«Патриотизм — это ощущение ценности, необходимости для жизни каждого человека его включения в большую индивидуальность народа или, с другой стороны - инстинкт самосохранения народной индивидуальности. Угасание патриотизма - самый верный признак начала конца народа: из живого существа он превращается в мертвую машину, отключенную от движущего ее источника энергии. А искусственное разрушение патриотизма - самый надежный путь уничтожения народа».

И.Р. Шафаревич

С детства родители прививали сыну любовь к русской культуре, литературе, истории. «Я в детстве слушал настоящие русские сказки, — вспоминал Игорь Ростиславович. — Думаю, это и было причиной моего осознания себя именно русским человеком. Помню, у меня в комнате – в коммунальной квартире, где мы жили, – была круглая вращающаяся этажерка. И была там книга русских былин, которые я постоянно перечитывал».

(«Православие.ру»)

Одним их сильнейших впечатлений детства стала для Шафаревича коллективизация. Вид разорённых русских мужиков, конвоируемых вместе с семьями в места ссылки, где многим суждено было погибнуть от голода и лишений.

Позже в одной из своих работ Игорь Ростиславович напишет: «Кто же такие были эти кулаки?

Конечно, судьба крестьянства была предопределена, как всегда в борьбе города с деревней».

Десятилетия спустя, великий математик будет анализировать трагедию не только русского крестьянства, но и всей оторванной от корней цивилизации.

«Марксизм был продуктом той же Западной цивилизации, одним из самых радикальных её учений. Тоже анти-крестьянской и анти-христианской, конечно - с укоренённой ненавистью к деревне.

То, что произошло в России, в 30-е годы - это было повторение фактически того же самого западного пути: индустриализация за счёт разорения деревни.

Трагедия России заключается в том, что начиная с тридцатых годов наша страна пошла не по своему пути. Она отказалась от того, за что она веками боролась и встала на путь подражания "английскому пути"».

И. Р. Шафаревич особенно много внимания уделяя защите свободы религии и прав верующих в СССР. Игорь Ростиславович на протяжении всей жизни оставался верующим человеком. Проблемы религии заняли значительное место в его работе. Многое было достигнуто именно благодаря обширному и аргументированному докладу Шафаревича "Законодательство о религии в СССР" (1973).

В ту атеистическую пору Игорь Ростиславович открыто исповедовал Православие, не раз выражая свой «символ веры» в беседах с западными журналистами, которые обращались к нему, как к признанному мировому авторитету в области математики. «Нужен возврат к Богу и своему народу, ощущение общенациональных целей и чувство ответственности перед историей и будущим своей страны... Я уверен, что если жизнь нашей страны ещё не кончена, то возможна она на пути Православия и развития русской национальной традиции», — так говорил Шафаревич в интервью газете "Франкфуртер альгемайне цайтунг", опубликованному в 1978 году.

При этом И. Р. Шафаревич достаточно критично относился к правящей «верхушке» Московской патриархии. В 1990 году он писал: «Во времена хрущевских гонений, когда закрывалась масса церквей, монастырей, духовных Семинарий, иные церковные иерархи не только не протестовали, а оправдывали это, говоря, что происходит это всё потому, что сокращается количество верующих в стране. В защиту церкви выступали, как ни странно, не высшие иерархи, а простые верующие.

Например, в г. Киров (Вятка) в 60-е годы группа верующих вела себя очень стойко и мужественно, во главе стоял Талантов, пожилой уже человек. Его начали травить, посадили, и он умер в лагере через полгода. Не выдержала испытаний и его жена, умерла от инфаркта. Вот это истинные мученики за веру, от таких людей мы что-то и слышали, а сами иерархи отмалчивались либо говорили что-то, отчего на душе становилось совсем плохо. Это так понятно по-человечески: люди, воспитанные в атмосфере истребительных гонений, не нашли в себе мужества, шаг за шагом уступали...

Но сейчас-то что может угрожать? А какой ответный порыв вызвал бы такой христианский поступок, как всенародное покаяние в своей тогдашней робости и слабости! Как бы это подняло духовный авторитет иерархии! Но этого не происходит.

Боюсь, что, к несчастью, трудно от них сейчас что-то ожидать. Ещё хуже, если они и своих преемников воспитывают в том же духе. Можно лишь надеяться, что со временем к руководству Русской Православной Церковью придут какие-то новые люди, которые смогут вести себя более деятельно, мудро, смело. Церковь должна выступать как нечто единое - верующие и иерархи вместе, только тогда можно надеяться на какие-то утешительные изменения, которые должны коснуться всех слоев религиозной жизни». ("Волга", 1990, № 1)

Неудивительно, что при таком русском, православном мировоззрении Шафаревичу было трудно ужиться с прозападно-либеральной компанией Сахарова, которая во главе с ним самим считала самым главным вопросом прав человека – право евреев на эмиграцию из СССР.

И. Р. Шафаревич по этому поводу говорил: «Правозащитником я никогда не был, и этот термин мне чужд, - признавался он. - У меня всегда с подросткового возраста и до глубокой старости сохранялось чувство, что мой народ находится в смертельной опасности. Моё стремление – защитить свой народ, а не какие-то абстрактные ценности» (ТВЦ 19.06.04).

О своей деятельности в этом направлении он вспоминал следующее: «Я написал доклад о положении религии в СССР. При подготовке доклада я обратил внимание на то, что антирелигиозные гонения имеют место в любой, без исключения, социалистической стране. Где бы социализм ни проявлялся, в Албании ли, в Китае, всюду происходили одни и те же события: преследования верующих».

Эти размышления привели к написанию трёх статей, вошедших в изданный сборник «Из-под глыб».

М. Назаров вспоминает: «Игорь Ростиславович Шафаревич был для русской эмиграции важнейшей фигурой в русском сопротивлении богоборческому режиму на родине. В отличие от многих других, он сочетал в себе и мужество, и яркое национальное самосознание, и научную точность аргументации, и благородные личные качества. Он выглядел как бы "русским дворянином" в довольно разнообразном движении инакомыслящих».

Его исследование «Русофобия», принесшее ему славу и неисчерпаемую ненависть «общечеловеков» во всём мире. В ней с математической скрупулезностью разобрано такое явление, как подчинение абсолютного большинства абсолютным меньшинством. Игорь Ростиславович приводит на страницах «Русофобии» многочисленные «перлы» представителей «малого народа» о русских и России. Досталось и современникам – кумирам интеллигенции.

Само собой, прогрессивное общество, не возмутилось приведёнными в книге фактами и цитатами, но возопило против публичного оглашения и обличения их. Чуть позже в США едва не привлекут к суду Солженицына: написать, что убийца Столыпина Богров был евреем – это, сочтено было там, антисемитизм. Что уж говорить о «Русофобии»! В СССР книгу гневно клеймил Сахаров и его единомышленники. На западе научные организации не знали, как теперь избавиться от столь неудобного члена. Тем не менее настоящие учёные, чуждые конъюнктуре, продолжали его чтить.

Скромность отличала И. Р. в общении с любым человеком, он не поражал своей эрудицией и высоким интеллектом, а деликатно соучаствовал в разговоре как бы на равных. В то же время всегда был принципиален в главном, не прогибался перед "прогрессивными" критиками и не поддакивал начальству, оставаясь откровенным "себе во вред". В том числе в "антисемитском" вопросе, который демократические СМИ навязывали ему в гипертрофированном виде. Он просто не мог закрывать глаза на реальность, которую не сводил к еврейскому влиянию, но и замалчивать его отказывался как представитель точных наук.

Для русских патриотов «Русофобия» стала книгой повлиявшей на мировоззрение многих… «Если во многих других своих работах и высказываниях И. Р. Шафаревич оптимистически утверждает непрерывность христианской традиции русской культуры..., – в "Русофобии" он предпринимает граждански смелую попытку начать разговор о том и о тех, кто осуществлял и продолжает осуществлять не просто разрыв с традицией русской культуры, со всем нашим национально-религиозным прошлым, но и в неслыханных размерах – фальсификацию этой традиции и нашего прошлого.

И. Шафаревич не просто предлагает описание некоего любопытного социально-психологического феномена, – к несчастью, широко распространенного и постоянно "подогреваемого" извне; он даже далеко не все его аспекты осветил в этой работе. Вопрос ставится шире и принципиальнее. Нам кажется, что этой работой наш выдающийся соотечественник включается в начавшуюся уже и на родине дискуссию о виновниках российской катастрофы; об ответственных за продолжающуюся семь десятилетий трагедию русского народа... СКАЗАТЬ ПРАВДУ – в интересах национального самосохранения: вот задача, которую поставил себе И.Р. Шафаревич», — так была представлена книга в Мюнхене в 1989.

Разумеется, такое влияние на русские умы, просвещение их и обращение в русское мировоззрение не могло не встревожить КГБ. В ту пору Андропов (Либерман) провозгласил, что главной опасностью для режима являются не либералы-западники, а русисты. Поэтому продолжает оставаться в лагерях лидер ВСХСОН Огурцов, очередные сроки получают Бородин и Осипов… Леонид Иванович впоследствии вспоминал: «В 1983 году следователь, который вёл моё дело, в заключительном своём слове при подписании 201-й статьи говорил мне, что ещё не поздно раскаяться, и прочее, и прочее... И добавил: имейте в виду, всё кончено... Будем сажать. Я могу вам сказать, кто следующий — Шафаревич».

