Топ-100

РАССКАЗЫ ИЗ КНИГИ "ЗНАКИ ВРЕМЕНИ" (Зарисовки народной жизни). Священник Виктор Кузнецов

Много есть огорчительных свидетельств, печальных фактов, как негоже ведут себя те, кто стоит и служит у престола Божия. Но надо не забывать, что это - всего лишь малая, нечистая накипь. Не она составляет основу и опору нашей Церкви. Именно поэтому православные люди идут в Церковь, исповедуются и живут жизнью нашей Православной Церкви. 
 
Большинством, основой же нашей Церкви являются - скромные труженики Её, поселковые и сельские священники. Терпя неустройства, бездорожье, самодурство враждебных подчас властей, напраслины от одичавшего от безправия и безработицы населения, отравленного сивухой, наркотой и злобными СМИ иноверцев. Незаслуженно переносящих хулу,  за заевшихся своих сослуживцев из богатых, городских приходов.
 
Испытывая часто голод и нищету, позаброшенность свою, они остаются верными последователями гонимого и распятого Спасителя.  Как однажды один архиерей при вопросе о священниках в глубинке его епархии, в отдалённых сёлах, честно признался: "Я не знаю, как они там выживают..." 

Мы должны оценить их невидимый для большинства тихий, мученический по-существу подвиг. Низко им поклониться.
Они стойко и мужественно, вместе со своей семьёй и близкими прихожанами переносят все невзгоды и несут тяжеленный крест свой. Ими стоит и живёт наша Вера в народе.

Им посвящаются те "зарисовки", которые довелось мне зафиксировать при служении на сельском приходе.

Недостойный иерей Виктор Кузнецов.

Священник Виктор Кузнецов
ЗНАКИ ВРЕМЕНИ
(Зарисовки народной жизни)

 
«Лицемеры! Различать лице неба вы
 умеете, а знамений времен не можете»
 (Мф. 16, 3)
 
О, Край родной! – такого ополченья
Мир не видал с первоначальных дней…
Велико, знать, О Русь, Твоё значенье!
Мужайся, стой, крепись и одолей!
Ф.И. Тютчев
 
СЕЛЬСКИЕ БАТЮШКИ

 
«Жатвы много, делателей же мало: Молитесь Господину жатвы,
 да выведет делателей на жатву Свою»
 (Лк. 10, 2)
  
 «Слушающие вас, Меня слушают. Отметающиеся от вас, от Меня отметаются»
 (Лк. 10, 16)

 
Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали Всеблагие,
Как собеседника на пир.
(Ф. Тютчев)
 
СОТАЯ
 
В 1991 году готовя передачу для радиоэфира, редактор вела беседу с сельским священником. Религиозная тема была еще нова: Церкви недавно дали свободу.
 
Приход этого священника находится более чем в ста километрах от Москвы. Батюшка рассказывал, с какими трудностями ему приходится сталкиваться при восстановлении запущенного, полуразрушенного храма и организации приходской жизни. Почти все необходимое ему приходится добывать и доставлять из Москвы. Пешком, по оживленной трассе, «на себе», потому что машины у него нет.

Редактор спрашивает его:
– А вы всегда ходите так, как сейчас?
– Да, всегда. В подряснике и скуфье.
– Тогда вам, конечно же, помогают. Останавливаются. Подвозят.
Священник улыбнулся:
– Давайте наоборот, спрошу я вас, задам задачу по арифметике.
– Задавайте.
– Водители видят, что по дороге идет священник, нагруженный сумками с утварью. Он «голосует». Какая в среднем, по счету, автомашина остановится?
– Не знаю… Ну, третья, четвертая…
Священник выдержал паузу. Затем сообщил:
– Сотая.
– Да что вы, такого не может быть!
Священник опять помолчал. Потом тихо закончил:
– В среднем так. Считал не раз. Ради познания времён.
 
Задачка нам, в 2018 году.
Ныне, более чем через двадцать лет после того диалога. При нынешнем, во многом уже угасшем религиозном порыве, какая это будет по счёту машина? Двухсотая?.. Трехсотая?.. Больше?..
 
О ВРЕМЕНИ
 
В небольшом селе служит Богу старенький священник, отец Пётр. Ему за восемьдесят. Уж сколько раз его пытались «отправить на покой». Он упирается, и в этом бывший фронтовик не одну атаку отбил. До сих пор в строю!

Не имеет он большого образования. Незаконченное среднее, до войны учился, но закончил семинарию. Без книг, учебников учились тогда, что запомнил, записал на лекциях, то и твоё… Богат отец Пётр простыми, мудрыми изречениями.

Когда один из священников большого нашего прихода, спеша на требы, торопя алтарника, посетовал:
– Быстрей Алеша. Время – деньги!
Находившийся невдалеке отец Пётр, как бы в пространство, тихо, еле слышно возразил:
– Нет. Время – дороже денег… А скоро будет дороже всего, всяких богатств других…
В другой раз, когда прошло несколько лет после того случая, и многие уже более явно заметили уплотнение времени. Кто-то, нервничая, досадуя, опять посетовал:
– Ну что это такое?! Не успеешь оглянуться, как целый час пролетел. Ничего не успеваю! Нет, совсем нет времени. Не хватает!..
Отец Пётр неспешно, как бы никому, в пространство, тихо выдохнул:
– Да. Сейчас его очень мало. А скоро совсем не будет.
 
 «При недостатке попечения падает народ,
 а при многих советниках благоденствует»
 (Притч. 11, 14)
  
 «Никто, возложив руку свою на плуг, не смотрит вспять,
 тот направлен в Царствие Божие»
 (Лк. 9, 62)

 
В СИБИРЬ!
 
Скоро должны рукоположить молодого послушника во диакона. К нему приехала жена.
Старенький отец Пётр почему-то подходит к ней, грозно её спрашивает:
– В Сибирь поедешь?!…
– Зачем? – растерялась «без пяти минут» матушка.
Отец Пётр возмущен её непониманием:
– Как это «зачем»? В Сибирь опять повезут, тех, кто священством и матушками будут!
Приехавшая склонила головку, просяще молвила:
– У нас детки маленькие. Может, обойдется? Не обязательно так уж…
Отец Пётр тяжело вздохнул, но всё же утвердительно, уверенно ответил:
– Не обязательно, но вполне может так быть! Непременно!.. Готовьтесь. Даром время не теряйте. Молитесь.
Буркнул на ходу:
– Простите, – и быстро вышел на улицу.
 
«Всё могу в укрепляющем меня Иисусе Христе»
 (Фил. 4, 13)
  
 «Возмите иго Мое на себе, и научитеся от Мене,
 яко кроток есмь и смирен сердцем»
 (Мф. 43, 29)
  

ЕДИНИЦЫ
 
Послушник стал диаконом. Прошло время, и назначили ему день его рукоположения в священство. Накануне, после службы, отец Пётр подбежал к нему, быстро, требовательно вопросил:
– Очень в священники хочешь?
– Ну как?.. – растерялся диакон, но всё же не сробел, утвердительно сказал. – Хочу.
– Не боишься?
– Чего?
– Что в ад пойдёшь?
–…Это почему? – не сразу спросил удивлённо диакон.
– Все священники в ад пойдут.
– Все?..
– Да, все. Об этом святые отцы ещё сказали. Потому что сейчас еле справляемся. Такой натиск греха на всех прёт! Большие силы нужны, чтобы врагу противостоять! Народу помогать в этом, в спасении, почти уже нечем. Сейчас у нас сил таких очень мало осталось. Иссякают, кончаются. А завтра что будет? Когда ты в возраст войдёшь? Тогда их совсем, этих сил, не будет ни у кого, кроме отдельных единиц.

Вконец озадаченный диакон всё же не пал духом, произнёс:
– А может, я буду в числе этих «единиц»?
Отец Пётр быстро, требовательно глянул ему в глаза, ободряюще смилостивился:
– Может. Дай-то Бог. Только непросто, ой как непросто это дело. Смотри, сказать, это – одно, а выполнить… другое.

Диакон не растерялся. Быстро сложил руки ладонями вверх, склонил голову, попросил:
– Благословите, батюшка!
Отец Пётр, довольный, похвалил:
– Молодец. Дерзай! – наложил благословляющий крест на протянутые ему руки диакона. Взял в свои руки и голову его, осенил крестом, поцеловал, произнёс:
– Бог да благословит тебя, на верность Ему.
 
 
«И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике,
 и светит всем в доме. Так да светит свет ваш пред людьми,
 чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного»
 (Мф. 5, 15,16)

  
 ДОПРОС
  

Старенький сельский священник по неотложным делам вынужден был прибыть в большой город.
С удивлением он заметил там, что некоторые женщины или подростки всячески стараются опередить его, перебежать перед ним. Ускоряют заметно шаг, чтобы обогнать, обойти, а то и вовсе, завидев его, сворачивают в сторону. Он недоумевал. Осмотрел себя. Может, что-то на нём такое, что их пугает, отвращает? Вроде бы всё в порядке…

Вскоре всё объяснилось.
Массивный мужчина, зрелых лет, идя навстречу по тротуару, безцеремонно остановил священника рукой, важно спросил:
– Послушай, как тебя там… Зачем ты ходишь вот так. (Он указал на скуфью и подрясник священника)
– Так положено, – коротко ответил отец Пётр и двинулся вперёд, желая идти дальше.

