. Мне сказали, что там Юра. Я побежал со всех ног. Подбежав, увидел Юру уже с закатившимися глазами, распростёртого крестом на траве у огромной сосны. Он задыхался от страшной боли, ничего не говорил, он умирал безмолвно. Подбежали ещё несколько человек. Какой-то мужчина стал делать Юре искусственное дыхание и массаж сердца, не зная, что в него воткнута 12-сантиметровая игла от шприца и каждый нажим ещё раз пронзает сердце Юры. Только когда задрали рубашку, увидели чёрную точку и в ней широкую часть иглы. 

Крови не было. Достали иглу и удивились её размерам. Я смотрел на Юру, ломая себе руки, потому что был не в силах чем-нибудь помочь. Подошедший игумен Мелхиседек, стал петь отходные молитвы и литию. Под молитву братии и нескольких паломников Юра перестал дышать. Душа его отошла ко Господу. Уже потом женщины, проходившие этой дорогой, рассказывали, что видели благочестивого паломника, стоящего на коленях с поднятыми в мольбе к монастырю руками. Они подумали: «Вот какой молитвенник!» – и не решились подойти к нему. На самом деле это был Юра, который от боли не мог даже произнести и звука.

Вызвали милицию, «скорую помощь». Милиция вела себя дерзко, ничего не стала искать. «Скорая помощь» увезла Юру. А так как место было то самое, где видели накануне людей в белых балахонах, то первой в голову пришла мысль, что это сатанисты взяли у живого молодого христианина кровь шприцем в своих ритуальных целях и оставили иглу. Тем более что в это же время опять видели «неизвестных» людей, выходящих примерно в том же месте из леса в направлении к машине. Причём четверо заставляли идти одного, а тот сопротивлялся и присаживался на пень. Лицо у этого человека было страшно расстроенным. Его взяли под руки, затащили в машину и уехали.

…Срочно послали телеграмму Юриным родителям. Отец, Виктор Константинович, всё сделал быстро, взял автобус и сам поехал на нём в Оптину пустынь за Юрой. Встретив отца Юры, я ему обо всём рассказал. Он выдержал всё мужественно, и мы стали готовиться к отъезду. В столярной мастерской сделали православный деревянный крест и гроб, такой же, как и погибшим за год до этого монахам. Поехали за Юрой в морг на опознание. Вместе с отцом несли Юру и укладывали на грузовик. 

Потом долго разговаривали с судмедэкспертом, перед которым стояла стеклянная банка с пронзённым Юриным сердцем. Судмедэксперт, посмотрев на меня, произнёс фразу, показавшуюся мне зловещей: «Теперь, я думаю, мы будем чаще с вами встречаться». Рядом с ним сидел его сын – практикант и помощник. Нам стало жутко, особенно после того, как мы ознакомились с официальным постановлением судмедэксперта о самоубийстве.

…Гроб с телом Юры поставили в больничном храме святого Илариона, где было совершено отпевание и постоянно читалась по Юре Псалтирь: поминался он как новопреставленный убиенный Георгий. Братия заходили, молились, никто не верил, что это самоубийство. Было море красных пасхальных свечей. Всю ночь мы с Виктором Константиновичем просидели у гроба, а наутро поместили его в автобус, и отец повёз Юру домой. …Теперь оптинский крест стоит на старом городском кладбище в Тольятти. Рядом растёт дуб, одна ветка вытянулась далеко от ствола и накрывает крест у изголовья могилы русского новомученика Георгия.
Иеромонах Феоктист (Петров) 29 апреля 2014 года.

Из истории:
(Из кн. «Жития святых». Апрель)
Житие и страдание преподобного отца нашего Евстратия Печерского
10.04. (28.03 ст. стиль.1097 г.  — Память прпмч. Евстратия Печерского.

Святой Евстратий показал себя мужественным воином Христовым, ратовавшим под знамением креста как именем своим, так и жизнью своею. Он явился подражателем Самого избранного Воеводы своего — Иисуса Христа и, приняв то же страдание, от тех же людей и в то же время, мог бы воистину похвалиться, сказав: «Я язвы Господа Иисуса на теле моем ношу»(Гал.6:17).