Лукавый перевертыш Зиновьев бросил лукавый, но по сей день расхожий афоризм: «Метили в коммунизм, а попали в Россию». Неправда. Кто куда метил, тот туда и попал. Зиновьев, глумившийся над Россией в своих сочинениях, и либералы-западники метили именно в Россию.

Сталин, Рыков, Зиновьев и Бухарин.

Шафаревич сражался за Россию. Против поработившего её антирусского социализма-коммунизма. Но рвущейся на смену ему антирусской же бандитской «демократии» великий ученый принять не мог также.

И. Р. Шафаревич пишет новую работу – «Есть ли у России будущее?»: «Едва только стал к нам возвращаться дар свободной мысли, а уже возник этот страшный, но неизбежный вопрос: КАКОВО БУДУЩЕЕ РОССИИ И НАШЕ МЕСТО В ЕЁ СУДЬБЕ? Как ни отпугивает он своей непосильностью и неразрешимостью, о нём нельзя не думать, от ответа на него зависят ответы на остальные вопросы жизни.

А думать страшно, потому что возникает сомнение, которое жутко и выговорить: ЖИВА ЛИ ЕЩЁ РОССИЯ? Ведь жизнь и смерть народов не так резко разграничены, как у живых организмов. Историческое предназначение народа может быть исполнено, творящая душа может его уже покинуть, а тело его - государство - будет десятилетиями активно: казнить еретиков или покорять соседей. Для великой страны ЖИТЬ — не означает лишь не распадаться на части и сводить концы с концами в своём хозяйстве. Она должна ещё осознавать ту цель, ради которой существует, свою миссию в мире. Есть ли сейчас у России такая миссия? (…)

Прошедшие полвека обогатили нас опытом, которого нет ни у одной страны мира. Одно из самых древних религиозных представлений заключается в том, что для приобретения сверхъестественных сил надо побывать в другом мире, пройти через смерть. Так объясняли происхождение предсказателей, пророков:

Как труп в пустыне я лежал.

И Бога глас ко мне воззвал...

Таково сейчас положение России: она прошла через смерть и может услышать голос Бога. Но Бог творит историю руками людей, и это мы, каждый из нас может услышать Его голос. А может, конечно, и не услышать. И остаться трупом в пустыне, которая покроет развалины России».

В то же время выходит ещё одна работа Шафаревича «Две дороги – к одному обрыву», раскрывающая тупиковость и антирусскость как социализма, так и западной демократии.

В 1990 году Игорь Ростиславович подписал «Письмо 74-х» с протестом против русофобии в "перестроечных" СМИ, в котором говорилось: «Под знамёнами объявленной «демократизации», строительства «правового государства», под лозунгами борьбы с «фашизмом и расизмом» в нашей стране разнуздались силы общественной дестабилизации, на передний край идеологической перестройки выдвинулись преемники откровенного расизма. Их прибежище – многомиллионные по тиражам центральные периодические издания, теле- и радиоканалы, вещающие на всю страну...

Русофобия в средствах массовой информации ССР сегодня догнала и перегнала зарубежную, заокеанскую антирусскую пропаганду. <…> Русский человек сплошь и рядом нарекается «великодержавным шовинистом», угрожающим другим нациям и народам. Для этого лживо, глумливо переписывается история России, так, что защита Отечества, святая героика русского патриотического чувства трактуется как «генетическая» агрессивность, самодовлеющий милитаризм. <…> «Прогрессивная» пресса, насаждает кощунственное понятие «русского фашизма»…»

Несмотря на преклонные лета, Игорь Ростиславович не только активно участвовал в общественной жизни, но даже поехал на фронт в Приднестровье, где спокойно ходил по простреливаемому мосту, не обращая внимания на свистящие мимо пули. В тот момент он считал себя обязанным быть не на словах, а на деле со своим народом. Нетрудно догадаться, где бы сейчас был великий ученый, доживи он до наших дней…

Александр Проханов, Игорь Шафаревич, Дмитрий Балашов и другие писатели патриоты в Приднестровье

Он поддерживал попытки русских патриотов противостоять продолжающей геноцид нашего народа антирусской системе. Участвовал в патриотических объединениях, не отказывался от сотрудничества с «советскими патриотами» в вопросах, касаемых спасения Отечества, но и ни на йоту никогда ни в общественных, ни в личных отношениях не уклонял своих взглядов, высказываясь прямо и нелицеприятно. К примеру о любимом «советскими патриотами» товарище Сталине:

«Сомнения невозможны: Сталин был чудовищем и если существовал когда подлинный "враг народа", то именно он им и был. Память о его преступлениях сохранится до тех пор, пока существует История и нам как воздух необходима вся конкретная правда об эпохе его всевластия (как и о других эпохах нашей истории). Всё это необходимо сказать, чтобы ничто подобное не было более возможным. Необходимо, но недостаточно: нужно ещё и осмысление всей этой трагедии».

В 2005 году он одним из первых подписал "Письмо 500", обращение к Генеральному прокурору РФ В. Устинову в связи с усилившимся применением к русским патриотам ст. 282 УК РФ о "возбуждении национальной вражды" по отношению к евреям.

Игорь Ростиславович верил, что русские ещё могут начать отстаивать свои права и был убеждён в необходимости этого. «Для народа — катастрофа, если он сдаётся, пока его дело ещё не проиграно, — говорил он. — Но катастрофой может стать и решимость биться до последнего за нечто, чего уже не существует. Как кажется, несуществующим является на данный момент СССР — "Руси" в таком объёме сейчас уже нет. Но после всех ударов и поражений, понесённых русскими в этом веке, история предлагает нам задачу более ограниченную, зато реальную: отстоять "Русь" в тех размерах, в которых она ещё сохранилась. Может быть, на это у нас хватит сил?»

«Русская Стратегия».

Вспоминая И. Шафаревича

А. Проханов. «Завтра» 01 июня 2023

– Игорь Шафаревич – ярко выраженный русский националист, тяжело переживавший трагедию русского народа, попавшего под огромные жернова Истории и претерпевавшего в этих жерновах чудовищные муки.

Он был прежде всего учёным, который «не вдруг» занялся политикой и философией. Такие люди стремятся к универсальному познанию мира. И когда они понимают, что одной физики или математики недостаточно, – приходят к исследованиям гуманитарного, психологического, религиозного характера, и объектами их исследования неизбежно становятся государство и общество. Чем крупнее такая личность, тем сильнее она стремится к гуманитарной составляющей в своих исследованиях. Такие люди науки перешагнули границы своей профессии, прорвали советские идеологические рамки каждый в своём направлении.

И. Р. Шафаревич с его проповедью уже был известным человеком, когда пришёл в нашу газету «День», ставшую рупором сопротивления горбачёвской перестройке. Он начал работать с нами, войдя в редколлегию, где были люди достаточно широкого спектра взглядов.

Игорь Шафаревич не был внешне эмоциональным человеком, скорее он производил впечатление типичного «технаря-сухаря», всегда был строго логичен и не позволял себе пушистых «ампирных» высказываний. Но он умел видеть в человеке человека. Вот одна история. В разгар всех этих политических битв я вдруг почувствовал чудовищную усталость, когда уже ничего не хотелось делать. И. Р. Шафаревич, почувствовав моё настроение, спросил, как дела. Я ответил, что устал бороться. Игорь Ростиславович сказал: «Все устали, но нам нельзя бросать своё дело, мы все должны оставаться на своих местах». Эти его простые слова сразу привели меня в чувство.

А на мой юбилей Игорь Ростиславович подарил крест бронзового литья с распятием, он и сейчас стоит в моём домашнем киоте, я так его и называю – «крест Шафаревича».

С болью в сердце

М. Любимов, ветеран Службы внешней разведки.

– Впервые узнал о крупном учёном и замечательном философе Игоре Шафаревиче в западной прессе. Однако комплиментами пресса его не баловала, ибо он был критиком западной цивилизации и ярым сторонником русского мира. Позднее прочитал его труды – статьи, ставшие сегодня настоящим откровением для нашего общества, окружённого ныне русофобскими шакалами.

Мой сокурсник по МГИМО, последний начальник советской разведки Леонид Шебаршин с большим интересом относился к идеям Игоря Шафаревича, симпатизировал газете «Завтра», Александру Проханову, печатавшему в своей газете в том числе и статьи Шафаревича. И это не случайно.

Наша разведка постоянно получала секретную информацию о замыслах Запада разрушить СССР и тем или иным способом «вписать» Россию в западную цивилизацию. Собственно, Игорь Шафаревич философски обосновал наступление западной цивилизации на иную, своеобразную цивилизацию – русскую. После распада СССР и смены общественно-политического строя – разве это не революция? – он с болью писал о трагической судьбе русских в бывших союзных республиках и волне эмиграции на Запад в поисках лучшей доли, о насущной необходимости «собирания русских», возвращения их в родные места.

Игорь Шафаревич, без всяких преувеличений, крупный русский философ, всегда остававшийся честным перед собой и своей страной.

Об авторе «Русофобии».

Евг. Черных.

С конца 1960-х И. Р. Шафаревич открыто выступал в защиту Русской православной церкви, жертв политических репрессий, против использования КГБ психиатрии как метода борьбы с инакомыслящими.