Надменный прохожий задержал его. Руку свою не опустил, не давая прохода. Важно, самоуверенно продолжал рассуждать:
– Я видел многих…попов. У нас тут их много. Но они не заметны, не видны. Их как бы и нет… Они не ходят, как ты, в одежде вашей. Они ходят так, как мы. В пиджаках, некоторые и с галстуками на шее… Волос таких длинных, как у тебя, у них – нет. Бороды такой нет, на голове короткая стрижка… Всё обрезанное, коротенькое у них. А ты вот… Может, ты раскольник какой или сектант?..

Отец Пётр, обречённо вздохнув, стал отвечать:
– То, как у них – это неправильно.
– Почему?
– Потому что, по правилам Православной церкви, положено священнику ходить, как священнику. Так же как военному в военном. Эти правила никто не отменял, их надо исполнять. До революции в этом присягу подписывали.
– Ну ладно, – неохотно согласился встречный. Начал новую тему:
– Теперь скажи мне. Хорошо или нехорошо встречать вас, попов? Говорят, что плохо. К беде какой-нибудь это.
– Наоборот. Очень хорошо.
– Почему?
– Сказано, что встретить служителя Господа – всё равно, что встретить Его Самого.
Назойливый прохожий искренне удивился:
– Да-а?..
– Сейчас вера оскудела. Нет прежней силы её, а вот суеверия приумножились. Море разливанное их! – печально подытожил разъяснения священник. Потом негромко попросил безцеремонного мужчину:
– Пусти меня, пожалуйста, я спешу.
Допрашивавший нехотя опустил руку, мрачно произнёс:
– Ну ладно, иди… – потом неожиданно, даже для себя самого, поблагодарил священника. – Спасибо тебе.
– За что?
– За то, что ты такой, как есть, простой. А то все… Во-первых их и не узнаешь, кто они. Прячутся чего-то, переодеваются, как артисты. Стесняются что ли, что они – священники?..
– Не знаю, – искренне ответил старенький батюшка.
– Не обижайся на меня, – попросил мужчина и снова пожелал. – Пусть тебе Бог поможет.
Отец Пётр улыбнулся и тоже пожелал ему:
– И тебя храни Господь, сердечный. Спасайся!
Невысокий, щупленький, он обогнул мощную фигуру мужчины. Быстро заспешил вперёд, пытаясь нагнать упущенное время, дабы успеть по своим неотложным делам.
Строго вопрошавший его, не сходя с места, повернув только голову назад, вслед уходящему священнику произнёс:
– Побольше бы вас, таких вот, как ты.
 
«Духовное воспитание, образование необходимо, не только для того,
 чтобы знали, но и жили, сообразуясь с этими знаниям»
 Свт. Василий Великий

  
 ПОЯС

 
В храме появился новенький, молодой священник. После службы, переодевшись, он гоголем вышел из–за ширмы. В светлом, новомодном «греческом» подряснике, при широком, ярко вышитом поясе, он был эффектен!

Увидев его, отец Пётр, отойдя даже на шаг назад, удивлённо разглядывал какое-то время разнаряженного, горделивого новичка. Затем осторожно, на цыпочках, будто боялся спугнуть какую-то диковинную птицу, подошёл к нему, тихо, шёпотом спросил:
– Ты чего это так вырядился?
– А что? – недовольно спросил новичок.
– Ты кто? – полюбопытствовал отец Пётр.
– Священник! – недоуменно и одновременно с недовольством заявил новенький.
– А-а… прости, а я подумал павлин сюда залетел откуда-то. Из Индии, наверное. Знаешь такую страну?
– Знаю, – нахмурился молоденький. – Зачем вы так со мной?
– А что? Без восторга, да? Прости. Восторгаться я только на службе могу, а тут как-то не получается… На сегодняшней же службе мне не то что плакать, рыдать хотелось от того, как ты сослуживал мне.
– Что же делать? Не сразу у всех получается, – спокойно, и даже назидательно произнёс новичок. – Всем сразу овладеть нельзя. Я ещё – молодой священник, до ваших лет чему-нибудь научусь…
– Священников «молодых» не бывает! Или он является таковым, или нет. Молодым или старым может быть только наше тело. Не тому ты обучился. Если ты действительно – священник, а не фотомодель какая там, то…
– Я… – попытался что то вставить своё новоприбывший.
– Это – самая последняя буква. И то до революции её вовсе не было в русском алфавите. Коммунисты внедрили, – перебил, не дал ему развернуться отец Пётр, и приказал. – Иди и сейчас же сними этот… карнавал. Не смущай, не смеши людей. Они у нас здесь простые, не привыкшие к выкрутасам, особенно священников.
Молодой священник выдержал паузу, но решил всё же смириться, спросил:
– Что мне одеть вместо этого? – указал на своё одеяние.
Старый священник озадачился:
– Подрясника своего предложить тебе не могу. Ты, вон какой упитанный. А вот пояс…
Отец Пётр решительно снял с себя простенький, сплетённый из ниток, однотонный, чёрный поясок, протянул ему.
Тот, явно не желавший подпоясываться ветхим пояском, замотав отрицательно головой, возразил:
– Да я так обойдусь.
– Снимай свой пёстрый наряд. Подпоясывайся, – поторопил его отец Пётр
– Зачем? – упирался новичок, потом «озаботился». – А вы как?
– А я вот… как…
Отец Пётр огляделся по сторонам, отошёл в сторону, снял висящий невдалеке, по случаю старый, кожаный ремешок, подпоясался им.
Спросил новенького:
– Как? Не смущаю вас своим примитивизмом?
Новичок снисходительно пожал плечами. Нехотя подпоясался скромным чёрным поясом пожилого священника.
Оглядев молодого священника, отец Пётр удовлетворительно произнёс:
– Вот так лучше. Совсем другое дело. В том «боярском» что? На пиры какие только ходить. А в этом и молиться, и служить, и послушания исполнять – легко.
 
«Идите! Я посылаю вас, как агнцев среди волков»
 (Лк. 10, 3)
  

 КТО ЗНАЕТ?

 
Отец Сергий встретил старосту из соседнего прихода. Посмеиваясь, с видимым вроде бы сочувствием, тот сказал ему:
– С «подарочком» вас. С новой должностью. Вы теперь, я слышал, – воспитатель. Исправительный дом как бы у вас на приходе. Перевели к вам проштрафившегося дьякона, отца Валентина. Ну что же... молодой, накуролесил, а вам – обуза. Исправляй теперь, воспитывай.

Священник поблагодарил старосту за такую «участливость»:
– Спасибо вам за заботу о нашем приходе. Мы должны помогать друг другу. Господь же сказал: «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин. 13, 35). Каждый может споткнуться. Священнослужитель тоже. Тем паче молодой, неопытный. Милостью Божией всё образуется.
Староста сочувственно возразил:
– Но он же, я слышал, не признаёт своей вины?

Ровным, спокойным тоном отец Сергий тихо ответил:
– Вы не видели его слёз, а я видел. Здоровый взрослый мужчина стоял у престола, и у него всю службу катились из глаз слезы. Не дай нам Бог таких страданий, как у него.

Напоследок священник добавил:
– Давайте не будем забывать, что Господь в силе как восстановить любого упавшего, так и – «уронить» любого «безгрешного». Кто знает, что с каждым из нас будет завтра?..
 
ЧТО ДЕЛАТЬ?
 
Повадились несчастные, ущербные дети алкогольной четы, проживающие в полуразвалившейся избухе, рядом с церковью, безобразничать у храмов. Что не уберешь вовремя, стащат, для папеньки с мамой, чтобы те продали и напились. Сломать, намусорить, разбить, нацарапать грязные ругательства на самых видных, значимых местах, искорежить что можно… было для них великим удовольствием. Каждый день почти преподносил яркие примеры изобретательности их пакостничества.

Как ни старался недавно назначенный на этот приход священник увещевать их, – всё напрасно. И лаской, и конфетами, лакомствами, специально закупленными для них. Свои дети впроголодь, а для них старался. И показывал им, рассказывал всё о храме, об истории села. Всё напрасно. Послушают две минуты и понесутся, как чумные, с дикими криками в стороны.

Беда еще в том, что село это чрезвычайно маленькое. Пятнадцать домов всего. И только в трёх проживают постоянно. Остальные дачные. Только летом туда приносятся покопать, постучать на день-полтора горожане. Три бабушки и двое дедов – вот весь приход. От них помощи почти никакой. Им самим она требуется. И в этом деле они давно уже рукой махнули на выходки отпрысков запойного дома: «Эт теперь не как при советской власти. Тогда можно было к порядку привести. А нонче кому жаловаться? Милиции? Их тут года три как и не видали. Зачем мы им? Тут ни ларьков, ничего такого интересного им нет. Вот и всё тут. Что хоти, то и вороти!» – так досадливо ответствовали они, когда священник обратился к ним за помощью. Подобное же он слышал и в соседнем селе, где они с матушкой его и детьми снимали угол.

