Поводом одного места из моего выступления в Американском университете в Принстоне, которое Вы изволили опубликовать в Рождественском выпуске издания «Времена», Верховный Раввин Белграда был сильно возмущён и написал неожиданный комментарий в Вашей газете в номере от 15 января.

В том своём комментарии он называет меня «очень отсталым» приверженцем немецкой школы Велхаузена; во-вторых, защищает Каиафу и остальных фарисеев иерусалимских, которые убили Христа, как «людей высокой моральной совести», которые по своей гуманности, просвещенности и справедливости, а также по мировоззренческим концепциям были достойными последователями пророка»; в-третьих, он увидел во мне некого противника Евреев, который всех Евреев считает Каиафами, «разрушителями мира, волками и т.д.» - что всё это ему, Верховному Раввину, представляется в качестве «средневековой клеветы против Евреев». Так изволил Верховный Раввин прокомментировать мою простую охридскую притчу о волке и ягнёнке.

Сразу могу сказать, ни в Америке, ни в Лондоне, где я преподавал тоже самое, никто из Евреев не дал такого искажённого и желчного комментария на мои слова, как Верховный Раввин в СХС. Откуда проистекает такая безпримерная ревность Верховного Раввина при защите Каиафы и его кровавой клики, не понятно. Мне известно из разговоров со многими разумными и культурными евреями, что они отделяют себя от неправедных судий Христовых и осуждают их ограниченность и ослепление, пытаясь отстранить свой народ еврейский от тех, которые вели его закоулками. Но вернёмся к началу.

Верховный Раввин называет меня «отсталым» потому, что, как будто, я придерживаюсь Велхаузена, который жил в прошлом веке, и не придерживаюсь двух или трёх современных авторов. Оттого я несовременен и записан в «отстающие». Насколько мне понятен мир, только модистки оценивают современность и отсталость по отношению ко времени, а не мыслители и учителя веры. Иначе бы все философы, которые почитают старого Сократа и Платона считались бы отсталыми в философии. Велико достояние человека в том, что, будучи ограничен временем и пространством, он духом своим превосходит границы и времени, и пространства.

Но если Верховному Раввину так уж приятно называть меня отсталым с точки зрения времени, то хочу сказать ему, что я намного дальше отстал, чем он думает. Я не только на Велхаузене останавливаюсь, хорошем добром немце 80-летней давности, но иду назад полных девятнадцать столетий и останавливаюсь среди Евреев, и то, на одной малой книге. Ту книгу написали четыре Еврея, из последователей Христовых. Почему же четыре, а не один? Для всякого земного суда достаточно двух свидетелей. Но по Божиему Промыслу эту книгу написали четыре свидетеля; это в два раза больше, чем требуется земному суду – чтобы люди легче поверили в истинность свидетельства.

Все четыре этих свидетеля, Еврея, описали суд над Иисусом Христом в Иерусалиме, который произошёл во время римского царя Тиберия, проконсула Понтия Пилата в Палестине, галилейского тетрарха Ирода и первосвященника Каиафы, зятя Анниного. Весь судебный процесс описан в Евангелии в подробностях. Прежде всего, из описания видно, что фарисеи и книжники много раз покушались схватить и убить Христа, но не смели от народа, как видно из этого случая, так как народ принимал Его за пророка. Восприятие народа для нас очевидно. Однажды старейшины послали своих собственных слуг, чтобы схватить Христа. Слуги пошли и вернулись. Поражённые явлением и словами Христа, они ответили им: «Никогда человек не говорил так». В другом случае «народ хотел сделать Его царём», подразумевая под Мессией могущественного царя земного – обычное убеждение в Израиле того времени. И так народ и старейшины народные в Израиле имели разделение мышления о личности Христовой с самого начала. Мне совесть и ум не позволяют называть всех Евреев Каиафами, то есть убийцами Христа. Но и не все старейшины находились в единомыслии. Единственный из присутствующих на судебном процессе, рассматривающем приговор убить Христа, уважаемый фарисей Никодим, встал и сказал: «Разве закон наш судит человека, прежде не выслушав его и не рассмотрев вины?»

В следующий раз, когда старейшины иерусалимские начали немилосердно гнать апостолов Христовых, встал Гамалиил, прежний Павлов учитель, один из наиболее уважаемых фарисеев, со словами: «Мужи Израильские! Подумайте сами с собою о людях сих, что вам с ними делать; Ибо не задолго перед сим явился Февда, выдавая себя за какого-то великого, и к нему пристало около четырёхсот человек; но он был убит, и все, которые слушались его, рассеялись и исчезли; после него во время переписи явился Иуда Галилеянин и увлёк за собою довольно народа; но он погиб, и все, которые слушались его, рассыпались; и ныне, говорю вам, отстаньте от людей сих и оставьте их: ибо, если это предприятие и это дело – от человеков, то оно разрушиться, а если от Бога, то вы не можете разрушить его; берегитесь, чтобы вам не оказаться и богопротивниками».

Значит, была разница между одними и другими старейшинами, также как была разница между старейшинами и народом. И мы, христиане, не были бы христианами, если бы не разбирались в различиях. В своём преподавании в Принстоне я назвал волками первосвященника Каиафу и его сотрудников в убийстве Христа, так же как назвал волками Ирода Идумейца и Пилата Римлянина. Верховный Раввин согласился с осуждением этих двух, давая им определения, присущие волчьему нраву, а именно «свирепый Ирод» и «безпощадный Римлянин». Но он хотел бы отделить от этой кампании своего Каиафу. Между тем, Каиафа играл главную роль в гонении и осуждении Христа. Он сказал на собрании старейшинам: «Лучше пусть один человек умрёт, чем весь народ пострадает». Он назвал Христа хулителем Бога; он со своими сторонниками искал «лжесвидетелей»; он подкупил Иуду; он настаивал перед наместником Кесаря распять Христа; и когда перепуганный слабовольный Пилат мыл руки от крови Праведника, он подговорил народ кричать: «Кровь Его на нас и на детях наших».