... Мы познакомились ещё в перестройку. Я приехал к И. Р. Шафаревичу брать интервью о Русском вопросе. В квартире было много книг. В углу — иконы.

— Вы верующий? — спрашиваю.

— Да, — спокойно ответил он.

Я, каюсь, был поражён и не смог этого скрыть. Рождённый и воспитанный в стране "научного атеизма", где ещё в 60-х взрывали церкви, не мог представить, что известный на весь мир учёный точных наук, математик, лауреат Ленинской премии и прочих престижных наград — православный. Я тогда считал религию уделом старушек. А тут — член-корр Академии наук СССР!

Хотя ещё в 1973 г, когда, казалось бы, даже намека не было на межнациональные конфликты в СССР, И. Шафаревич предупреждал: «Изо всех жгучих проблем, скопившихся в нашей жизни, вопрос об отношениях между нациями, кажется, самый больной. Слишком много здесь наболело, и слишком мало времени, может быть, осталось, чтобы исправить содеянное…» Голос одинокого человека власти не услышали.

Больной вопрос человечества

Из данного тогда интервью И. Р. Шафаревичем:

— Как мог математик в ту застойную счастливую пору предвидеть главную перестроечную проблему «Союза нерушимых республик свободных…»? – спросил я Игоря Ростиславовича.

— Первое – мои личные наблюдения. Я в молодости любил много путешествовать, встречался с людьми разных национальностей. Накопились наблюдения.

Второе — опыт других стран. Это меня поражало. Весь ХIХ век, по крайней мере, Запад, во всём течении западной мысли, от крайних революционеров до либералов был уверен, что вопрос о национализме — отживший. Что это пережиток феодализма, варварства.

Первая мировая война для многих была в этом смысле шоком. Как такой колоссальный кризис расколол мир на разные нации? Но национальное унижение, которое было потом направлено в русло национальной агрессивности в Германии, стало причиной Второй мировой войны. После неё национальный кризис ещё более обострился на всей планете. В результате национально-освободительного движения появился целый ряд новых государств в Африке, Азии, Латинской Америке. Но и в этих государствах, казалось бы, узконациональных, этот вопрос остался очень болезненным. Начались необычайно жестокие межплеменные войны… Появились совершенно новые виды национализма в Европе. Бакский, бретонский, валлийский…

Третье – в 70-х годах в СССР появился националистический «самиздат» - западноукраинский, эстонский, грузинский…

Национальные чувства, стремления, чаяния, от умеренных до самых крайних, оказались одной из основных движущих сил современного мира. В каком-то смысле это вообще больной вопрос человечества.

— Во всяком случае, в СССР катастрофические размеры приобретают межнациональные конфликты (Советскому Союзу на момент интервью оставалось жить менее двух лет.- Авт.). Виной всему, дескать, русские. Их называют оккупантами, колонизаторами.

— Такой лозунг об оккупантах - мобилизующая сила для крайних национальных течений. Он упрощает все проблемы, объявляя русских единственными виновниками всех несчастий. Этот лозунг, как им кажется, объединяет и помогает решить национальные проблемы. Но это совершенно неверно. Озлобление никогда не помогает. Оно ослепит, вызовет обратную реакцию.

— Странную оккупацию вели русские в СССР, подобную вряд ли встретишь ещё где в истории. Парадокс: никакими благами, преимуществами «оккупанты» не пользуются, живут хуже «оккупируемых» народов…

— В трагическом положении очутились три народа, когда-то вместе называвшиеся Русь: русские, белорусы, украинцы. И причины этого лежат глубоко. Вспомним коллективизацию. Ей предшествовала идеологическая кампания создания озлобления, ненависти к деревне, деревенской культуре.

Эта идеология имеет и более глубокие корни. Например, Сталин в своих выступлениях по национальному вопросу всегда утверждал, что главной опасностью в национальных отношениях является великодержавный, или, как он иногда говорил, великорусский шовинизм. Особое положение в этом вопросе занимал 12 съезд РКП (б). Он выступил против того, что делегаты называли словом «русотяп». Говорилось о «подлом великодержавном русском шовинизме».

Утверждалось, что русским «нужно себя искусственно поставить в положение более низкое по сравнению с другими народами.» Весь съезд проходил в атмосфере деликатной озабоченности национальными чувствами всех наций, кроме русской. И никому не приходило в голову подумать, что и у русских есть национальные чувства, которые также могут быть поранены.

Главная контрреволюционная нация

— А как же теория классовой борьбы – основа коммунистического движения, её идеологии? Ведь среди русских тоже были угнетённые. Пролетариат, крестьяне.

— Традиция эта ещё более старинная. Уходит далеко в дореволюционную историю. Западная мысль в 19 веке стояла на такой точке зрения, что Россия — это некоторое препятствие, которое загораживает дорогу для прогресса, как бы кто ни понимал слово «прогресс».

— Вспомним целину, на которую были брошены громадные средства. Хотя совершенно рядом, за околицей Москвы – гибла деревня.

— Мало того, что Нечерноземье не поднимали. Его разрушали. Последний удар деревне был нанесён не коллективизацией, даже не войной. А хрущевско-брежневской политикой.

Сначала скот отнимали, отдавали в колхоз. Потом продавали обратно. Разрешали накосить в лесу сено на корову с тем, чтобы взять себе одну десятую часть, а остальное – в колхоз. Во всех учебниках истории средних веков говорится, что Церковь грабила трудящихся, беря с них десятину, т.е. десятую часть. Здесь же одну десятую часть только оставляли.

Так от деревенского труда отучали. Все эти слияния, разлияния колхозов, ликвидация тысяч и тысяч «неперспективных деревень». Это была политика Последнего удара, брежневского катка, прокатившегося по деревне. Бедственным является положение с медицинской помощью и школами в русской, белорусской и украинской деревне. Тяжелейшие демографические последствия. Население почти не растёт, в Нечерноземье оно сокращается. Такая политика рубит корень, из которого растёт вся страна. Это вопрос не просто о личных обидах русских. Это вопрос разумного отношения к будущему всей страны.

У Советской страны уже не было будущего. В декабре 1991 г СССР приказал долго жить».

https://www.kp.ru/daily/26645.5/3664764/

Выведший формулу Бога

«Хроника христианина». 4 июня 2023

3 июня 2023 года, исполнилось 100 лет со дня рождения великого русского человека и гражданина, академика РАН Игоря Ростиславовича Шафаревича. Величайший математик современности. Ему удалось вывести формулу Бога. За свои политические убеждения Шафаревич преследовался советской властью — был уволен из МГУ.

Он — академик множества иностранных Академий Наук, величайший на тот момент русский православный правозащитник из профессорской семьи малороссов и самый жёсткий русский националист, отстаивающий интересы русских и работающий над преобразованием СССР в русское национальное государство.

Дикторы советского и ельцинского телевидения ругали Шафаревича. Несколько раз Игорь Ростиславович участвовал в телепередачах, он был немногословен и абсолютно точен, никогда не повышал голоса и был вежлив со всеми оппонентами, не утратив при этом жёсткости в отстаивании своей позиции. Игорь Рослиславович имел своё мнение по всем политическим вопросам России, откликался своими статьями на каждое политическое событие. Он к 93 годам сохранил абсолютную трезвость и живость ума.

Для многих Игорь Ростиславович Шафаревич является идеалом русского человека, надеемся, что вскоре он будет примером для каждого русского.

Игорь Ростиславович Шафаревич

Русский светоч

Владимир Бондаренко. Источник: Завтра.Ru

Он с детства огромным талантом своим был обречён на судьбу, а не на биографию. Редчайший математический дар. Говорят, если бы давали Нобелевскую премию по математике, то обязательно вручили бы Игорю Шафаревичу. Впрочем, у него и без этого хватает всех премий: от Ленинской до самых крупных международных. Член многих Академий. И везде в разное время оказывался неудобным лауреатом. Сначала в Советском Союзе дали Ленинскую премию, а потом не знали, как её обойти, когда Игорь Ростиславович в 70-х годах стал выступать с резкими антиправительственными заявлениями... Хотели его к себе приблизить диссиденты, но и там не нашлось места яркому проповеднику русскости, Православия, национального Возрождения.

Игорь Ростиславович притягивает к себе людей не панибратством — здесь, скорее, интеллигентность, деликатность, чуткость, уважительность даже в отношениях с оппонентами. Но — принципиальность, определённая резкость: с людьми ему неприятными здороваться, как делают иные, никогда не станет. Уйдёт в знак протеста с любого самого высокопоставленного собрания, если при нём будут оскорбляться дорогие ему люди, исторические ценности. Так было не раз. Зато защищать эти дорогие ему идеи он будет всегда мужественно. За друзей будет драться до последнего. И так тоже было не раз.

Собственно, и в 70-е, и в 80-е, и в 90-е, совсем уж позорные, годы, да и по сей день, несмотря на свой возраст, Игорь Ростиславович отстаивает одни и те же национальные интересы своей страны и своего народа. Он не был ни красным, ни белым, он чувствует себя русским патриотом, и другим быть не хочет.

Когда в начале 80-х, во время новой волны гонений на всё русское, андроповской теории искоренения «русизма» среди интеллигенции, был вновь арестован известный писатель, давний друг его и единомышленник Леонид Бородин, Игорь Ростиславович открыто боролся за него.