В очередной раз, после службы, опять попросил священник проказников слезть с обломанных сучьев ветлы у храма и сесть за самодельный стол, к скромной трапезе, которую приготовила матушка. Те, не спеша, слезли. Вальяжно подошли. Требовательным взором оглядели то, что было на столе. Как бы нехотя, важно сели. Дождались, когда им под носы поднесли старательно сготовленное. Про то, чтобы они помыли руки, никто даже не пытался напомнить им. Они о таком и слышать не хотели. Оглохли они также на приглашение к молитве.
 
Семья священника помолилась без них. Настаивать не стали. Иначе они тотчас бы, с презрением ухмыльнувшись, унеслись бы вихрем прочь. Уже такое было не раз. Матушка угождала, как могла, совсем забыв про своих детей, которые скромно стояли невдалеке и делали вид, будто им не хочется тоже сесть за стол. Старался, как мог в любезности, хлопотал и батюшка вокруг дорогих гостей. Старался быть весёлым, интересным для них, даже шутил, пытался смешить их. Ничего не получалось. Важные гости, придирчиво выбирая самое вкусное, медленно жуя, холодно взирали на всё и на всех. Насытившись, они встали, ничего не сказав, развернулись и пошли от стола. Иссякнувший в своих мажорных устремлениях батюшка, поспешно напомнил им:

– Давайте помолимся после трапезы-то!..
Куда там! Досадливо оглянувшись на него, «дети природы» зашагали зловеще в сторону храма, по пути прихватив палки. Почуяв, что они замыслили совершить там в очередной раз какую-то каверзу, священник решился. Сбросив с себя лесть и унизительную угодливость, он быстрым, решительным шагом догнал их. Подойдя вплотную, спросил:
– Вы куда сейчас идёте?
– А тебе чего? – вопросом на вопрос грубо ответствовал тот, что был старше, лет двенадцати.

– Ничего. Просто у храма нечего вам делать. Пора свои дикие привычки оставить. Ломать и крушить здесь всё я вам больше не позволю. Время вашего «хозяйствования» здесь закончилось. Теперь это уже не отхожее место, как было, а территория околоцерковная. Здесь действующий храм, в котором совершаются службы. Носитесь и ломайте в другом месте. Сколько всего рядом! Вон лес, вон река, вон овраг, поле... делайте там чего хотите. Вас же бес только сюда тянет. Когда вы наконец людьми станете? Нельзя же так, без конца зло творить!..

Подошедшая матушка, смягчая ситуацию, предложила с улыбкой:
– Давайте вместе что-нибудь хорошее сделаем?
Ответом ей были упорные, недоброжелательные взгляды бывших хозяев «территории»
Сокрушенно вздохнув, священник умоляюще попросил их:
– Прошу вас, не ломайте, не сжигайте здесь ничего. Так трудно найти, сделать что-нибудь. Прошу вас, ребятки. Играйте во что-нибудь хорошее. Будьте добрыми, ладно?
– Ла-адно уж… – протянул нехотя старший, ничего не вкладывая в этот звук.
– Вот и хорошо! – подчеркнуто радуясь, заключил батюшка и вместе с матушкой вернулся к столу. Там они наспех со своими детьми доели, что осталось, и спешно пошли за село. Дел ещё много.

На следующий день, прибыв к ранней утренней службе, они обнаружили новый разор повсюду. Опрокинутый, изломанный стол, сломанные, разбросанные лавки, разорённый, разнесённый по сторонам по кирпичику очаг…
Священник обреченно опустился на опрокинутый обломок лавки, обхватив голову, потерянно спросил неизвестно кого:
– Ну что ещё с ними делать?..
В этот же день, сразу после службы, отложив многие важные дела, он один пошёл устало на отдаленное шоссе, «голосовать», чтобы на попутке добраться в город. Там он заспешил в большой храм. Время уже было позднее, скоро вечерняя служба. К счастью, старенький отец Пётр был в храме. Прибывший сельский священник попросил его задержаться. Пав на колени, он рассказал про свои беды. Спросил, что делать ему в его положении.

– Работать, – вздохнув, ответствовал отец Пётр. – Трудиться. Сеять, сеять и сеять. Поливать, рыхлить, удобрять, гладить, расправлять листочки ссохшиеся, изломанные. Терпеливо, добром.
– Делаю это, стараюсь, как могу, во всю силу, батюшка! И все не впрок. Иссякло во мне уже всякое терпение. Не могу больше. Порой прямо готов их!..
– Вот этой «готовности»-то и не надо. Ни в коем случае! – улыбаясь по-отечески, охладил отец Пётр. – Только терпением.
– Каким?! Нет его уже, закончилось. Всё они выпустили из меня.
– Ну-у, братец! Какой же ты пастырь тогда?.. Как же тебе теперь пред Престолом стоять, служить Богу? «Прости опечалившим тебя…». А ты?.. Мы – свет миру, неугасаемый. Вот чем должны быть. Не смотря ни на какие бури! А на тебя чуть дунули мальчишки, ты и – скис.
– До каких пор терпеть ежедневные издевательства?
– До смерти. Так Господь призывал и призывает на апостольский труд служащих Ему.
Встав с колен, вопрошавший поклонился старому священнику, попросил:
– Простите, батюшка. Помолитесь за меня, немощного, окаянного, чтобы Господь дал мне ещё сил и терпения.
Получив благословение, перекрестившись и приложившись к иконам, сельский священник вышел из храма, бодро зашагал на трассу. По пути он обдумывал новые способы и приемы дальнейшего привлечения к добру досаждающих, заскорузлых, одичавших детей.
 
 
 «Хвалимся и скорбями, зная, что от скорби происходит терпение, от терпения опытность, от опытности надежда, а надежда не постыжает, потому что любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам»
 (Рим. 5, 3-5).

  
 ХОХМА

 
Лидия Петровна, бывшая партийная активистка, парторг колхоза, искренне верила в прежние идеологические установки. На изломе начала девяностых годов, увидев развал сельского хозяйства, предательство, ложь, перебежничество партийных боссов, пережила сильную депрессию, выжила благодаря церкви. Живительному врачеванию Верой.

Постепенно, нескоро она оправилась, освоившись в новом уже для неё образе жизни. Всею душою потянулась к Богу.
Стала искренне другой активисткой. По восстановлению поруганного храма в их селе.
После многих трудов, с тремя такими же пенсионерками, привели в ухоженный, благопристойный вид церковь. Радостно встретили назначенного на приход священника. Началась служба, началась радостная приходская жизнь! Скучать стало некогда.

Через год появился один весьма значительный повод поволноваться.
Узнала Лидия Петровна от сельчан, что про священника говорят, будто он пьяным валялся у известной всему селу Кудлавцевой, торгующей самогонкой и дешёвой водкой. Безстрашно она пошла к ней.

Постучавшись, вошла. Хитрая торговка отравой встретила её с притворной радостью. Пришедшая, не обратив внимания на её «любезности», сразу спросила:
– Ты сплетни про батюшку придумываешь?
– Какие? – притворно изумилась Кудлавцева.
– Такие! Сама знаешь!
– Всё – правда, – не моргнув, подтвердила торговка.
– Когда это было?
– В понедельник вечером.
– В понедельник вечером, отец Николай был в городе, причащал в больнице людей. Ты почему враньём занимаешься?!.. Священника ни за что позоришь?..
Торговка, зыркая спрятанными в «ильичёвском» прищуре глазками, смекнув, что против такого довода не попрёшь, призналась:
– Да, это я Федьке сказала, для того, чтобы не впускать его. Приходит, просит выпить, а всё без денег. Задолжал уж сколько. Вот я и… придумала.
– А другого придумать не могла? Бога совсем не боишься. Сколько зла ты творишь! Священника, церковь порочишь, поганка!..
– Да ладно! Чего ругаешься? Так, шутка вышла, хохма и всё…
– Чтоб тебя… хохма смердящая, черви сожрали!
– Ну, ты, – бывшая коммунистка!..
– Я хоть бывшая, а ты и сейчас ею осталась! Да ещё – кэгэбэшница, стукачка была и есть. Каждый месяц в город ездила, докладывала. Они тебя и сейчас прикрывают, «коллеги». Вот ты смердишь тут. Распустили вас, шпану!
– Не шуми. Чего случилось-то? Ну, похохмила я маленько – и всё. Чего вашему священнику от этого стало? Ничего!
– За такие «хохмочки» в аду тебе гореть! В следующий раз я с тобой разговаривать не буду. Так холку жирную тебе намну, что долго помнить будешь. И никакие «органы», зять твой и другие всесильные чекисты не помогут. Поняла?!..
– Поняла, поняла!.. – примирительно, но с затаённой мстительностью в сощуренных, спрятанных глазёнках, выпроваживая грозную соседку, замахала рукой в сторону двери любительница весёлого.
 