Сей доблестный воин Христов, Евстратий, был родом из Киева. Он пожелал «облечься во всеоружие Божие» (Еф.6:11), что принадлежит иноческому образу. Зная, что «никакой воин не связывает себя делами житейскими, чтоб угодить военачальннку» (2 Тим.2:4), он роздал имение свое нищим, причем часть оставил родным, чтобы они раздали после него. Итак, обнищав после богатства, он стал иноком Печерского монастыря. 

И начал он богоугодно подвизаться под знамением Принявшего ради нас уничижение Воеводы — Христа, побеждая мечом духовным, т. е. силою молитвы и гладом великого воздержания, не только плоть свою, но и врагов невидимых, смиряя их и порабощая своею кротостью и послушанием. Святой Евстратий помышлял о том, как Подвигоположник его, Сам Иисус Христос, усердно молился, постился сорок дней, смирил Себя послушанием; потому и он вооружил себя теми же добродетелями. Но зная прежде всего, что человек был побежден первым грехом чрез невоздержание, святой преуспевал в воздержании и великом пощении, и потому назван был постником.

Когда же, попущением Божиим, в 1096 г. напал на Киев со множеством половцев злочестивый Боняк и пленил его, тогда и блаженный Евстратий, при вторжении поганых в Печерский монастырь, где многие были посечены их мечами, был захвачен вместе с другими в плен и продан в греческую землю, в город Корсунь одному еврею, вместе с другими христианами — тридцатью монастырскими рабочими и двадцатью киевлянами.
 


Богопротивный еврей начал принуждать пленников своих отречься от Христа и угрожал противящимся уморить их голодом в оковах. Но мужественный инок Евстратий, молясь, укреплял и поучал всех и наставлял такими словами:

— Братие! Кто из вас крестился и уверовал во Христа, пусть тот не изменяет обету, данному при крещении. Христос возродил нас водою и духом, искупил нас от клятвы закона Своею кровью и сделал нас наследниками Своего Царствия. Если живём — будем жить для Господа; если умрём — умрём в Господе и временною смертью обрящем вечную жизнь. Будем подражать тому, кто сказал: «Для меня жизнь — Христос, и смерть — приобретение» (Флп.1:21).

Укрепляемые словами преподобного, пленники предпочли лучше умереть от недостатка временной пищи и пития, нежели отречься Христа, Который есть пища и питие вечной жизни.

И так, через некоторое время, истощившись от голода и жажды, все пятьдесят человек умерли: одни чрез три дня, другие чрез четыре, некоторые — чрез семь, более же крепкие — чрез десять. Только один Евстратий остался жив; томимый голодом уже четырнадцать дней, он всё-таки оставался жив и невредим, ибо от юности привык к посту. 
 


Окаянный жидовин, видя, что черноризец был причиной пропажи его денег, заплаченных за пленных, которых он надеялся перевести в своё зловерие – задумал отомстить ему.

Приближался тогда день Светлого Христова Воскресения. Жидовин начал праздновать свою иудейскую пасху. Собрал своих соплеменников и ругался над святым Евстратием так же, как отцы его над самим Господом нашим Иисусом Христом. И как в древности евреи распяли Христа, так и сей праведник был пригвожден ко кресту окаянным жидовином и друзьями его.
 

Гравюра ХIII века.

Евстратий, будучи распят, благодарил Бога за то, что Он сподобил его жить без пищи и питья уже пятнадцатый день.
Жидовин и прочие его друзья поносили распятого и говорили ему:
— Безумный! Вкуси ныне законной пасхи, чтобы остаться тебе живым и избегнуть проклятия. Ибо Моисей передал нам закон, который принял от Бога и сказал в книгах своих: «проклят всякий, повешенный на дереве» (Втор.21:23).