Позднее вся дружная команда из 5-го управления КГБ, искоренявшая «русизм» по команде Андропова (Либермана), успешно работала у одного из лидеров Всемирного еврейского конгресса — банкира Гусинского, готовила новые программы по искоренению «русизма». Филипп Бобков по-прежнему прислуживал властям, а вот русский патриот Игорь Шафаревич не стал перевёртышем, он по-прежнему оставался все эти годы на защите добра и нравственности.

Удивительный народ всё же эти учёные! Математические заслуги Шафаревича неоспоримы, их и сейчас признают — значит, все разнообразные репрессии исключительно по идеологическим мотивам. Где же пресловутые права человека?

Историей Игорь Ростиславович увлёкся почти одновременно с математикой. Он и в ней видел свою системность, свою математическую красоту. Как вспоминает Шафаревич, даже раздумывал — не стать ли историком. Но, помимо прочего, понимал большую скованность историка тех лет, отсутствие свободы исторической мысли.

«Русофобия» породила к жизни сотни новых работ, развивающих эту тему. Как говаривали, все мы вышли из гоголевской «Шинели». Так и патриотика последнего десятилетия опирается на классический труд Шафаревича. Вначале, ознакомившись с текстом, иные именитые друзья советовали вообще при жизни его не печатать. Обкорнали «Русофобию» и в первом варианте в «Нашем современнике». Так жгла эта книга, так казалась невозможной к печати при любых условиях.

Начался новый этап жизни русского учёного, безстрашного исследователя. С математической выверенностью Игорь Ростиславович описал процессы глобальной борьбы с русской православной цивилизацией во все исторические эпохи: как в царское, так и советское, а теперь уже и в антисоветское время. Он бросил вызов мировой закулисе.

Поток оскорблений в адрес всемирно известного математика захлестнул абсолютно все так называемые демократические издания. Это был на самом деле всемирный резонанс. Думаю, нет у демократов того самого чёрного списка, в котором бы теперь на века рядом с Достоевским и Розановым не стояла бы фамилия Игоря Шафаревича.

С другой стороны, трудно оценить, насколько эта работа подняла русский дух у миллионов наших соотечественников, сколько молодых талантов почувствовало себя русскими, как легче стало другим русским писателям, публицистам, историкам.

Так, может быть, огромнейшая заслуга Игоря Ростиславовича Шафаревича и состоит в том, что о наличии русофобии в России пишут уже и в «Московском комсомольце», её признали как очевидную и Солженицын, и Говорухин, и Зюганов, и нынешние идеологи «Изборского клуба»... А когда враг определён, с ним легче бороться...

«Русофобия» стала этапом, эпохой в духовной жизни России. Я бы поставил по значимости и влиянию на общество рядом с ней за последнее десятилетие только деятельность митрополита Иоанна и наш ранний героический период «Дня»... Три значимых вехи в национально-освободительной борьбе русского народа конца ХХ века...

И тем более поражает то, что и в обстановке травли в советское время, и в обстановке травли после «Русофобии» Игорь Ростиславович оставался таким же деликатным, вежливым, спокойным, чутким человеком. Чутким к мысли, к книге, к человеку. В нём есть принципиальность, но нет ортодоксальности. В нём всегда живая мысль. Цель его жизни — битва со злом, битва за Россию.

Рад, что живу в России в одно время с этим удивительным, одареннейшим человеком.

Источник: Завтра.Ru3 июня 2013 г.

Один народ, одна страна, один Бог, одна Церковь

Дмитрий Сапрыкин.

Это интервью с выдающимся русским ученым и мыслителем Игорем Ростиславовичем Шафаревичем было записано в 2000 году.

Академик И. Р. Шафаревич.

– Игорь Ростиславович! В сравнительно молодые годы вы добились серьезных научных результатов и вошли в элиту науки. Не могли бы вы вспомнить какие-то важные моменты вашей жизни как ученого?

– Вы знаете, я действительно рано начал как математик. Но в этом нет ничего исключительного. Это ведь свойство именно математики. Она не предполагает значительного жизненного опыта, собирания большого числа наблюдений, материалов, поездок каких-нибудь, как у геологов.

Я начал работать перед войной.

В этом был какой-то уход от тяжести жизни. Во-первых, это была не идеологическая область – не история, не философия, даже не искусство, где человек находился под постоянным идеологическим давлением. Математика была далека от всякого рода приложений. В математику шли в очень отдаленном подобии, но как в монастырь.

Сравнивая ту эпоху с нынешней, можно обратить внимание на то, что из них в то время никто не эмигрировал. А сейчас ведь никак нельзя сказать, чтобы материальные условия хуже, чем тогда. Безусловно, нет... Я много раз задавал себе этот вопрос. И я не могу ответить, почему такая большая разница. Ясно, что дело в какой-то принципиальной установке.

Сейчас словно какой-то дурман нашел в этом отношении. Утвердилось такое представление, что прокормиться можно, только черпая каким-то образом деньги из-за границы. Либо устроиться туда на постоянную работу, либо ездить как можно чаще. А тогда такого не было – люди спокойно работали здесь в несравненно худших условиях. На этом ведь и строились те школы, которые создали мировую славу советской математики. Теперь она распродаётся, не воспроизводится.

– Перейдем к другой стороне, более близкой темам нашего сайта «Православие 2000». Недавно сын академика Сергея Вавилова, «беспартийного председателя советской Академии Наук», написал об отце, что тот «прожил жизнь истинного христианина». Вы хорошо знали элиту советской науки, интеллигенцию той поры. Какова была там духовная атмосфера?

– Вы знаете, все очень сильно зависит от поколения. Сергей Иванович Вавилов принадлежал поколению людей, предшествующих моему, — поколению моих учителей и родителей. Мне кажется, в основном интеллигенция и того поколения была всё же нерелигиозной. Почти все, с кем я сталкивался из этого поколения, рассказывали, что в молодости, до революции, они были горячо и без сомнения верующими, воцерковленными в некотором смысле автоматически. Рассказывали, что молитва была чем-то ежедневным и привычным.

Но революция и гражданская война сильно изменили психологию. Отец мой говорил, что то, что он увидел и пережил за годы гражданской войны, лишило его веры в Какого-то благого для человека Бога, Бога, с Которым возможен личный контакт. Хотя под старость я видел, что он часто крестился.

Были, безусловно, среди них и люди, которые остались верующими. И я знал таких. Но это было скорее исключение.

Сейчас тоже чувствуется очень сильное потрясение людей. Оно совершенно, правда, по-другому выражается. Теперь многие приходят к Церкви, надеются что-то там найти, а кто-то – в секте какой-нибудь. Видно, что люди потеряли инерцию, которой они жили. Конечно, тогда это произошло в несравненно большей степени, чем сейчас, потому что жизнь в гораздо большей степени разрушилась. Они провалились во что-то, ими просто не представимое. О чём они представления до того не имели.

Массовый беспредел «красного терора». Худ. Ив. Владимиров. 1922 г.

То есть было то, что и мы сейчас переживаем, когда разрушается привычный жизненный уклад. И произошло смятение в умах. Люди теряют инерцию духовного восприятия мира, которой они жили, и оказываются беззащитными... Как и в конце Римской империи, например, то же происходило. Появилось множество экзотических культов, вера в колдовство.

«Допрос священнослужителей». Худ. Ив. Владимиров. 1923 г.

– А что потом происходило, в следующих поколениях?

– Положение в науке очень резко изменилось, когда у нас стала проясняться реальность ядерного оружия. Тогда материальное положение учёных резко изменилось. Они перестали быть голодными.

И всё равно это была эпоха очень большой бедности. В том смысле, что все мы, например, жили в коммунальных квартирах. Я мог меньше, чем пальцев на руке, вспомнить моих знакомых, которые жили в отдельных квартирах. Люди ведь все очень восприимчивы к знакам общества – обществу нужно то или иное поведение, того или иного типа люди: этих людей награждают, пишут о них, фильмы снимают.

– Что касается внутренней жизни, в частности, отношения к религии. Это было совершенно безрелигиозное поколение?

– Мне кажется, да. Я никогда не чувствовал какого-то особого интереса к этому в этой среде. Только теперь, в наши дни уже, я узнал, что у профессора Лузина были глубокие религиозные интересы. Он был близким другом Флоренского, принадлежал к течению имяславцев, на него по этому поводу даже было заведено дело в НКВД (это теперь опубликовано). Но никто из его учеников, даже очень близких, мне об этом ни слова ни сказал.

Единственно, что тут произошло, — это то, что каким-то образом исчезала враждебность по отношению к религии. Отношение к Церкви как чему-то враждебному или... страшному, опасному. Тут ведь трудно провести границу. Было ведь ощущение, что это какой-то тёмный лес – кто его знает, заблудишься там, может быть.

Я думаю, что перелом был связан с войной. До войны, я помню это очень хорошо, давление было очень сильным. Это были тридцатые годы. Я был школьником. Напротив нашего дома стояла церковь. И это был проходной двор, которым надо было ходить в школу. Помню крестный ход и вокруг него несколько ребят, пареньков таких. Они, изображая пьяных, всё время вились вокруг – и то сделают вид, что батюшку ударят, то толкнут его. Эта картина крестного хода сохранилась у меня в памяти...

Потом эту церковь закрыли, а после взорвали. И на её месте построили Строгановское училище.