 ЧУЖИЕ ПОДВИГИ

 
Когда опоздавшие прихожане наконец подошли, заполнили храм перед службой, решил отец Сергий призвать их к дисциплине, указав на благой пример:
– Вот, баба Вера в свои восемьдесят с гаком прошла по бездорожью двенадцать километров, в холоде, по снегу, чтобы быть в этот морозный день на службе. Пришла первой, раньше других, близко живущих здесь.

Тут же послышалось возражение:
– Ну не двенадцать, а десять, если сократить по полю.
– По заснеженному! По пояс снег. Ну, сходите. Посмотрим, как получится у вас «сокращение»

Другая ещё «умница» нашлась:
– Загодя попросила бы кого-нибудь. Может, кто и подвёз…
Священник остановил привычный поток словоблудий:
– Спорить об этом не будем. Лучше подумаем каждый о себе. О своём усердии.
Опять послышалось:
– Они, бабули, со старой закалкой.
Не согласился и с таким определением священник:
– Закалка в чём? В том, что все косточки им, старым колхозницам, раздробили непосильными работами? А вы – здоровые, упитанные, в двух шагах от храма живёте и постоянно опаздываете на службы. Вот о чём речь. Вам вон какой пример подаёт бабушка Вера, а вы не хотите его принять и исправиться.

Снова звучат оправдания… Не выдерживает отец Сергий, грозно наставляет:
– Знаете что, мои дорогие?! Если хотите расти духовно и спастись, то поступайте так – чужие достоинства не умаляйте, а увеличивайте! Свои же хилые «подвиги» – всегда уменьшайте. Критически рассматривайте себя!
 
«Господь дал нам способность быть служителями Нового Завета,
 не буквы, но духа, потому что буква убивает, а дух животворит»
 (2 Кор. 3, 6)
  
 «Вера без дел мертва есть»
 (Иак. 2, 17)

  
 ЗВОНКИ

 
Перестала ходить в церковь некогда усердная прихожанка. Оборвала отношения со всеми, с кем ходила на службы. По слухам, вернулась в секту, где была раньше.

Но я не вычеркиваю её имени из поминальной книжки. Возглашаю о ней на службах и на молебнах. На проскомидии продолжаю вынимать за неё частички.

Через год она позвонила одной из наших прихожанок и гневно прокричала ей:
– Передай отцу Виктору, чтобы он меня не беспокоил! Пусть он больше мне не звонит!!..
И бросила трубку.
Понятно, чем я её беспокою и какие «звонки» ей посылаю.
Буду и впредь биться за неё! Колоть гнетущего её, пока не отстанет. Вырывать из пасти у волка заблудшую овцу. Не перестану «звонить» копием о тарелицу, вынимая частицы за бедствующую душу. Пока не «дозвонюсь».
 
«Кто не со Мною, тот против Меня;
 и кто не собирает со Мною, тот расточает»
 (Мф. 12, 30)
  
 «Святость священства есть святость Церкви, а не личная святость»
 (Серг. Булгаков)

  
 СЕЯТЕЛЬ

 
Раньше, когда был молодым священником, отец Василий охотно шёл на общение с людьми. Не ленясь, затрачивал много времени и усилий на участие в беседах, встречах с людьми районного, густонаселённого города, где он служил.

Ходил везде без устали, предлагая свою помощь. Отважно вступал в полемику по самым острым, непростым темам, участвовал в диспутах в школах и клубах. Затрачивая порой много сил и времени, он разрешал сомнения и споры, давал неординарные, оригинальные советы в сложных ситуациях. Бывало и так, что люди сами не искали встреч с ним. Тогда он по горению своему, желанию поделиться светом, ясностью, как можно больше быть полезным людям в их трудном житии, сам искал поля для битвы со злом, невежеством, тьмой. Считал своим долгом засевание проповедью пустошей, заполоненных дурнотравьем. При неудачах не унывал, не приходил в отчаяние. Энергично трудился, на запущенной за десятилетия ниве.

С годами, из-за умножения хворей и немощей его возможности постепенно ограничивались. Вынужден он был отказываться, уклоняться от предложений, бесед, выступлений перед аудиторией… Перешёл в далекий сельский крохотный приход, состоящий из десятка сельчан. Наступил для него трудный период забвения. Никто не приезжал к нему. Службы он часто совершал в одиночестве.

Но вот чудо! То одна душенька, то другая стали прибывать к нему не только из города, но и издалека. Некогда он искал их, гонялся за ними повсюду, чтобы посеять в них доброе, а теперь они сами начали прибывать к нему, терпя многие неудобства долгой дороги. Что их приводило сюда?.. Скорби.

Смиренно, кротко ожидали они на паперти окончания его хлопот в алтаре после длительных служб. Жадно выпрашивали беседы с ним, напряжённо запоминая каждое скупо произнесенное им слово: для немощных духом, больных, он стал необходим. Так, незаметно для них и для себя он стал – старцем.
 
 ОТПУСКАЯ НАРОД...

 
С крестом отпускаю народ от обедни.
 Ну вот – приложился и самый последний.
 Крестом осеняю застывших поклонно.
 Как трудно уйти мне сегодня с амвона...
 Как будто течет всё людская чреда,
 а в ней что ни взгляд, то – беда иль нужда..
 Как будто прочитана горькая книга,
 где ты не познал радослезного мига...
 Как мало счастливых я знаю в приходе...
 Во счастье-то в храмы немногие ходят...
 Хоть что оно, счастье-то, если без Бога?!
 Игрушка-пустышка. Убого, убого...
 Какая же стужа прошлась по народу!
 Как будто за окнами времечко года –
 не лето зелёное... Белая мгла.
 морозным дыханьем меня обожгла...
 И, стоя с крестом на амвоне под нею,
 одно ощущаю: седею, седею...
  
 Прот. Вяч. Шапошников

 
 
«Царство Небесное силою берётся, и употребляющие усилие восхищают его»
 (Мф. 11, 12)

  
 ЖАЛОСТЬ

 
Служащая при храме пожалела заболевшего священника:
– Отец Сергий, вы плохо себя чувствуете? Видно, что у вас большая температура. Ну, послужили Литургию, и хватит. Отдохните. Молебен и заупокойную литию не служите. Видите, народу в храме совсем мало. В трудных обстоятельствах можно и опустить требы. Отложите на другой день, когда выздоровеете.

Священник усмехнулся. Покачав отрицательно головой, укоризненно ей заметил:
– Знаешь Лизавета, что на такое «жаление» ответил Господь Своему верному ученику, самому пылкому в вере апостолу Петру, когда тот стал сочувствовать, уговаривать Его «пожалеть» себя?..

Выждав небольшую паузу, отец Сергий закончил:
– Иисус Христос ответил ему на такую «заботу»: «Отойди от Меня сатана. Ты Мне соблазн» (Мф. 16, 23).
– Да-а… ужасно, – согласно закивала головой служащая.
– Ужасность в другом, – тут священник вынужден был остановиться, так как сильный кашель стал сотрясать его. Затем он повёл тему по иному: – Сколько ты в храме?
– Ой, уж давно, батюшка!
– Сколько?
– Лет двадцать пять, не меньше, – ответила с гордостью служащая.
– Вон сколько лет!.. – удивился отец Сергий. После этого, сведя строго брови, продолжал вопрошать: – Что же ты, сердечная жалелка моя, не вразумилась до сих пор, простого понимать не научилась?
– Чего? – искренне, но и с тревогой полюбопытствовала Елизавета.
– Того, что есть правда мирская, а есть церковная, духовная правда. Есть доброта человеческая, а есть иная. Есть другие правила. Их нарушать нельзя!
– Ну да, конечно… – на всякий случай поддакнула, не зная куда ещё вывернет священник, закивала служащая.
– Так чего же ты, драгоценная моя, не можешь их отличить?
Елизавета смутилась, призналась:
– Не всегда получается.
Священник с минуту всё ещё строго рассматривал её, потом по-отечески закончил: – Пора, за такой срок пребывания в церкви, давно пора обучиться, иметь разум церковный, а не бытовой. Дар рассуждения, смиренномудрия.
Служащая несмело спросила:
– Так значит готовить требное облачение?

Священник твёрдо распорядился:
– Да, готовить. Клиросу сказать, чтобы выходили на молебен с акафистом Божией Матери, и затем отслужим положенную заупокойную литию. Ничего, что прихожан немного. Мы же Богу служим!..
– Да, конечно, – согласно закивала довольная Елизавета.
– У нас должно быть всё непреложно, – сказал твёрдо священник, поднимаясь на солею. Не только помощнице, но и себе подтвердил: – Церковь – основа, столп и утверждение Истины! – И добавил: – Особенно в наше время.
 
«Кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод,
 или нагота, или опасность, или меч?.. Все сие преодолеваем силою Возлюбившего нас»
 (Рим. 8, 35-37)

  
 «СВОБОДНЫЕ» ЛЮДИ

 
Привязался к отцу Валерию один молодящийся, щеголеватый, столичный дачник лет семидесяти. Он явно был из тех, про которых говорят «у него язык подвешен!»

