КРЕСТНЫЙ ПУТЬ. Новомученики и исповедники России. Январь. Дополнение-14. Часть-2. Священник Виктор Кузнецов.

Священник  Виктор   Кузнецов
«Мученики нашего времени»

«МУЧЕНИКИ   И    ИСПОВЕДНИКИ».
Дополнение  14-е. Часть 2-я.
КРЕСТНЫЙ   ПУТЬ

«Бог дал нам духа не боязни, но силы и любви, и самообладания».
(2 Тим. 1, 7).

+       +       +
Николай Васильевич Гоголь
 


Наступила масленица. По учреждениям церковным, она составляет преддверие поста: уже начинает отчасти совершаться великопостная служба. Изучив подробнее Устав, Гоголь начал его придерживаться и, по-видимому, старался сделать более, нежели предписано уставом. Масленицу он посвятил говенью: ходил в церковь, молился весьма много и необыкновенно тепло; от пищи воздерживался до чрезмерности, за обедом употреблял несколько ложек капустного рассола или овсяного супа на воде. Когда ему предлагали кушать что-нибудь другое, он отказывался болезнью. 

Трудно решить, сколько правды было в его словах; однако, в это время болезнь выражалась только одною слабостью и в ней не было заметно ничего важного. Несмотря на это ослабление тела, Гоголь продолжал поститься и проводить ночи на молитве; ослабление возрастало со дня на день. Впрочем, он ещё мог выезжать и ходить. Зная по опыту, как причащение Святых Таин успокоивало прежде во время его уныния, он причастился в церкви, находящейся далеко от его дома (на Девичьем Поле). Но Гоголь не успокоился: он остался по-прежнему мрачен, по-прежнему упорен в своих действиях: не хотел в этот день ничего есть. 



Привыкшие к Гоголю сначала не удивлялись необыкновенным его поступкам. С этих пор он перестал принимать к себе знакомых, которым прежде никогда не отказывал.
 
Во всю масленицу он ещё был здоров, если не считать началом болезни уже наступавшее изнурение сил. После вечерней дремоты в креслах оставался он один по ночам, при всеобщей тишине, вставал и проводил долгое время в тёплой молитве, со слезами, стоя перед образами. 

В понедельник и вторник первой недели поста в доме, где жил Гоголь наверху, в комнатах граф А. Толстой было вечернее Богослужение. Николай Васильевич, оставаясь эти дни почти без пищи, уже был так слаб, что едва мог дойти туда, останавливаясь на ступенях, присаживаясь на стуле; однако ж стоял в продолжение всей службы и молился. 

«Господи…да вонесется рука Твоя, 
не забуди убогих Твоих до конца».
(Пс. 9, 33).

Последние дни Гоголя

Нередко Гоголь говаривал, когда ему нездоровилось, что у него особенная натура, на которую влияния действуют не так, как на всех других, и что её нельзя мерить на одну мерку со всеми. Он относил свои слова к материальному устройству своего тела, но в особенности должно это разуметь о его духовной стороне. 

В 1850-х годах главным доктором больницы графа Шереметева (ныне «Склиф» — ред.) в Москве, работал профессор МГУ А. Т. Тарасенков. Он пользовался большой популярностью в городе как врач и как гуманный человек. Он хорошо знал Н. В. Гоголя, и в 1852 году ему пришлось быть свидетелем последних дней жизни писателя.

В продолжение масленицы 1852 года Гоголь старался полностью держаться церковных назиданий. Он говел, ходил в церковь, чистосердечно много молился. Очень мало ел: отказывался, ссылаясь на свои недуги. Объяснял, что чувствует «что-то в животе», и притом «от того, что его лечили».

В это время болезнь его выражалась, по большей мере, одной слабостью. Он перестал принимать у себя знакомых и всю масленицу после вечерней дремоты в креслах оставался в полной тишине один.

В ночь на 9 февраля во сне он увидел себя мёртвым. Он слышал какие-то таинственные голоса. Что они ему говорили?

Ещё через 2 дня, с 11 на 12 февраля, после горячей молитвы, в три часа ночи, Гоголь разбудил своего слугу Семёна. Велел ему подняться на второй этаж, открыть печные задвижки и принести ему портфель из шкафа. Там лежала уже когда-то уничтоженная в дни кризиса 1845 года, а теперь переписанная и восстановленная рукопись второго тома "Мёртвых душ". Семён исполнив это, почувствовал неладное, стал на коленях молить опомниться, но барин был непреклонен. 