Было общее отношение до войны к Церкви. Отношение как к семье, в которой был арест. Было чувство, что это что-то такое опасное. Конечно, были люди, для которых в Церкви было что-то настолько притягивающее, что они через эту опасность перешагивали. Большинство – чурались и смотрели на это как на что-то рискованное. Это была общая атмосфера страха.

«Арест священников». Худ. Ив. Владимиров. 1923 г.

Церковь включалась в число опасных факторов жизни. Я помню разговоры взрослых, когда они забывали, что я присутствовал, о том, сохраниться ли Церковь, есть ли у Неё место в будущем. Кто-то говорил, что только старушки ходят в церковь: они умрут – и некому будет туда ходить. Потом, много десятилетий спустя, те комсомолочки в красных платочках, о которых говорили, что они-то точно не будут в церковь ходить, они и превратились в старушек и в церковь ходят.

Конечно, всё время гонений — сталинских, хрущевских, да и брежневских (которые нельзя назвать гонениями – скорее, давлением) – Церковь поддерживалась старушками. И потом было очень болезненное столкновение, когда в Церковь потянулась интеллигенция.

Я не скажу, что здесь было что-то нечистое: у них просто появилась какая-то тяга и интерес. Но с точки зрения церковных старушек, конечно, тут было что-то... Они ведь выстояли Церковь своей жизнью, теплотой своих сердец, трудами – а теперь пришли другие, полюбоваться собой, покрасоваться. И соответствующее отношение было.

– Когда это?

– Ну, я думаю, это уже когда Церковь стала безопасной или малоопасной. Церковь, конечно, всё время находилась под чьим-то недоброжелательным взором... Например, войдёшь в церковь, увидишь сразу надпись, что при крещении требуются первым делом паспорта обоих родителей. Почему – совершенно непонятно. Государство считало, что этот обряд не пустой, но вредный государству.

А что приводилось в объяснение? Мололи ерунду, которую всегда можно говорить, если в твоих руках сила: например, что могут простудить при крещении. Но никому ведь не приходило в голову требовать паспорт при покупке мороженого внуку – он ведь тоже может съесть мороженное и простудиться. Такие были формы давления.

Интеллигенция – да – этого побаивалась. Тогда находили священника, который готов был крестить без паспортов. Такие священники находились, но для них это был большой риск...

– То есть это давление отсекало от Церкви более образованные слои.

– Да, я думаю, это в основном распространялось на интеллигенцию. Также как какие-нибудь политзанятия и прочее.

«Политпросвет». Худ. Ив. Владимиров. 1924 г.

– А были ли в этот период постепенного возвращения интереса к Церкви среди интеллигенции и среди учёных люди твёрдо верующие?

– Да, конечно такие люди всегда были. Но вопрос в том, насколько их много и насколько они определяли лицо этого слоя.

Были люди, абсолютно не скрывавшие своей принадлежности к Церкви, своей воцерковленности. Иногда им это прощалось. Но они готовы были нести и лишения. Преподавателей, например, часто увольняли с работы...

Было гонение на Церковь, не особенно кровопролитное – без расстрелов, без Соловков. Но в смысле закрытия храмов очень жестокое. Приблизительно двадцать тысяч храмов было в России – и около десяти тысяч было закрыто.

«Захват церковного имущества». Худ. Ив. Владимиров. 1922 г.

Потом отношение стало меняться. Хотя до самого конца брежневских времен под Пасху вокруг церкви стояли группы молодых людей, комсомольцы. И, например, меня с женой пускали в церковь, а с сыном – нет. Они говорили: «Это только для старых». Я иногда пытался их убеждать, но это было бесполезно. Видимо, им и самим было неприятно, но была инструкция...

Но вокруг церкви на каждую Пасху собиралась толпа, на крестный ход зажигали свечи – этому уж никто не мог препятствовать. Какое-то тяготение к Церкви появилось.

Мне не кажется, что образовался православный народ, твёрдо верующий, ходящий в церковь, живущий по вере. А это покамест вызванное шоком состояние поиска. Как у птиц: беспорядочное летание, когда они ищут место для гнезда или пищу. Это блуждание в разных направлениях.

Сейчас многие блуждают около Православной Церкви. Другие (меньшее число, к счастью) – около кришнаитов. Третьи Рерихом зачитываются. Но, мне кажется, это покамест всё на таком уровне происходит. Это что-то такое, по поводу чего нет основания обольщаться.

– Как вы думаете, в будущем есть надежда, что русский народ станет церковным и произойдёт возрождение?

– Откуда мне знать? Я думаю: или – или. Или произойдёт – или народ исчезнет. Может быть, народ исчезнет как более или менее значительное явление мировой жизни. Конечно, я уверен, что сильный русский народ может существовать только по принципу: один народ, одна страна, один Бог, одна Церковь.

И я думаю, если бы была бы полная, укоренённая, спокойная, как окончательный выход для себя найденная церковность, вера, пронизывающая всю жизнь народа, то это решило бы и проблему монархического государственного устройства. Без которого я тоже себе никак не представляю устойчивой и сильной Россию. Потому что как Россия может существовать? При демократии она представляет такой жалкий вид, что даже сердце щемит. Даже не трагичный – хуже... Диктатура же – лишь жалкая пародия на монархию.

В конце концов, я представляю себе только монархию, которая основана на религиозном мироощущении как на фундаменте. Потому что иначе непонятно, как народ может доверять свою судьбу одному человеку, если эта уверенность откуда-то свыше не подтверждена. Но мне кажется, это возможно в каком-то далёком будущем, которое я-то уж точно никак не надеюсь увидеть. Хотя часто всё происходит гораздо быстрее, чем мы можем себе это представить...

– Мы сейчас стоим в точке перелома?

– Даже хуже, чем в точке перелома. Россия сейчас, конечно, является покорённой страной, побеждённой. И либо она найдёт в себе силы преодолеть иго – духовное и физическое, сбросить его с себя, либо не устоит...

– А что, по-вашему, в этой ситуации может быть сделано, в частности, молодым поколением для возрождения России? И какие проблемы в России сейчас являются самыми насущными с этой точки зрения?

– Вы знаете, мне кажется, русский кризис – на самом деле не только русский. Это мировой кризис, с каким-то особым отражением в России. И если это не слишком нас далеко уведёт от темы, я могу изложить, как мне это представляется, в чём тут дело. Ведь мне кажется, что разрешиться судьба России может только в мировом масштабе.

Мне кажется, что последние века, особенно два последних века, Запад строит совершенно уникальное, никогда прежде не существовавшее общество, во многих отношениях совершенно порывающее с традицией человеческой истории.

Во-первых, оно не земледельческое, а чисто городское. Бывали случаи появления больших городов и упадка земледелия. Это обыкновенно было связано с концом какой-нибудь цивилизации: древнеримской, вавилонской... Но этот рост был совсем не того масштаба: всегда большая часть населения всё же жила в деревне, а сейчас строится общество, в котором в идеале никто в деревне не живёт. Создаётся впечатление, что это общество враждебно земледелию.

Это общество и создано было уничтожением деревни, которое началось в Англии с жесточайших преследований крестьян. Их сгоняли с земли, объявляли бродягами, поскольку они, действительно, лишившись своих общинных земель, бродили в поисках работы. Постепенно они перерабатывались в городской пролетариат. Таким вот террористическим образом за счёт деревни было построено промышленное техническое общество.

Теперь жизнь всё в большей степени основывается на технике, и техника считается наиболее надёжным элементом жизни. И всюду, где можно человека заменить техникой, его заменяют техникой. Эта техника совершенно подчиняет человека. Она указывает ему и цели жизни, и средства их достижения. И способ отдыхать. Человек работает на технику, а она организует его отдых. Контакт с реальной жизнью заменяется искусственным контактом, прежде всего через телевизор, как в каком-то фантастическом романе о будущем... В мире происходит такого сорта переворот.

Россия была в особом положении, потому что эта техническая цивилизация создаёт очень большие силы и ряд очень привлекательных возможностей для русского менталитета. Россия оказалась в таком положении, в котором был и ряд других стран. Они столкнулись с проблемой: как им быть с такой технической цивилизацией? А цивилизация эта крайне жестокая и нетерпимая. Хотя она выступает под маской мягкости, непартийности, терпимости, но это всё относится только к тому, что происходит внутри неё и что не препятствует её функционированию.

Технологическая цивилизация – это западная цивилизация... Но при всём при этом с какими-то альтернативами она совершенно не в состоянии сосуществовать. Она их просто уничтожает. Американские индейцы выбрали один путь – не поддаваться этому, и были полностью уничтожены. Китайцы, индусы были подчинены в качестве колоний...

Россия же выбрала какой-то очень сложный путь заимствования, усвоения, в то же время стараясь держаться за свои основы. И вот мне представляется, что в России центром истории была борьба за деревню, за то, чтобы не дать в России произойти этому перевороту: построению промышленной цивилизации за счёт деревни. На этом были основаны реформы Александра II. Для этого сохранялась община, чтобы препятствовать пролетаризации деревни. Было многое подготовлено, что было впоследствии осуществлено Столыпиным.

А марксизм был продуктом той же западной цивилизации, одним из самых радикальных её учений. Тоже антикрестьянской и антихристианской – конечно, с укоренённой ненавистью к деревне.

Трагедия России заключается в том, что начиная с тридцатых годов наша страна пошла не по своему пути. Она отказалась от того, за что веками боролась, и стала подражать «английскому пути», о котором я говорил. Сталин так и говорил: мы отстали на сто, на пятьдесят лет. Но то, что называлось «догоняющая экономика», – это в принципе невозможно.