Остановив бесцеремонно священника, он спросил его:
– Как вы относитесь к евангелию от Фомы?
– Никак?
– … а от Иуды?
– Тоже – никак. Это в состав Святого Писания не входит.
– Ну и что?
– Для вас «ну и что», а для нас есть понятие канонического и неканонического.
– Но они есть! Эти евангелия.
– Придумки это, подлоги, а не Евангелие. Когда Иуде было писать?.. Предал. В этот же день и удавился.
– А «Код да Винчи»?
– Сатанинская выдумка последних времён человечества. Одна мерзость перед Богом.
– Подождите. Но нельзя же всё так легко отвергать. Навешивать ярлыки. Отмахнулись, и всё! – вмешалась подошедшая дама, видимо, знакомая дачника, намного моложе него. Поблагодарив её улыбкой, инициатор беседы патетически возгласил:
– Действительно. Мы же – свободные люди!
– Вы, может, и «свободные», а я – нет. Верующий человек по настоящему свободен, потому что – не свободен.
– Это интересно… Как это? – радостно воскликнул любитель поспорить. – Давайте дискутировать!
– Вы свободны от веры, от правил, норм, от совести, наконец. Православные – нет. Вы можете оправдывать себя в чём угодно. Можете «дискутировать» на любую тему, а мы – нет. Потому что празднословие является грехом.
– Но разобраться же стоит в личности Христа?
– Не стоит. Вам интересно дискутировать о гнусной клевете на вашего родного отца? Терпеть оскорбления, «свободно» выражаемые по отношению к нему?
– В общем…
– Порядочный, верный отцу сын не только должен сразу же отвергнуть любые «дискуссии» об отце, а то и «свободно» наподдать за это. И правильно сделает.
– Ну?! Это, знаете… – начала было возмущаться подруга столичного дачника.
– Да! – не испугался её отец Валерий. – Именно так. Принимать участие в «разбирательствах» по поводу отца, это – грех? Так нельзя поступать? А соучаствовать в грязных сплетнях об Отце Небесном можно?..

– Это разные вещи… – начала было опять дама бальзаковского возраста. Священник не стал больше терять времени на пустой разговор и завершил его:
– Простите. Я – примитивный, не «демократичный», не современный сельский поп, «валенок»! Нравится вам такое определение?.. О, вижу – нравится. А посему позвольте мне свободно пребывать в этой моей ограниченности и удалиться?
Дачники проводили его не только с довольными усмешками малость порезвившихся шалунов, но и с досадой. Потому, что они не смогли спровоцировать священника на «свободную» беседу с ними. Она не получилась так, как им хотелось бы, с торжеством для них. Не удалось поиздеваться над священником по «полной программе».
 
«Дух святого научения уклонится от неразумных умствований»
 (Прем. 1, 5)
  
 «Истинного пастыря укажет любовь, ибо из любви
 предал Себя на распятие Великий Пастырь»
 Преп. Иоанн Лествичник

Власть любви
 
Власть любви имеет право
И простить, и наказать.
С нею ангельская слава,
С нею Божья благодать.
 
Быть её рабом послушным –
Это милость и почёт.
И приказывать не нужно:
Душу к ней и так влечёт
 
Жажда истинного счастья
Вот я! Только позови!.
Нет другой на свете власти
Кроме пастырской любви.
 
(мученица Людмила Крюкова)
 
 «Наше правило, защищать не жизнь свою, но – Истину»
 (ап. Павел)

 
СПРАВЕДЛИВОСТЬ
 
Как благодатно поговорить со священником. Узнать о его служении, трудностях… Спрашиваю:
– Отец Александр, как вы стали священником?

– Я-то? – подумав, отец Александр грустно отвечает. – Тяжело это было. В конце семидесятых, райкомы тогда везде во всю свирепствовали. Гоняли и меня с семьей... Помню, аж на Урал нас с матушкой занесло. «Волчьим билетом» наградили. Не то что в родной Москве, во всей Центральной России мне пребывания не давали. Загнали нас изо всех городов в деревни глухие. И там жизни – нет. Храмы порушены или заколочены, открывать не дают. Народ перепуганный, равнодушный. Дошли мы с матушкой и дети наши трое, малые совсем, до крайности.

Уже к зиме дело было. А у нас никакого уголка нет. Куда деваться? В города являться нельзя. Везде, и в деревнях, после лагерей, расстрелов священников и прихожан, полувековой агитации против Церкви, – все пригнулись. От навалившегося нового, после Хруща, андроповского гонения на Церковь все, как бесы от ладана, бегали от нас, от того, кто в подряснике и скуфье появлялся. Каково нам было?!.. Особенно же детям нашим. Но Бог помогал!.. Иначе бы всё! Крышка!!..

Холодно. Грязь. Дождь безконечный. Никто в дом не пускает. Занавески задергивают. Двери от нас запирают. Мы все вымокшие, едем в телеге. Добрый человек на время дал. А куда едем?... И сами не знаем… Нигде, никому не нужны. Дети плачут. Есть просят… Матушка вся серая от горя, слезами обливается. Не выдержал я, остановил еле двигавшуюся лошадёнку, вывалился из телеги. Побежал под гору, бросился там на мокрую землю, завыл, запричитал, вылил всю свою боль безнадёжную. Смерти стал просить себе первому, чтобы не видеть мук детей…

Не сразу почувствовал, что меня кто-то за плечо дёргает. Оглянулся. Женщина какая-то. Смотрю, а Она пошла к одному из домов. Иду за ней. Вхожу. Там тепло, печка топится… Оглядываюсь, а Той, что привела меня, – нет. Стоит впереди другая хозяйка. Предлагает пройти в избу, снять мокрую одежду. Не веря тому, что происходит, говорю, что не один я, матушка и дети у меня еще… Хозяйка телогрейку накидывает, на улицу уходит. Зачем?... Догадываюсь, бегу за ней по лужам.

Вижу, как она, стоя у своего дома, машет моим. Мол, «идите сюда»… Заревел я опять. Уже от счастья. Пал на колени, в жижу прямо. Поднял голову к небу серому, потоки изливающему. Крещусь. Молюсь в голос. Не боясь никого. Благодарю Её – Матерь Божию, сие совершившую! В землю кланяюсь. Молился так горячо, пока не подняли, в дом не отвели.

Месяца три, почти до весны, мы в том доме благословенном прожили. Каждый день благодарили Богородицу и добрейших хозяйку с сыном.
Потом получше стало. В соседнее село псаломщиком взяли, а матушку на клирос.
– Но вы же священником тогда уже были!.. – недоумеваю я.
– Дак что, что священник?... Если служить негде, и разрешения для этого уполномоченные не давали. А в том храме бедном был уже священник. За это-то Бога благодарить надо! Под крышей, еды хоть какой дадут нам с матушкой. Да детки при нас, не под дождем и снегом дрожат. Счастье! Еще какое!... Божия милость!...

– Долго вы там служили?
– Лет десять.
– А потом?
– Потом? Чуть полегче стало. Кое-какие, небольшие послабления почувствовались.
– Заметные?
– Нет. Так, еле-еле. Но так массово закрывать храмы и сажать нас перестали.
– А у вас как?
– У нас благодетель, настоятель умер. Мне временно заменить его разрешили. Служил. Такая радость была! Сказать невозможно, какая. Уже думал, что никогда служить не смогу. И вот, – милость такая!..
– Долго служили?
– Лет семь. Служил до тех пор, пока «на покой» не отправили.
– А тут вы как оказались?
– Так родина же у меня!.. Столица-то. Родители, сродники здесь все упокоены. Надо и свои косточки к ихним подтаскивать.
Приехали. Жить опять негде. Вот тут, в Подмосковье, и обосновались. При храме опять же. Всё какую пользу церкви да принесём. И себе – благость душевную.
– Дети ваши где?
– Дети выросли. Выучились. Сами служат. В разных областях приходы у них, у сыновей. А дочь, слава Богу, – матушка, жена священника. Детки у них – благочестивые. Помогай им Бог! Сейчас, ненадолго, жить, служить и молиться можно. Радость!..
– Ненадолго?
– Да.
– Почему?
– Дак и святые об этом говорят. Пятнадцать лет называют и Серафим Вырицкий, и Феодосий Черниговский, и Афонские старцы. Вот давай и посчитаем… С 89-го года, тысячелетия Крещения Руси, когда церковь нашу Православную признали, сколько лет прошло?..
Думаю, считаю, произношу:
– Двадцать пять.
– Ну вот! Продлевает значит ещё Бог, по Милости Своей, чтобы и отстающие подтянулись, спаслись…
– В целом – неотвратимо завершение?
– А ты сам-то не видишь, как всё сейчас?.. Оглянись, посмотри! Вертеп какой вокруг. Содом и Гоморра до такой степени не были в грязи, в мерзости… Вон, как-то и снега на Рождество и даже на Крещение не было у нас, в России!
Грустно спрашиваю, скорее выпрашиваю:
– И что, нет надежды никакой?...
– Как нет?.. – вскрикивает отец Александр – Есть! Всегда есть!.. Никогда не пропадает, не исчезает. На Него, на Бога, всегда вся наша надежда. Он не оставит, поможет. Продлит, а то и отменит Приговор. Если!.. Если начнем Его чтить, молиться ему, каяться и исправляться!.. Тогда и Он, по отношению к нам, грешным, изменит свой Приговор.
– Маловероятно, что свернём от пропасти?
– От нас зависит. Ниневитяне смогли, «свернули»… И мы можем. Если захотим и начнём, как они, исправляться. Иначе – всё! Конец!
Тяжело вздыхаю. Соглашаюсь:
– Страшно, но справедливо.
– Справедливо! – горячо поддерживает отец Александр. – Ещё как справедливо!..
 
«Кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я,
 пред Отцем Моим Небесным»
 (Мф. 10, 25)
  
 «Сын Мой! Отдай сердце твое Мне, и глаза твои да наблюдают пути Мои»
 (Прит. 23, 26)

  
 ХИЩНИК

 
Зашёл как-то вечером отец Василий к редко посещающей храм, но много рассуждающей «о церковном» Раисе. Видит, у неё в красном углу, где иконы должны быть, как у многих нынче, телевизор стоит и вовсю изрыгает зубоскальства Петросяна и Винокура. Не выдержал священник. С болью сердечной спросил:
– Что же ты делаешь, Раиса?!
– Ничего, – не смущаясь, ответила хозяйка.
– Пост сейчас, а ты… смотришь эту гадость!
– Почему гадость? Очень остроумно они говорят.

– Не раз объяснял я вам, что такое пост, тем более Великий! Как надо его проводить. Как Спаситель страдал за нас!
– Ну и что?
Тяжело вздохнув, отец Василий, собрав всю волю, как можно более ровно попытался хоть как-то образумить черствую душой:
– Не можешь ты вообще освободиться от искушений телевизионных? Тогда хоть в Великий пост не включай ты этот «ящик».
– Там известные люди умные вещи говорят…
– Бедная ты, немощная. Вспомни не то, чему там «умники» тебя учат, а что Господь нам сказал?
– Ну и чего?

– «…если глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя: лучше тебе с одним глазом войти в жизнь, нежели с двумя глазами быть ввержену в геенну огненную» (Мф. 18, 9). Сам Господь так сказал! Если, как тебя, соблазняет глаз, оторви его и отбрось от этого телечудища. Лучше с одним глазом в Раю быть, чем с двумя в аду.

Хозяйка от гнева даже вскочила с дивана. Вытаращила глаза, набрала побольше воздуха и заорала:
– Что-о?!. Ни-че-го-о себе! Священник называется?! Это что же такое?! Глаза вырвать у меня хочет!.. Хищник!!
Как ни пытался образумить, успокоить её священник, ничего не вышло. Пришлось ему уйти прочь.

После этого страстная зрительница телевизора стала ходить по поселку и гневно его «обличать». Жаловаться всем, что он пытался руку у неё оторвать и глаза вырвать. Убеждала не ходить в церковь к такому священнику. Некоторые с удовольствием воспользовались её «советом». Чаще стали пропускать службы, оправдывая свою лень и нерадение.

С того времени больше любительниц сплетен, отчуждённых от церкви, пьяниц стали коситься на священника, переходить на противоположную сторону дороги при встрече с ним. А то во хмелю покажет ему кто-нибудь из них издали, жестами, как он отрывает руку и выдирает глаза у бедной старушки.
Что делать? Попробуй докажи им, что ты не «хищник».
 
«Хвалимся и скорбями, зная, что от скорби происходит терпение, от терпения опытность, от опытности надежда, а надежда не постыжает, потому что любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам»
 (Рим. 5, 3-5)

  
 ЧУЖИЕ ПОДВИГИ

 
Когда опоздавшие прихожане наконец подошли, заполнили храм перед службой, решил отец Сергий призвать их к дисциплине, указав на благой пример:
– Вот, баба Вера в свои восемьдесят с гаком прошла по бездорожью двенадцать километров, в холоде, по снегу, чтобы быть в этот морозный день на службе. Пришла первой, раньше других, близко живущих здесь.

Тут же послышалось возражение:
– Ну не двенадцать, а десять, если сократить по полю.
– По заснеженному! По пояс снег. Ну, сходите. Посмотрим, как получится у вас «сокращение»
Другая ещё «умница» нашлась:
– Загодя попросила бы кого-нибудь. Может, кто и подвёз…
Священник остановил привычный поток словоблудий:
– Спорить об этом не будем. Лучше подумаем каждый о себе. О своём усердии.
Опять послышалось:
– Они, бабули, со старой закалкой.

Не согласился и с таким определением священник:
– Закалка в чём? В том, что все косточки им, старым колхозницам, раздробили непосильными работами? А вы – здоровые, упитанные, в двух шагах от храма живёте и постоянно опаздываете на службы. Вот о чём речь. Вам вон какой пример подаёт бабушка Вера, а вы не хотите его принять и исправиться.

Снова звучат оправдания… Не выдерживает отец Сергий, грозно наставляет:
– Знаете что, мои дорогие?! Если хотите расти духовно и спастись, то поступайте так – чужие достоинства не умаляйте, а увеличивайте! Свои же хилые «подвиги» – всегда уменьшайте. Критически рассматривайте себя!
 
«Да будут светильники ваши горящими, а чресла препоясаны»
 (Лк. 7, 43)

  
 ПРИШЛА ВЕСНА
 Матушке Лидии

 
Глубокой осенью с непонятной поспешностью назначили немолодого священника, отца Димитрия, на отдалённый приход.
Сам благочинный, представительный с виду протоиерей привёз его на своей машине.

Потому как была Димитриевская родительская суббота, благочинный отслужил панихиду. В конце обратился к собравшимся жителям:
– Вот привёз вам батюшку! Отца Димитрия. Он будет служить у вас, окормлять духовно. Жилья при церкви нет пока. Морозы начинаются. До лета надо, чтобы кто-то приютил его с матушкой у себя. Ну, кто возьмет священника к себе?
Молчание.
Несколько обезкураженный, районный начальник священников снова зашел на вираж:
– Давайте, решайтесь. Надо, чтобы службы у вас совершались, церковь действовала. Отец Димитрий с матушкой простые, особо вас не стеснят. Благодать какая будет со священником-то! Ну, кто смелый?…
Все молчат.
После этого и благочинный сник. Когда все разошлись, предложил назначенному священнику сесть вновь в его машину. Но обратно на прежний приход, к обустроенной отцом Димитрием келье не повёз. Завёз по пути в одно из сёл. Зашли в один из домов. Растерянной бабушке благочинный сказал, что привёз ей священника. Та удивилась:
– У нас есть священник.
– Да не на ваш приход, в соседний, – сказал нетерпеливо, с досадой благочинный. – На время, Татьяна Григорьевна. Пока отец Димитрий не подыщет для себя и матушки своей что-нибудь, где жить им.

– Что ж, милости просим. Пусть поживут, – кротко согласилась хозяйка дома.
Вот и остался «временно пожить», в соседней деревне, у благочестивой, кроткой старушки отец Димитрий, поначалу без матушки.
С тем и порешили.
Вскоре обнаружилась невозможность такого проживания. Двенадцать километров, без автобусного сообщения, будто пропастью отделили священника от паствы. Наконец священник с матушкой перебрались, приютились в другом селе, поближе.

Трудность была ещё и в том, что село, где находилась церковь и приход отца Димитрия, было маленькое. В трёх избах только струился дым из труб. Остальные полтора десятка разной добротности дома принадлежали дачникам. Летом, по выходным, те приезжают и, конечно, не ради того, чтобы пойти в церковь. Дорога дорогая. Сажать, поливать, убирать, закручивать, приколачивать... вот цель приезда их. Времени мало. По-житейски понятно… Посему прихожан – единицы. При кое-как восстановленной церковки, ввиду чрезвычайной малочисленности прихода, на ближайшую перспективу ни о каком возведении жилья для священника не приходилось и мечтать.

Где жить пожилому батюшке с матушкой? Они старались не задумываться над этим. Отгонять тревогу. На сегодня есть, где голову приклонить, и ладно. Поступали, как Господь заповедывал. Завтрашний день сам себя сотворит. Не унывали, смиренно несли возложенный на них крест.

Господь не оставляет нас своей милостью, не оставил он и священника. Через два месяца скитаний по углам отвыкших ныне от гостеприимства сельчан пришло и им, прибывшим сюда для служения, благое известие. Один из дачников на зиму готов пустить их в свой дом.

С Божьей помощью пережили зиму священник с матушкой в дачном, летнем домике. Трудно, но все же рядом с храмом, с паствой.
Едва сошёл снег, в домик, в котором они проживали, приехали хозяин с приятелем. Встреча была хорошей. Священник благодарил за приют, доброту хозяина дачи. Тот польщённо улыбался, похлопывал запросто священника по плечу. Походив по дому, вокруг дома, по деревне, поприветствовав всех, хозяин вскоре пошёл с приятелем к машине. Они о чём-то там побеседовали у раскрытой дверцы. Затем приятель хозяина дачи, энергично вернулся в дом, окликнул священника:
– Эй!
Отец Димитрий вначале не понял, что это к нему так обращаются. Подошёл к подзывавшему его, спросил:
– Вы меня?
– Да тебя, тебя, – нетерпеливо, не переставая жевать жвачку, подтвердил пришедший. Хмуро продолжил. – Ты вот что. Вали отсюда сегодня же. В следующие выходные мы, может, приедем с компанией. Потом большая стройка здесь начнётся. До этого нужно, чтоб здесь всё проветрилось после вас.
– У нас чисто – кротко, недоумевая сообщил священник. – Матушка всё время убирает, чистит.
– Я не про то, – оборвал его жующий. – Духа вашего чтобы тут не было! Ясно?.. Всё! Сезон зимний закончился. Нам сторожа больше не нужны. Побалдели здесь на халявку и всё, хватит! Пора выметаться. Скворцы уже прилетели. Видал?