Возможно ли, чтобы Верховный Раввин и этого человека ставил в ряд людей «высокоморальной совести», который бы по своей гуманности, просвещённости и справедливости был достойным последователем пророка»? Как может убийца Пророка стоять в одном ряду с единомышленниками пророка? Как Каиафа может называться последователем возвышенного Исаии, замученного за истину Иеремию, праведного Иезекиля и неустрашимого Даниила, которые воистину были как агнцы, провидя в далёком будущем приход и страдания Агнца Божиего? С таким содержанием понятий согласится ли хоть один совестливый Еврей? Откуда-то Раввин приобрёл убеждение, что агнец является символом целого еврейского народа, а не Иисуса Христа, и что Христианство «по незнанию дало своему Учителю это символичное имя, по примеру пророков, которые именовали так свой народ», то есть Евреев. Находясь в том убеждении, он, разумеется, сильно возмущается тем, что в многовековой истории одного ягнячьего народа возникали на него дерзкие нападения, что по его пониманию выявляло волков.

Он ссылается на слова пророка Иеремии, которые гласят: «Израиль – рассеянное стадо» (гл.50,ст. 17). Из этих слов он понял, что пророк весь народ израильский называет агнцем. И по этим словам, думает он, Христианство «дало своему Учителю это символичное имя», то есть Агнец. Если Верховный Раввин не рассердится, я потружусь составить список всех эпитетов, которыми пророки называют народ израильский, и которые не имеют ничего общего с агнцем. В своём преподавании о Христе как Агнце, я приводил места из Нового Завета. Но, если уж затронут и Ветхий Завет, то я проявлю свободу и приведу слова великого пророка Исаии: «Он истязуем был, но страдал добровольно, и не открыл уст Своих; как овца, ведён был Он на заклание, и, как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих» (53,7). К кому же эти слова относятся? К целому ли народу или к одному человеку? Если внутри Верховного Раввина говорит его родолюбие, то следует разобраться в самом понятии родолюбие. Является ли родолюбцем тот человек, который рассматривает всех членов его народа от начала до конца людьми похвальными, так чтобы никого ни в чём нельзя было бы осудить? Я лично сомневаюсь в том, что это здоровое родолюбие. Думаю, что люди с таким родолюбием напакостили много и своему собственному народу, и всему человечеству.

Одно время я читал в Америке лекцию под названием: «Самокритика народа как одно из главных моральных условий мира на земле». Или Верховный Раввин думает, что я грешу, непозволительно вмешиваясь в установившуюся религиозную толерантность в Державе Южных Славян? Что ж теперь никому на свете нельзя сказать ни одного острого слова против Каиафы и Иуды? И ни один Еврей не смеет проговорить ни одного острого слова против Вука Бранковича или Короля Вукашина? И в Черногории теперь никто не смеет Омер-пашу назвать волком? Сия толерантность не является благом, но больше походит на подстрекательство против некого человеческого порядка. Следуя логике Верховного Раввина и в Великую Пятницу надо бы было запретить чтение Евангелия о суде, страданиях, оскорблениях и убийстве Христа. Что ж теперь Верховный Раввин будет ходить по храмам, чтобы запрещать проповеди священников, которые осуждают тех людей «высокого морального сознания» из еврейского народа, которые распяли Христа; чтобы проповеди эти не противоречили Талмуду и Кабале?

Всё, что мною было сказано о Каиафе и его дружине, как о людях волчьего нрава, я не относил к Евреям как нации. Точно так же как, осуждая отравителей Сократа, я не смею весь греческий народ называть отравителем. То, что все евреи Каиафы, я не говорил и не писал. Я уверен, что ни один Итальянец из национального патриотизма не станет защищать Понтия Пилата, и ни один Хамит Ирода. Нет смысла защищать того из истории одного народа, которому защита безполезна. На это покушается только Верховный Раввин, раздражённый на меня из-за Каиафы. Надо знать, что в прошлом каждого народа есть и пшеница и плевелы. Что же сердится на того, который, указав на пшеницу, отбросил плевелы в истории народа еврейского? Все эти грозные комментарии были вызваны всего-то простой народной притчей о ягнёнке и волке. Где там «средневековая клевета против Евреев»? Не знаю.

Всё выглядит настолько трагичным, что становится даже смешным. Позвольте завершить мой ответ одной поучительной народной притчей, которую услышал от протоиерея Джурича. В разговоре он как-то употребил пословицу: «Не трогай мёртвую Яну, чтобы не возбудить против себя целое село!» Когда мы спросили, что это значит, он объяснил нам. В одном ужичком селе жила очень злая Яна, которая всему селу досаждала. Умерла Яна и оставила после себя внучку. Из почтения к своей бабушке внучка никому не давала плохого слово о бабушке сказать. Отваживался ли кто упомянуть старое зло, внучка бегала по селу и кричала, что тот человек против села восстал и хочет всех погубить. И так это всем надоело, что отважного просили помолчать. Отсюда и пословица: «Не трогай мёртвую Яну, чтобы не возбудить против себя целое село».

Собрание сочинений, Православная Церковная Община, Линц, Австрия,2001, книга 4, стр.884.

Перевод Екатерины Василевич

30 июня 2023 Просмотров: 10 569