Причём это не изменилось и в перестройку. Опять нам говорят, что мы должны ещё догнать цивилизованное общество. Фактически это феномен утопического мышления: развитие страны вывести не из её внутренней логики, её предшествующего развития, а заимствовать с некоторого образца...

При этом, мне кажется, что вся технологическая цивилизация в целом обречена. Ведь она направлена против природы. Но человек является частью природы, и поэтому цивилизация оказывается направленной и против человека. Это выражается и в экологическом кризисе, который является не случайным каким-то признаком, а естественным, логическим следствием этой цивилизации, которая встала на ту точку зрения, что природа есть просто материал для обработки, по отношению к которому идёт речь только о технической целесообразности.

– Идут разговоры о том, что «виртуальная реальность» подменяет жизнь...

– Я думаю, что всегда есть очень большой зазор между реальными техническими достижениями и той идеологией, которая возникает на их базе. Есть огромный зазор между тем, что реально и возможно, и идеологией, которая на этом строится.

Ведь теперь ясно, что наука приносит дары не столь однозначные. Да и «научность» самих этих концепций очень сомнительна. На Западе начиная со студенческих волнений шестидесятых уже почти перестали апеллировать к науке, как к какому-то высшему авторитету.

– Как вы думаете теперь: насколько то, что затронуто в Вашей книге «Русофобия», остаётся значимым и сейчас?

И. Р. Шафаревич. — Моя мысль не сводилась к тому, что эти люди именно евреи, – и среди русских сколько угодно таких.

Мне кажется, здесь всё-таки надо отделять конкретные дела от слов. Вы имеете в виду, что терминология изменилась. Но ведь всё дело в действиях... От принципа «правда – за деньги», во всяком случае, необходимо избавляться».

«Только малое знание удаляет от Бога».

Протоиерей Александр Шаргунов

«Игорь Ростиславович Шафаревич — образец нравственного, отважного служения нашему Отечеству. Он не только гениальный, признанный всем миром математик, но и замечательный философ, историк и писатель, всегда заботящийся о том, как донести правду об истинном положении русского народа. Ни в советские годы, ни в период так называемой «перестройки» он ни разу не покривил душой.

И потому был всегда гоним. Его книги, такие как «Социализм как явление мировой истории», «Русофобия. Десять лет спустя», «Трехтысячелетняя загадка» сразу же после публикации становились событием общественной жизни. Самое радостное для нас, наверное, то, что Игорь Ростиславович — православный христианин. Это о таких, как он, сказаны известные слова: «Только малое знание удаляет от Бога, а большое приближает к Нему». И точно так же его судьба является подтверждением несомненной истины: жизнь по совести и правде — лучший путь к Богу.

Несколько слов о личном общении. Я познакомился с Игорем Ростиславовичем в 1996 году в Государственной Думе, где в это время наш Общественный Комитет «За нравственное возрождение Отечества» изо всех сил пытался продвинуть законопроект, запрещающий легализацию пропаганды растления. Игорь Ростиславович сразу же заговорил о смысле и сути того, что происходит в России, о том, какую опасность представляет насаждение «греха как нормы» для будущего человечества.

Вспоминается многотысячное стояние, организованное нашим Комитетом против показа богохульного фильма «Последнее искушение Христа» в 1997 году. Мы заранее, за целый час, прибыли в Останкино, чтобы сделать нужные приготовления. К нашему удивлению, мы увидели на площади стоящих с плакатами протеста весьма пожилых людей. Это были Игорь Ростиславович Шафаревич и несколько его друзей. Было такое впечатление, что стоят они здесь уже давно — так и хочется сказать: всегда.

Быть защитником гонимых и ревнителем справедливости — кажется, это у Игоря Ростиславовича было в крови, шла ли речь о глобальных событиях или о каком-нибудь частном деле. Однажды он позвонил мне и сказал, что, наверное, только я один, как священник, могу повлиять на Валентина Григорьевича Распутина согласиться стать академиком РАН. «Он никого не хочет слушать, — сказал Игорь Ростиславович, — хотя дело совсем не в его личном престиже, а в укреплении авторитета русских патриотов».

Моя попытка уговорить Валентина Григорьевича оказалась неудачной. Но и в этом, пусть малозначительном, эпизоде мне как-то ещё яснее представился облик Игоря Ростиславовича, всегда и во всём заботящегося, не пренебрегающего никакими усилиями ради общего блага.

Хотелось бы подчеркнуть важность для наших современников, — его постоянное усилие осмысления истории. Как он сам хорошо сказал: «Стремление не утратить связь с телом Истории гораздо сильнее, чем со своим физическим телом. Факт имеющий многозначительные последствия в общечеловеческой жизни». Математически точной и духовно глубокой представляется мне его «новая историческая концепция».

У Игоря Ростиславовича Шафаревича не было никаких иллюзий. Он ясно понимал, какие ни с чем не сравнимые перемены происходят в мире. «Вся теперешняя жизнь, включая культуру и те методы понимания всех явлений, которыми мы пользуемся, очень скоро разрушатся, — писал он. — То, что с нами произошло, — это не проигранная война, а победа одной цивилизации над другой, ей чуждой, которую надо истребить, превратить в духовную пустыню, где, как говорится, и трава не растёт».

Его определение о том, что зло возрастает, — согласно с Писанием: прежде чем наступит кончина мира, «последняя жатва», должны созреть плевелы, не только пшеница. Никогда ещё человечество не знало таких ужасов по глубине и масштабу зла, как это было в XX столетии. Но организованные лагеря смерти ГУЛага и Освенцима, судя по тому, что мы сегодня наблюдаем, были только прелюдией к сегодняшнему и завтрашнему.

Сейчас, особенно после демонстрации по CNN расстрела российского Парламента в 1993 году, войны в Персидском заливе, бомбардировки Сербии, неизвестно кем организованной террористической атаки на Америку, событий на Украине и в Сирии, современная электронная техника подвела нас к тому, что мы уже не различаем массовое уничтожение людей огнём ракет от компьютерной видеоигры. И только когда какая-нибудь новая страшная жестокость шокирует зрителя, масса обывателей вздрагивает, и кто-то переключает программу.

Кто сомневается в том, что организованность зла — явное свидетельство близкого присутствия организующего это зло — «человека беззакония»! Если при большевиках совершалось уничтожение части народа, то в последние годы силы зла направлены на уничтожение всего народа. Но самое страшное не в этом. Новое заключается в том, что зло направлено, главным образом, на уничтожение личности. Приближается век толпы: всё, что было в этом роде ранее, — только прообразы. И новый век выдвигает своих вождей, которые всё сокрушат. В массовое сознание уже введено то, что должно определять личность человека — быть как все.

Быть как все, со всем человечеством — это величайшее достоинство человека там, где речь идет о добре и правде, о том, что на самом деле определяет личность человека. Человек настолько человек, насколько он живёт по добру и правде. И, в конце концов, по благодати Христовой. Быть как все по-христиански значит — быть с Церковью, со Христом.

А здесь совершается диавольская подмена. После коммунистической стадности наступила другая эпоха стадности — всеобщего греха, участвовать в грехе как все. Эта общая атмосфера может оказаться сильнее совести и Бога. Всякий грех стирает черты единственности и неповторимости человека. И там, где массовым сознанием жизнь без Бога, без стыда и без совести принимается как норма, совершается уничтожение личности. Всё это делается под видом «свободы индивидуума». Все должны быть «свободными личностями», для которых не существует никаких нравственных и религиозных запретов.

Воистину, растлители страшнее разрушителей. Как преодолеть это растворение в серной кислоте? Для этого надо быть личностью. «Среднему человеку» в этой атмосфере не выжить. Личность — только тот, кто со Христом, кто причастен Его крепости, Его любви, Его благодати. Наступает время новых скорбей, новой верности Богу. Но благодаря не идущим ни на какой компромисс с ложью людям, таким, каким был Игорь Ростиславович Шафаревич, Господь продлевает историю, чтобы все, кто нуждается в правде и истине, могли задуматься о самом главном, покаяться и спастись».

Судьба и крест Игоря Шафаревича

Александр Проханов.

На излёте советской эры существовало три великих диссидента: Сахаров, Солженицын и Шафаревич. Академик Сахаров стал непререкаемым лидером демократического направления, амулетом свободомыслия и либерализма, его именем назвали проспект, на котором собирались наши «оранжисты».

Солженицын не сразу вернулся в Россию, выжидая чем кончится переворот августа-91-го года. Он сел на триумфальный поезд во Владивостоке, двинулся через всю Россию; его встречали хлебом-солью и венчали на пост великого писателя. И в этом качестве, почти непререкаемом, он прожил последние годы своей жизни.

И только Игорь Ростиславович Шафаревич снискал совершенно иную долю. Он был окружён плотным облаком тьмы. Официальная пропаганда, господствующие либералы не замечали его или же именовали «фашистом», так же как Распутина или Бондарева.

Откуда эта ненависть, это неприятие? По-видимому, они возникли из-за того, что Шафаревич организовал свою интеллектуальную и духовную атаку не просто на конструкцию советского строя, не просто на неприемлемый для него коммунизм, а гораздо глубже.