Распорядитель хозяина заулыбался, довольный своей конечной шуткой. Выплюнув жвачку под ноги священника, развернулся, пошёл к тихо урчащей иномарке хозяина. На ходу, через плечо, повторил приказ:
– Сегодня же чтобы вас не было! Поняли?!.. – после этого вдруг неожиданно улыбнулся, крикнул, почти от машины: – Привет! «Опиум народа»!!..
И снова нахмурившись, пригрозил и кулаком:
– Сегодня же!!..
– Хорошо… Спасибо вам… Сделаем. Обязательно выполним, – растерянно повторял ссутулившийся более обычного седовласый священник.
Когда представительская машина отъехала, подошла к нему матушка, опечаленно спросила:
– Как же нам теперь быть-то, батюшка?
Отец Димитрий, опустив голову, долго молчал. Потом глухо, едва слышно начал полушептать. Матушка догадалась, что он молится. Это длилось не менее получаса. После чего он поднял вверх посветлевшее лицо, ответил:
– А быть нам – в мире и уверенности! – весело, бодро сказал отец Димитрий. – Господь не оставит. Веришь в это?
– Верю! – уверенно поддержала его тоже повеселевшая матушка.
 
«От ликующих, праздно
 болтающих,
 Обагряющих руки в крови
 Уведи меня в стан погибающих
 За великое дело любви!»
  
 (Н.А. Некрасов)

 
ТРУДНЫЙ ПУТЬ
  

У одной благочестивой прихожанки духовником был старенький, одинокий сельский священник. Он прожил трудную, полную лишений и гонений жизнь. В последние годы он очень болел. Особенно сильно болели, кровоточили отмороженные в лагерях ноги. Несмотря на это он неотложно служил, подолгу стоя молился, превозмогая боли. От гангрены ног, не так давно, он и умер.

Усердная послушница его была уверена, что уж он-то, несомненно, заслужил своими скорбями, земными подвигами достойное место в Раю. Она много молилась, чтобы иметь встречу, общение с ним.
Недавно он явился ей в полусне. В белом подризнике, светящейся епитрахили и поручах. Улыбающийся, он быстро шёл по красивейшему лугу к изумрудному храму, из которого раздавалось дивное пение.
Она осмелилась, спросила его о том, как он проходил Туда, в Небесное Царство.
Он лишь на минуту задержался, вздохнув, молвил:
– Тяжёлый, ох тяжёлый путь!.. Трудно было мытарства проходить. Только ногами и спасся.
 
«Стена между Богом и людьми – своя воля»
 (Архимандрит Кирилл (Павлов)

  
 ПРИЧАСТНИЦЫ

 
Праздник. У входа в храм встречаются две немолодые прихожанки. Рады друг другу.
– Давно тебя не видела.
– Да, редко хожу.
– И я тоже давно не была.
– Причаститься хочу.
– И я тоже. Говела вчера и позавчера…
– Сегодня кто служит-то?
– Отец Макарий.
– Вот и хорошо! Значит, исповедовать будут отец Николай и отец Федор… Ты к отцу Николаю-то не ходи. Он такой же строгий, как и отец Макарий. На исповеди всю душу вынет. И до причастия может не допустить. А вот отец Наум! Иди к нему. Он ни о чём не спрашивает. Быстро пропускает. Всем подряд разрешает причащаться.
Приятельница благодарна за «совет»:
– Спасибо тебе. Пошли, где быстрей. А то что ж, зря пришли что ли и говели?..
 
 
«Не требуют здравые врача, но болящие. Милости хочу, а не жертвы.
 Ибо Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию»
 (Мф. 9, 12-13)
  

 «Окушка»

 
После службы отдохнуть не пришлось. Снегу навалило. И сейчас, всё сыпет и сыпет… Пока не стемнело, надо выехать из села, иначе застрянешь и не выедешь на дорогу, а сегодня надо было быть в городе…

Собрались не споро, как могли, по возрасту своему, с матушкой. Она позаботится про питание. Всё вышло, закончилось. Даже хлеба нет. Магазинов же, ни в этом селе, ни в ближайших – нет. Только автолавка, а зимой, хорошо, если раз в неделю приедет. Да и то в хорошую, проезжую дорогу. Не как сейчас. Сам отец Павел за это время к благочинному завернёт. С отчётом о приходе задержался, надо отдать.

Ничего не поделаешь. Ехать надо.
Темнеет. Еле завёл отец Павел замёрзшую «Окушку». Пока возился, выезжал, видел, как вперёд прошла мрачная группа из соседнего, разгульного дома.

Газует священник, едва различая дорогу. Машина еле ползёт вверх по рыхлому снегу. Застрял. Кое-как «растолкал» машину. Поехал дальше. На выезде из села фары высветили дюжину мрачных мужчин, с двумя «подругами». Дорогу не уступают. Коротко гуднул отец Павел, не останавливая, в страхе, что снова не заведётся машина. Те зловеще не расходятся на узкой одноколейной дорожке. Вокруг сугробы, не объедешь. Что делать?..
Медленно, ещё гуднув, в напряжении едет отец Павел. Страшно не так за себя, сколько за притихшую матушку его, со слабым сердцем.

Впереди идущие, наконец, расступились, только двое посредине настырно шли не уступая дороги. Посыпались крики слева и справа: «А, попяра!..», «Попался!..», «Ух, морда!..», «Бабок обираешь!..». Это особенно обидело священника. Бабок-то всего три, да и те немощные, сами едва концы с концами сводят. Всё для церкви приходится добывать самому, своими руками, своим трудом, да немногими требами в городе. Разве поехал бы он, без особой надобности в город, в такую непогодь, под темень…

Опять посигналил. Один из идущих отошёл нехотя в сторону. Видно было, что все они пьяны. Передний остановился, развернулся и стал вызывающе перед машиной, и кричит особо неприязненно, требовательно:
– А ну, выходи!
Приятели его подбежали, стали дёргать за ручки дверей. Матушка вся сжалась. Схватилась за сердце.
«Хорошо, что застопорил дверцы! Что делать?!.. – проносилось в голове у отца Павла. – Выйду! Они не соображают, а может и под наркотой. Разорвут в клочья…» Останавливаться нельзя. Заглохнет совсем хиленькая машинка и тогда…

Решился отец Павел на рискованный ход. Потихоньку, на первой скорости, едва нажимая на газ, стал придавливать заслонившего ему дорогу. Тот рассвирепел окончательно. Пятясь, стал грохать кулаком по хрупкому капоту машины. Осатанели и приятели. Грохот их ударов загремел сверху, по крыше хрупкой машины.

«Окушка, выручай, милая!.. Господи, помилуй!!..» – взмолился вслух отец Павел. Матушка истово крестилась и будто неведомой силой выворотило с дороги здоровущего, пьяного мужика, заслонившего путь. Он, грохнув сильно в последний раз по капоту, отшатнулся в сторону. Продолжая взывать к Богу, священник сильнее нажал на газ. Машина послушно заурчав пошла быстрее вперёд. Пьяная толпа тоже ускорила шаг. Побежали что было мочи за машиной, колотя чем попало по задней обшивке и по крыше, требуя остановки и выхода священника на «разговор» и расправу.

Всем существом слившись с машиной, отец Павел передавал ей все свои возможные скудные силы, просил её: «Окушечка, милая, родная, выручай!.. Не подведи!.. Господи, помилуй!!» Прибавлял постепенно газ, боясь, что вот-вот она забуксует и всё! Пропали тогда!..
Вывезла, не подвела «окушка»…
Выбрались к спасительной, расчищенной дороге. Шурша шинами, машина ровно гудя мотором уже легко и бодро понеслась вперёд по асфальту…
Отец Павел ласково погладил руль и приборную доску, обращаясь будто к человеку, сказал вслух:
– Спасибо, миленькая. Благодарю тебя «окушечка».

Отъехав подальше, вместе с матушкой, после благодарственных молитв о спасении, успокоились, вздохнули. Потом, под ровный рокот мотора, отец Павел самокритично выразил свои думы:
– А ведь не только они виноваты. И я тоже!.. Молимся только о себе «любимых», своих родных, близких наших, а о них, заблудших, не молимся! Наоборот, косимся с неприязнью в их сторону. Ворчим. Не помогаем им. Вот и результат. Бесы их и забирают, всё больше и больше! Обоюдная неприязнь нарастает. Поначалу молился и даже ходил к ним, но быстро скис. Мол, не идут, толка нет никакого…
– Ну, уж ты батюшка, слишком строг к себе. И звали мы их, и ходили к ним. Помогали, чем могли. Ты из их детей подобие воскресной школы пытался сделать. Ничего не хотят они. Такие люди. Ничем их не проймёшь.