Преподобный отвечал на это:
— Великой благодати сподобил меня ныне Господь. Он даровал мне милость пострадать за имя Его на кресте по образу Его страданий. Надеюсь, что и мне скажет Он, как некогда разбойнику: «Ныне же будешь со Мною в раю» (Лк.23:43). Не нужна мне пасха ваша, не боюсь я клятвы, ибо «Пасха наша, Христос, заклан за нас» (1 Кор.5:7), Который уничтожил положенное на нас за преступление закона проклятие и даровал нам жизнь вечную древом крестным, на котором был пригвожден, будучи жизнью всех, как пророчествовал о том и Моисей: «и будет жизнь твоя висеть пред тобою» (Втор.28:66). 

О празднике же пасхи Давид  говорит: «Этот день сотворил Господь: возрадуемся и возвесилимся в оный!» (Пс.117:24). Но ты, распявши меня, и все прочие твои единомышленники, восплачете и возрыдаете, ибо постигнет вас отмщение за кровь мою и кровь других, купленных вами христиан. Ненавидит Господь субботы ваши и преложит праздники ваши в сетование, и уже приблизилось время убиения начальника вашего беззакония.
 

«Видимые бесы»  — свт. Иоанн Златоуст.

Услышав это, жидовин распалился гневом, схватил копье и пронзил пригвожденного [5]. И видна была тогда огненная колесница и огненные кони, которые понесли на небо душу ликующего мученика, и был слышен голос, говоривший: «Вот доблестный гражданин небесного града!»
 

Гравюра ХVIII века.

Тело святого мученика жидовин, сняв со креста, ввергнул в море, где совершилось после этого много чудес. Верные прилежно искали там святых мощей, но не нашли их. По промышлению Божию они были обретены в пещере, где и доныне почивают нетленно.

Предсказание же святого страдальца о том, что кровь его будет отомщена, исполнилось немедленно после его страдания. Ибо в тот день пришло повеление от Императора Византийской империи Алексея I Комнена, царя греческого, изгнать из области его всех евреев, отняв у них имущество, а старейшин их избить за мучение христиан. Одним из первых был убит, по пророчеству блаженного Евстратия, епарх , возбудивший евреев против христиан. 

А произошло это таким образом. Крестился один богатый и славный еврей, и потому царь, желая отличить его, чрез несколько дней сделал его епархом; он же, получив этот сан, втайне сделался отступником от Христа и Его веры и дал разрешение евреям по всему пространству греческого царства покупать христиан и обращать их в рабов. Когда этот нечестивый епарх был обличен в злой своей хитрости, царь повелел умертвить его, а также и все евреев, живших в земле греческой. 

И в то время, когда избивали евреев, живущих в греческом городе Корсуни, того нечестивого еврея, которым был убит преподобный Евстратий, повесили на дереве, получив справедливое возмездие, и так «так злоба его обратилась на его голову»  (Ис. 7, 17). Он воспринял участь Иудина удавления.

Прочие же евреи, видя страшные чудеса по кончине преподобного, уверовали во Христа. А поработивший их Христу, — и по смерти своей добрый воин Его и победоносец, святой Евстратий сподобился с безсмертным воинством небесным воспевать победную песнь и царствовать с Самим победителем смерти Христом, с Которым он воинствовал, прославляя Его и благодаря с Безначальным Его Отцом и Животворящим Духом в бесконечные веки.  Аминь.
tsargrad. ру

Ныне мощи прпмч. Евстратия почивают в Ближних пещерах Киево-Печерского монастыря.
«Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою?»
(Мф. 16, 26).

+       +        +
Священник Виктор Кузнецов
«Мученики  нашего  времени»
Мученики. Апрель.
Часть 2-я

Заказы о пересылке книг священника Виктора Кузнецова по почте принимаются по телефонам: 8 800 200 84 85 (Звонок безплатный по России) — издат.  «Зёрна»,    8 (495) 374-50-72 — издат. «Благовест»,    8 (964) 583-08-11 –  маг. «Кириллица».
13 апреля 2024 Просмотров: 1 475