Он сформулировал концепцию «русофобии» как настроения, господствующего в России начиная с конца XIX столетия. Он обвинил в русофобии целые пласты современного и минувших дней либерализма, говоря, что через неприятие всего русского – истории, литературы, менталитета – осуществляется подавление и уничтожение громадного народа.

Одновременно с этим он продолжил и разработал теорию «малого народа», который оседлав малоподвижное большинство, угнетает его. Эти концепции сделали Игоря Ростиславовича неприемлемым для победившего либерально-демократического направления.

Более двадцати лет Шафаревич и его интеллектуальные проявления оставались вне официального информационного поля. Зато все эти годы он был несомненным интеллектуальным лидером национально-патриотического движения. Шафаревич являл собой академический, аналитический ум, способный сформулировать мысли и чувства, которые патриотические массы несли в своём сердце, но не могли выразить в концептуально-безупречной форме. Игорь Ростиславович был кумиром патриотических вечеров. Когда он выходил на сцену и очень спокойно произносил свои формулы, зал импульсивно реагировал - вскакивал, бурно аплодировал.

Идеи Шафаревича абсолютно актуальны и плодотворны в наше время. Многие думают, что когда он говорил о «малом» и «большом» народах, речь шла о евреях и русских. Взгляды Шафаревича были гораздо шире и глубже. Сегодня мы присутствуем при агрессии гомосексуального меньшинства, которое стремительно завоёвывает мир, подчиняет своему влиянию человечество. Такое ощущение, что мы накануне гомосексуальной диктатуры. Это блестяще организованное, оснащённое современными технологиями меньшинство, обладающее влиятельным лобби в политике, культуре, информационной сфере. Оно предлагает миру другой вариант существования и мир, корчась, вопя и страдая, подчиняется давлению этого «малого народа».

Игорь Ростиславович Шафаревич высоко, гордо и непреклонно нёс свой крест все эти наполненные русским страданием и русским пафосом, годы.

Царствие ему Небесное!

Пророк в своём отечестве

Игорь Шишкин.

"Моцартом математики" называли его коллеги. Однако математика — лишь одна из граней уникального таланта И. Р. Шафаревича. В 1955 году он поддержал протест учёных-биологов и подписал знаменитое "Письмо трёхсот" в ЦК КПСС против лысенковщины. В 1960-е годы начинается активная правозащитная деятельность И. Р. Шафаревича.

Очень скоро между Шафаревичем и диссидентством образовалась непреодолимая пропасть. И причиной тому стал "русский вопрос". Принципиальное отличие своей правозащитной деятельности от типично диссидентской И. Р. Шафаревич очень точно раскрыл в статье "Феномен эмиграции":

"Был даже сформулирован тезис, что среди всех „прав человека" право на эмиграцию — „первое среди равных". <…> Когда безправное положение колхозников, поездки на автобусах в Москву за продуктами, полное отсутствие врачебной помощи в деревне — всё это признавалось второстепенным по сравнению с правом на отъезд тонкого слоя людей, то здесь было не только пренебрежение интересами народа в целом, здесь чувствовалось отношение к народу как чему-то мало значительному, почти не существующему".

Начиная с 1970-х годов, начинают появляться научные и публицистические работы Шафаревича, которые были посвящены одной, главной для него проблеме — русской. И именно последовательно русская позиция И. Р. Шафаревича закономерно привела к тому, что, в отличие от Сахарова и Солженицына, он не стал кумиром прогрессивной общественности и не был поднят на щит новой демократической властью России. Напротив, И. Р. Шафаревич становится одним из духовных лидеров сопротивления антирусскому ельцинскому режиму.

Характерная особенность его трудов: органическое соединение, казалось бы, несоединимого — злободневности и фундаментальности.

Всё творчество И. Р. Шафаревича в действительности обращено к одной, центральной для него проблеме — судьбе России и русского народа. Россия же в ХХ веке стала местом средоточия глобальных всемирно-исторических процессов.

Так, обращение И. Р. Шафаревича к совершенно, казалось бы, периферийному для 1960–1970-х годов прошлого века явлению — обилию в диссидентском самиздате публикаций, проникнутых ненавистью ко всему русскому, привело его не только к открытию мощного общественного слоя, истинным мотивом деятельности которого является русофобия, но и к созданию теории, раскрывающей природу "внутреннего врага", тех сил, деятельность которых на протяжении всей человеческой истории (под разными знамёнами, но по одному алгоритму) направлена на разрушение природы и общества. Теории, без которой нельзя объяснить не только события в России последних двух веков, но и понять природу сил, стоящих за "цифровым концлагерем", "либеральным глобализмом" или "исламизмом".

И ещё одна особенность трудов И. Шафаревича — это абсолютное отсутствие самоцензуры. Подобное в литературе, посвящённой общественным процессам, является крайней редкостью. Идти против цензуры "общественного мнения" способны единицы. Для него в научном исследовании табу не существовало. Своё кредо он сформулировал предельно чётко:

"Возможность влиять на будущее зависит от способности оценить и осмыслить прошлое. Ведь мы принадлежим к виду Homo sapiens, и разум — одно из сильнейших данных нам орудий, чтобы найти свой путь в жизни. Поэтому, как мне представляется, это сейчас один из важнейших для России конкретных вопросов: отстоять право на осмысление своей истории, без каких-либо табу и „запретных" тем".

Общественную силу, порождённую отрицательным мироощущением, И. Р. Шафаревич и назвал "малым народом". "Фундаментальное свойство „малого народа", — писал он, — которое иногда пропагандируется, чтобы привлечь сторонников, а иногда скрывается, яростно отрицается, как страшная тайна всей концепции, а именно, что единственной движущей силой любого „малого народа" является стремление к уничтожению и ненависть к существующей жизни".

Созданная И. Р. Шафаревичем теория "малого народа" раскрывает, как, везде и всегда этот слой искренне убеждён в своей избранности, а также в своём праве и предназначении разрушать окружающий "свинарник" до основания — естественно, во имя светлого идеала. Духовные корни нации, традиционное государственное устройство и уклад ему враждебны и ненавистны. Народ — всегда лишь "материал" для них, причём всегда плохой "материал". А раз нечего и некого жалеть, то ради достижения светлого идеала всё позволено. Отсюда ложь как принцип и, при возможности, массовый террор.

Ненависть, как главный побудительный мотив деятельности "малого народа", неизбежно порождает ещё одно очень важное его свойство, открытое И. Р. Шафаревичем, — готовность выступать под любыми, даже прямо противоположными лозунгами и знамёнами.

Если человек ненавидит и стремится уничтожить окружающий мир, общество или его культуру, то он будет использовать те формы борьбы, которые в данный момент наиболее эффективны, которые позволяют аккумулировать протестную энергию миллионов людей, а причины такого протеста всегда разнообразны и изменчивы. Поэтому "малый народ" в зависимости от времени и места выступает в самых различных общественно-политических формах, и за форму он вовсе не держится.

Если в государстве появляется "малый народ", то в кризисные периоды его представители как наиболее «бескомпромиссные» обличители всех и всяческих язв легко оказываются на лидирующих позициях. Именно их революции выносят наверх, и именно они придают им характер тотального разрушения. Поэтому появление "малого народа" всегда означает вызов самому существованию нации, созданной ею культуре и государственности.

Особо следует обратить внимание на то, что, как показал И. Р. Шафаревич, одна из причин формирования "малого народа" — деградация правящего слоя. И. Р. Шафаревич даже выдвигает гипотезу о том, что на закате каждой цивилизации вся элита и вовсе вырождается в "Малый народ".

В связи с этим, важно знать и диагноз, поставленный И.Р. Шафаревичем западной элите: "Идеология правящего слоя Запада, „золотых воротничков", прямо противоположна идеологии большинства народа…"

Однако, как говорится, нет худа, без добра. Вся эта оголтелая "антисемитская" кампания в какой-то мере способствовала появлению на свет книги И. Р. Шафаревича "Трёхтысячелетняя загадка: история еврейства из перспективы современной России". "Более чем для какой-либо другой страны, для России сейчас очевидна необходимость выработки осознанного, национального отношения к феномену „еврейства". В XX веке Россия пережила две катастрофы революционного характера: 1917 год и переворот конца 1980–1990-х годов, которые вместе настолько её потрясли, что сейчас под вопросом находится её дальнейшее существование.

В обеих этих катастрофах громадную роль играла еврейская часть населения России. В обоих случаях народ оказался расколот — в 1917 году на „белых" и „красных", в 1990-е годы — на „патриотов" и „демократов". И в обоих случаях еврейство как целое определённо связало себя с одной стороной: с совершившимся переворотом. Это фундаментальный исторический факт, касающийся и русского, и еврейского народа. Он должен быть как-то осознан обоими народами — и еврейским, и русским, на этом примере видно будет, насколько способен каждый из этих народов осознать свою историю".

"Трёхтысячелетнюю загадку" наряду с теорией "малого народа" по праву можно считать крупнейшим вкладом Игоря Ростиславовича в развитие русской общественной мысли. А если учесть даже ещё большую, чем тема "внутреннего врага", табуированность темы, то и научным, гражданским подвигом.