Какое-то время отец Павел молчал, потом возразил:
– Всё равно. Работай! Прибавь усердия!.. Не имеет права священник опускать руки ни перед чем. До гробовой доски своей. Кроме того все, и они тоже – моя паства. За всех отвечать мне перед Богом! За таких – тоже, а мы отстранились, оставили их. Отторгли мысленно от себя. Они и летят в Преисподнюю и нас с собой захватят.

Забыли мы? «Возлюби врагов своих». Ненавидящих и обидящих тебя, как Господь, как первомученик Стефан. Они молились за убивающих их!.. Я – пастырь или кто?.. Не подталкивать их в пропасть, своим отторжением, спасать надо и болящих, таких вот опущенных, нерадивых своих овец… Молиться о них! Помогать, не оставлять их. Господь их терпит, а мы почему, нос воротим в сторону? Ответ дадим и за них!

«Окушка», ровно гудя, несла поучающихся в новом, суровом уроке, седовласых учеников в город. Там надо будет помотаться и в добывании средств, для оплаты налогов, счетов и прочего за храм. Закупить свечей, масла и прочего для обезпечения жизни одного из множества, едва выживаемых сельских приходов России.
 
«Аще бо и пойду посреде сени смертные, не убоюся зла, яко Ты со мною еси»
 (Пс. 22, 4)

  
 НАКАЗАНИЕ

 
Одной рабе Божьей после неудачной операции досталось побывать на Том свете и вернуться обратно.
Одну из «картинок» она запомнила и рассказала.
Когда её водил Ангел по аду, то она видела, как одного монаха бесы подвесили вниз головой и били сильно палками. Из несчастного время от времени выскакивали какие-то мелкие светящиеся кусочки, которые тут же, подлетев, уносили вверх подлетавшие ангелы.

– За что они его так?.. Он же монах! – спросила посетительница своего Ангела.
– Это – нерадивый монах. За свою недостойную жизнь получает достойное здесь.
– И долго его будут бить?
– Нет. Пока из него не выскочат все частицы Тела Христова, которыми он недостойно причащался. С ними нельзя держать здесь кого-либо. Вот его и «готовят».

Ведомая снова со страхом посмотрела на несчастного.
– Если монаха так, что же нас-то ждет?!.. – ужаснулась временная гостья ада.
 
 «Чистый душой и благородный человек будет всегда ожидать смерти
 спокойно и весело, а трус боится смерти, как трус»
 (адмирал П.С. Нахимов)
  
 «Тогда верующие будут получать венцы, за одно стояние в Вере»
 (Откр. 2, 10)
  
ИСПОВЕДНИЦА

 
Повезло однажды рабе Божией Агафье. Попала она к труднодостижимому старцу, отцу Кириллу.
Дождавшись в коридорчике, пока выйдут от старца приехавшие важные гости, которых она смиренно пропустила перед собой, по приглашению келейника она с трепетом вошла во временные покои отца Кирилла.

Постояла, пооглядывалась по сторонам, стараясь запомнить покрепче всю обстановку.
Вскоре тем же келейником она была приглашена в другую комнату, всю обставленную иконами, полками с книгами; и на полу стояли стопы книг, наполненные подарками пакеты, которые щедро раздавал старец всем приходящим.

Там ласково встретил её сам отец Кирилл. Весь беленький, худенький, светящийся истинной, неподдельной улыбкой, добром и сочувствием, какового она не испытывала ни от кого в своей преклонной уже жизни.

Будучи потрясена этим, она не сразу заметила, что в комнатке находятся ещё четверо человек. Один из них священник, рядом с ним, вероятно, его матушка и двое мужчин.
Обласкав всех взором запавших, очень усталых, но лучистых глаз, отец Кирилл бодренько предложил:
– Что, дорогие мои, помолимся?
Присутствовавшие одобрительно покивали главами. Старец развернулся к иконам, не спеша одел старенькие, белые епитрахиль с поручами, перекрестился и начал произносить молитвы. Но как!..

Такого Агафье не доводилось слышать никогда и нигде, ни в сельских церквях, ни в городских, а тем более столичных... Самой душой, тихо, но так проникновенно молился старец. Скорее это было сокрушенное собеседование, моление о милости, снисхождении... Прошения старца настолько было сокровенными, что казалось, он произносит всё перед тут вот, как бы рядом присутствующим Спасителем.

Слезы сами по себе, незаметно текли из глаз у Агафьи. Исчезало всякое присутствие себя в этом тяжёлом, недружелюбном мире. Сокрушение от слепоты своей и беззаботной, легкотворимой греховности оглушало, сжимало сердце. Вместе с тем вера в милосердие, безмерную доброту Судящего тёплым елеем омывала скорбящиую душу, раскрывая и врачуя её небесным бальзамом.
Очнулась Агафья только тогда, когда произнесены были все положенные молитвы старцем. Обласкав присутствовавших своим сочувственным взором, отец Кирилл предложил:
– Теперь по одному будете подходить...
Оставив в комнатке одного священника, остальные вышли. Расположились в прихожей.

Агафья нескоро и тут отошла от охватившего её благоговейного состояния. Вытащила из сумки сложенную вчетверо бумагу, развернула, стала перечитывать записанные там грехи свои. Вспоминала и вписывала туда, дополняя новыми проступками. Не заметила, как пролетело время. Позвали. Вся затрепетав, будто скованными ногами она тихонько вошла в келью старца.

Отец Кирилл, улыбаясь, пошёл к ней навстречу. Пригладив ласково по голове, расспросил с интересом. Кто и откуда она, в какой храм ходит, о семье, детях... После этого, успокоив, он предложил ей подойти к иконному углу. Сел на табуреточку, а она опустилась на колени перед иконами.

И опять она впала в прежнее состояние безмерной скорби, ужаса от содеянных прегрешений и обильно покрывающим это, живительным, успокоительным елеем Милости Господней.

Не заметив как, она припала к худеньким коленочкам Батюшки, увлажняя старую рясу его обильно истекавшими слезами своими.
Рука старца бережно, отечески поглаживала её голову, и от этого ещё обильнее изливались слезы у неё и признания в содеянных прегрешениях.

Долго, с сердцем, от самой души каялась она, пока обезсиленно не остановилась, и тут вспомнила, что исповедалась она, не заглядывая в так старательно, задолго заготовленную бумагу с перечислением своих грехов. Одновременно до её сознания дошло, что она при этом, смогла вытащить из себя такие корневые, глубоко упрятанные, заскорузлые, не вскрытые на всех предыдущих исповедях грехи!..

Устало разжав стиснутые пальцы, она взяла, развернула скомканную бумагу и, не став даже смотреть, подала старцу. Тот не глядя тут же порвал её, отдал обратно Агафье. Ясно, что написанное никакого сравнения не имело теперь, с тем, исповеданным ею.

Заметно уставший старец встал, заботливо, несмотря на свою немощь, помог подняться Агафье. Накрыл епитрахилью её голову, прочитал разрешительную молитву, перекрестил, и, улыбаясь, ещё несколько раз похвально, одобрительно пригладил по головному платку. Просто, собеседуя, преподал ей поучительное:
– По поводу того, что трудно сейчас нести крест свой, не скорби. Так должно быть. В этом милость Божия. Да, трудно, очень порой трудно, но этим спасаемся.

Осмотревшись, увидел два небольших ведра, для поливки цветов. Одно было заполнено водой, другое пустое. Отец Кирилл предложил:
– А ну-ко возьми то ведро, с водой. Вылей в пустое.
Агафья не сразу, не понимая пока, для чего это нужно, несмело проделала, что предложил Батюшка. Он дал следующее задание:
– Неси то ведро, из которого ты вылила воду, ко мне.
Агафья принесла. Отец Кирилл попросил чуть наклонить принесённое ведро, спросил:
– Много там воды?
Послушная исповедница заглянула внутрь ведра. Увидев там на донышке, немножко собравшейся влаги, ответила:
– Нет, совсем чуть-чуть.
Указав на полное ведро, стоявшее на полу, в которое Агафья перелила до этого воду, отец Кирилл тихо и грустно сказал:
– Вот столько погибнет.
Показав же на нутро почти опустевшего ведра, которое держала в руках Агафья, проговорил:
– А вот столько спасётся.
Агафья со страхом заглянула ещё раз внутрь пустого ведра, на маленькую лужицу собравшейся там со стенок влаги. Потрясённая, тяжко вздохнула, сокрушенно покачала головой.
Помолчав немного, отец Кирилл добавил:
– Надо сделать всё возможное в жизни этой, чтобы остаться в числе этих капелек.

Продажа и пересылка книг священника Виктора Кузненцова через магазин "Риза" (м. "Динамо"), тел. 8(499)3720030, маг. "Кириллица" тел. 8(495)9530168, эл. маг. "Зёрна" и по тел. 8(916)8831297 (Елена) 
1 февраля 2024 Просмотров: 6 432