Рассказ о Святом Праведном Иоанне Кронштадском

В ста верстах от Тифлиса, на крутых отрогах Холодных гор, являющихся ответвлением Главного Кавказского хребта, на манер орлиного гнезда, расположился небольшой кахетинский городок, где жила моя семья. В то время Закавказье пересекала лишь одна железнодорожная магистраль от Батума до Баку, и Кахетия была связана с Тифлисом шоссейной дорогой, по которой ездили либо «на перекладных», либо «на долгих», либо в почтовых дилижансах. Последним способом чаще всего пользовался мой отец, когда ему приходилось ездить в нашу «град столицу» по службе или затем, чтобы отвезти нас, детей, в учебные заведения, в которых мы проходили курс. В одну из таких поездок, на промежуточной станции, свободное место в нашем отделении занял священник-грузин. Как водится в дороге, вскоре завязалась беседа, и отец мой осведомился, зачем он едет в Тифлис.

«Да, вот еду повидать батюшку о. Иоанна Кронштадтского. Услышал о его путешествии по Кавказу и узнал, что он пробудет с неделю, а то и более, в Тифлисе. Не могу упустить такого случая вновь повидать моего благодетеля», - отвечал священник.

Признаться, в те годы я, хотя и слышал, быть может, дома имя о. Иоанна, но по своему малолетству не обращал особого внимания на разговоры старших и теперь, в дороге, впервые с интересом выслушал безхитростный рассказ, поразивший и взволновавший мое детское воображение настолько, что я до сих пор не могу забыть его.

«Несколько лет тому назад», - рассказывал отцу наш случайный попутчик: «привелось мне поехать в Санкт-Петербург. Сын мой окончил в Тифлисе семинарию одним из первых и в духовную академию не пожелал, а решил держать конкурсный экзамен в Технологический Институт. Захотелось и мне хоть раз в жизни побывать в столице: вот и поехали мы, старый да малый, из нашего медвежьего угла в современный Вавилон. Сначала все было ладно: экзамен сын выдержал, в конкурс попал и был принят в институт. Я осмотрел все достопримечательности и со спокойным сердцем собирался восвояси: оставалось только внести за правоучение сына и снабдить его соответствующей суммой на обзаведение и прожитие, пока не смогу ему выслать из дому новое подкрепление. Так вот, тут-то и начались мои мучения.

Жили мы с сыном в скромной комнатке в районе Забалканского проспекта. Деньги я держал на дне чемодана, старого, но солидного, с надежным замком. А денег на всю эту историю, включая и мое возвращение к родным пенатам, надо было рублей около пятисот, и берег я их, как зеницу ока. Можете себе представить мое удивление, испуг и горечь, когда, открыв чемодан дней за пять до моего предполагаемого отъезда, денег этих я не нашел. Пропали, из запертого чемодана, пропали... Хозяин меблированных комнат в ужас пришел, сам в полицию заявил, прислугу допрашивал, обыски делали... Все напрасно. Не иначе, как «специалисты» дело это обработали.

А положение мое было отчаянное. В Петербурге знакомых ни души. Доехать до дому не на что, да и сына оставить без гроша в чужом городе тоже нельзя. Бегал в Консисторию, в Святейший Синод, нигде сочувствия не встретил. Да, может быть, и не верили мне... Совсем я пал духом. Пошел в Казанский собор. Помолился Владычице. Поплакал. Наведался еще раз в Синод. А там чиновник один, дай Бог ему здоровья, и говорит: «Вы, батюшка, напрасно к нам ходите. Ничего вы тут не получите. Вашему делу, если кто поможет, так это только один протоиерей Иоанн Сергиев». - «Какой такой?» - спрашиваю. «Ах, да, вы ведь, не здешний, не слыхали еще о нем, - отвечает: - Это настоятель Андреевского собора в Кронштадте. Поезжайте к нему, он, наверное, не откажет вам в своей помощи».

Ухватился я за этот совет, как утопающий за соломинку. В тот же вечер поехал в Кронштадт, пошел в собор к ранней обедне. Собор огромный. Народу видимо-невидимо. Стал в уголочке, на сердце кошки скребут. Вышел о. Иоанн на амвон такой благостный, светлый. И в соборе сразу точно светлее стало. Ушел он за Царские врата, смотрю, служка идет и прямо ко мне: «Пожалуйте, батюшка, в алтарь. О. настоятель вас просит». Меня даже в жар бросило. Пришел я в алтарь, о. Иоанн меня встретил, ласково так, и после обычного приветствия просит меня сослужить ему: «Сослужи мне», - говорит, - «отец Ражден». Понимаете, так и говорит, отец Ражден, прямо по имени..., а ведь имя-то такое..., грузинское... в русских-то святцах его не всегда найдешь..., а он сразу, внятно так: «отец Ражден» (Ражден - святой Грузинской церкви, память его 3-го августа). Я чуть сознания не лишился, так это меня поразило. Но, однако, спросить его не решился. Вижу, святой он... Ну, пошел в ризницу, облачился... и служил с ним, и ничего не думал, и о деле  своем забыл... Только потом уже после обедни, когда повел меня батюшка показывать свой странноприимный дом, где он обходил больных, благословлял, ободрял, молился над некоторыми, оделял кое-кого деньгами, - мелькнула у меня мысль: «Как же я скажу ему о своем горе?»... и не решался я... да и некогда было, по правде сказать, батюшку-то рвали прямо на части...

Наконец, кончил он обход: собрались мы уходить оттуда, а в передней навстречу нам какой-то грузный мужчина, купец, должно быть, увидел батюшку, навстречу нам, бух ему в ноги: «Спасибо», - кричит, - отец родной, выздоровела-то дочь моя, выздоровела, все профессора диву дались»... Отец Иоанн его поднимает, а он ему конверт сует: «Вот вам, батюшка, на добрые дела...».

И что же вы думаете? Батюшка взял, повернулся ко мне, улыбнулся, да и говорит: «Отец Ражден, а это я думаю, вам сейчас нужнее, чем мне», и передает мне тот конверт. А мужчина-то, как закричит «Батюшка, что вы делаете, ведь там пятьсот рублей, я ж на добрые дела»... Отец Иоанн строго посмотрел на него и твердо так говорит: «Ну, да, на добрые дела. А почему ж ты думаешь, что они даны не на доброе дело?». Мужчина смешался..., а я свое состояние и передать вам не могу... совсем в забвение чувств пришел... Только и очнулся от батюшкиных слов: «Ну, пойдемте ко мне, отец Ражден, чаю напьемся».

«Нет, он - святой», убежденно закончил рассказчик: «Провидец. И по имени назвал... и не о чем не спрашивал... и сумма ровно та, что нужна была... Как же мне было усидеть теперь в деревне и не повидать его еще раз, не поблагодарить? Ведь сын-то мой давно инженер, в Юзовке служит»...

Таков был первый рассказ об отце Иоанне Кронштадтском, слышанный мною в детстве.