Особое место среди работ И. Р. Шафаревича занимают исследования, которые условно можно назвать "цивилизационными". Подлинным переворотом в восприятии общественных процессов, до сих пор в полной мере не осмысленным ни в России, ни за рубежом, стали "Две дороги к одному обрыву" (1989). В этой работе И. Р. Шафаревич впервые высказывает мысль (позже получившую развитие в других его "цивилизационных" исследованиях) об абсолютной несостоятельности представлений о "социализме" и "капитализме" как двух непримиримых антагонистах, о ложности упорно навязываемого нам выбора из двух якобы диаметрально противоположных путей: "Противопоставление капитализма и социализма как альтернативных путей развития России — нежизненно, абстрактно. Это не противоположности, а две формы единой технологической цивилизации" ("Русский народ в битве цивилизаций").

Впервые социалистический эксперимент предстал в качестве инструмента установления капитализма в России (независимо от субъективных устремлений советских вождей).

"Два разных, внешне резко различающихся пути ведут в принципе к одной цели. Однако в истории это случалось уже не раз. …Простейший из них — двухпартийные политические системы" ("Две дороги к одному обрыву").

Впервые было доказано, что оба эти пути ведут человечество в никуда, к катастрофе.

"Меньше всего мне хотелось бы, чтобы меня поняли так, что Запад, сейчас подавляющий нас, обречён, нам надо только дождаться его краха. Наоборот, наиболее вероятным последствием этого краха будет и окончательное падение России".

Образно говоря, тонущий гигант способен утащить за собой в пучину и наш корабль. Поэтому надо ясно отдавать себе отчёт, пишет И.Р. Шафаревич, в том, насколько трудная борьба нам предстоит: "Чтобы пойти своим, отличным от Запада путём, нужна будет ожесточённая борьба, напряжение всех сил. Прежде всего борьба духовная. Ведь этот путь предстоит ещё сформулировать".

Крепкое и независимое государство Шафаревич считает одним из непременных условий выхода из глобального кризиса: "У русских есть одно средство, чтобы стать опять жизнеспособным народом, …создание сильного русского государства. Его, конечно, опасаются все те, кто желал бы господствовать над русскими".

Вместе с тем, неоднократно подчёркивая, что русский народ без крепкого государства свободно развиваться не может, Шафаревич очень точно определяет и современное состояние российской государственности: "Власть же должна на кого-то опираться. И возможной её опорой оказывается лишь народ, в подавляющей части русский. Власть вынуждена обращаться к русским национальным чувствам, к пассионарности, заложенной в генах русского народа. Власть заинтересована в том, чтобы выглядеть русской, но чтобы это достигалось ценой минимального числа реальных действий и максимального числа красивых слов".

И. Р. Шафаревич на основе своих многолетних исследований считал, что повод для оптимизма есть: "Разные признаки указывают, что сейчас народ ищет такого типа пути в жизни. Это, по существу, — возрождение древней культуры Православия".

К чему приведут глубинные духовные процессы, идущие в русском народе, сможет ли русская интеллигенция выполнить своё предназначение и произойдёт ли национализация власти в России — покажет жизнь.

"Что же касается будущего именно русского народа, то оно …будет зависеть от решений, которые примет сам народ".

Игорь Ростиславович в своих книгах, статьях сделал всё, чтобы эти решения русский народ принимал, зная природу и сущность вызовов, с которыми сталкивается. Сможем ли мы применить открытое нам И. Р. Шафаревичем знание, чтобы не превратиться в материал или пособников чужого исторического творчества, будет зависеть от нас самих. Любой вызов, тем более глобальный, — это не только угроза, но и возможность.

Кончина великого математика и гражданина

В 1955 году Игорь Шафаревич подписал «Письмо трехсот» — послание группы советских ученых в Президиум ЦК КПСС с критикой деятельности приверженцев идей Лысенко. Несколько лет спустя математик участвовал в создании общественного движения против переброски северных и сибирских рек. В конце шестидесятых Игорь Шафаревич делает публичные заявления в защиту верующих и Православной Церкви, помогает организовывать соответствующие пресс-конференции. Выступает против использования карательной психиатрии как средства андроповских, политических преследований.

Для сборника «Из-под глыб» математик написал три статьи — «Социализм», «Обособление или сближение?» и «Есть ли у России будущее». 14 ноября 1974 года Игорь Шафаревич дал в Москве пресс-конференцию для иностранных СМИ, посвященную Сборнику. Он заявил об отсутствии свободы в СССР, высказался против социализма и марксизма. После этого математика уволили из МГУ.

В 1977 году во Франции вышла книга Игоря Шафаревича «Социализм как явление мировой истории», где автор сравнил социалистический строй с империями латиноамериканских индейцев. Написал свою знаменитую книгу «Русофобия». В ней он опирается на теорию французского историка начала XX века Огюстена Кошена о «малом народе». Который утверждал, что небольшая часть «антинациональной элиты» навязала «большому народу» свои теории и спровоцировала Французскую революцию. По мнению Игоря Шафаревича, в русской революции также повинен «малый народ», значительную часть которого составляли евреи.

С начала 1990-х Игорь Шафаревич стал участвовать в работе разнообразных патриотических организаций. В 2003 году он подписал обращение деятелей науки и культуры «В связи с организацией кощунственной выставки в центре Сахарова», осуждающую выставку «Осторожно, религия!» В том же году он вышел из Академии наук США, протестуя против войны в Ираке.

«Это был один из наиболее выдающихся математиков нашего времени. Его работы являются классическими, они сразу вошли в сокровищницу науки,— заявил президент РАН Владимир Фортов.— Важно ещё и то, что этот человек был ярко выраженной гражданской позиции. Он имел свою нетривиальную точку зрения, часто несовпадающую с общепринятой, но он не скрывал своих взглядов и всегда был озабочен состоянием дел. Его предложения по улучшению и социальных вопросов, и нашей научной жизни всегда были очень важны и точны».

Александр Черных.

«При отсутствии высшей религиозной цели вся научная деятельность человечества ведет лишь к глобальному разрушению», — утверждал И. Р. Шафаревич.

Памяти Игоря Шафаревича

В. Тростников

На 94-м году ушёл из этой земной жизни Игорь Шафаревич. Известие о его кончине не вызвало у меня печали, поскольку я знал об очень тяжёлом его состоянии в последние годы и по себе знаю, что когда жизнь явно уходит, то хочется, чтобы она ушла поскорее. Грусть вызвало другое. О смерти Шафаревича мне сообщили по телефону друзья; было без нескольких минут десять утра. Я тут же включил телевизор и прослушал до конца выпуск новостей. Об этой кончине — ни слова.

И мне вспомнилось, как несколько раз в последнее время я слышал по той же программе НТВ такие слова: «Советская культура понесла утрату. Умер…» — и назывался некий актер, имя и фамилию которого я никогда не слышал. Второразрядный артист с точки зрения официальных СМИ значит более для нашей культуры, чем такая личность, как Игорь Ростиславович Шафаревич. Вот это и есть причина моей истинной грусти.

Его имя я услышал в 1947 году. Передача, которая мне запомнилась, называлась «Самый молодой академик Игорь Шафаревич». Это была ошибка редакции — академиком в то время он не был, а был самым молодым доктором наук: ему было 24 года. Он был типичным вундеркиндом: с детства знал немецкий и французский языки, а по курсу школьной математики намного опережал программу. Эта наука давалась ему особенно легко. Тем не менее в школьные годы он мечтал стать историком и основательно изучал источники. Однако математика всё-таки перетянула. Однажды он заболел и, чтобы не отстать, стал читать учебники математики вперёд, и за неделю выучил весь курс до 10-го класса. После этого ему не было смысла продолжать школьную учебу, и в 13 лет в виде исключения его зачислили студентом 1-го курса мехмата МГУ.

Иногда мы встречались в концертном зале консерватории. Потом я узнал, что он большой любитель и знаток музыки.

Шафаревич написал несколько политических и социологических работ — любовь к истории взяла наконец своё. Это были уже 70-е годы.

Он как-то спросил меня: «Вы не были за границей?» Я ответил: «Нет», — тогда это была почти недоступная мечта. Он сказал: «Вы не представляете, как невозможно жить вне России!» Это были не пустые слова. Сорбонна заключила договор с Московским университетом, по которому профессор Шафаревич должен был читать лекции по алгебре в Париже раз в неделю в течение года. После двух лекций Шафаревич пришёл к ректору и сказал: «Давайте я буду читать лекции два раза в неделю, а срок сократим до полугода». Жить целый год во Франции ему казалось невозможным.

Эта личность была украшением нации. Характерными чертами Шафаревича были сильная воля, благородство, принципиальность и безкомпромиссность. Это был человек, на которого «где сядешь, там и слезешь». Когда он считал нужным сказать «нет», он произносил это слово абсолютно спокойно и хладнокровно. Но когда он считал, что кому-то нужно помочь, он сам проявлял инициативу и вмешивался в дело даже в том случае, когда это грозило ему неприятностями. Конкретных примеров этого множество.

В заключение хотелось бы перефразировать слова Тютчева, сказанные по поводу смерти Гёте: «С высокого древа России упал один из прекраснейших его листков». Хотелось бы, чтобы Россия поняла это.

+ + +

Священник Виктор Кузнецов

Мученики и исповедники.

Дополнение 50-е. 2-я часть.

Заказы о пересылке книг священника Виктора Кузнецова по почте принимаются по телефонам: 8 800 200 84 85 (Звонок безплатный по России) — издат. «Зёрна», 8 (964) 583-08-11 – маг. «Кириллица».

8 февраля 2025 Просмотров: 2 138