«Гоголь сжигает рукопись второго тома "Мертвых душ", 1852 г. худ. М. Клодт.

Он вынул из принесённого ему портфеля большую связку написанных тетрадей, положил их в печь и поджёг свечой. Семён на коленях умолял его не жечь рукописи: «Зачем Вы это делаете? Может, они и пригодятся ещё?!» 

"Не твоё дело! Молись!" — ответил писатель Семёну, пока горела работа, в которой Чичиков из пронырливого подлеца превращается в нравственного господина и уходит в монастырь.
А Россия ждала этого второго тома, как путеводной звезды.

Гоголь ждал, сидя на стуле и смотря в огонь. Он дождался, когда всё сгорело, не осталось целых листов, встал, перекрестился, поцеловал Семёна, вернулся в свою комнату, лёг на диван и заплакал.

На утро Николай Васильевич рассказал об этом не верящему в реальность происшедшего графу Толстому: «Вот что я сделал! Хотел, было, сжечь некоторые вещи, давно на то приготовленные, а сжег всё! Как лукавый силен! Вот он к чему меня подвинул! А я, было, там много дельного уяснил и изложил. Это был венец моей работы. Из него могли бы все понять и то, что неясно у меня было в прежних сочинениях... Теперь всё пропало...». До этого случая Гоголь делал завещание графу после своей смерти передать все свои сочинения митрополиту Филарету. 

Граф, желая отстранить от него мрачную мысль о смерти, с равнодушным видом сказал: «И прежде вы сжигали всё, а потом выходило ещё лучше». Гоголь при этих словах стал как бы оживляться; граф продолжал: «Ведь вы можете всё припомнить?» — «Да, — отвечал Гоголь, положив руку на лоб: — Могу; могу, у меня всё это в голове». 

После этого он, по-видимому, сделался покойнее. После уничтожения своих творений, мысль о смерти как близкой, необходимой, неотразимой, видно, запала ему глубоко в душу. 

С этой несчастной ночи он сделался ещё слабее, ещё мрачнее прежнего: не выходил более из своей комнаты, не изъявлял желания видеть никого, сидел в креслах по целым дням, в халате. По ответам его видно было, что он в полной памяти, но разговаривать не желает. 
В эти же дни он делал некоторые неважные завещания и рассылал последние карманные деньги бедным и на свечки.

С этой ночи Гоголь стал ещё слабее. Он жаловался на головную боль, на то, что зябнут руки. Ходил он немного сгорбившись, мало заботился о своей внешности.

В субботу первой недели поста врач Тарасенков посетил Гоголя. Он нашёл совершенно ослабленного человека, очень сильно похудевшего телом, со слабым голосом, с изнеможденным лицом. Врач настаивал, чтобы больной, если даже не хочет принимать плотную пищу, хотя бы пил побольше. Гоголь всё спокойно слушал. 

«Чтоб ободрить его, — писал Тарасенков, — я показал себя спокойным к его болезни, утверждая с уверенностью, что она теперь господствует между многими и проходит скоро при пособиях. 

Говоря это, я обратил своё внимание на лицо страдальца, чтоб подсмотреть, что происходит в его душе. Выражение его лица нисколько не изменилось. Он смотрел как человек, для которого все задачи разрешены, всякое чувство замолкло, всякие слова напрасны, колебание в решении невозможно. 

Я пожелал ему поскорее поправляться и простился с ним; зашёл к графу, чтоб сказать, что дело плохо, и я не предвижу ничего хорошего, если это продолжится. Граф советовался с духовными лицами, знакомыми своими и друзьями Гоголя, призывал для совещания знаменитейших московских докторов». 

Духовник навещал его часто; приходский священник являлся к нему ежедневно. «Какие молитвы вам читать?» — спрашивал он. «Всё хорошо, читайте, читайте!» 

Когда митрополит Филарет узнал об опасной болезни Гоголя, его упорном и жёстком посте, то прослезился и с горечью сказал, что на Гоголя надо было действовать через убеждение того, что его спасение не в посте, а в послушании. После этого он ежедневно призывал к себе окружавших больного священников и подробно их расспрашивал.

Силы больного падали быстро и невозвратно. Несмотря на своё убеждение, что постель будет для него смертным одром (почему он старался оставаться в креслах), в понедельник на второй неделе поста он улёгся, хотя в халате и сапогах, и уж более не вставал с постели. Лежал на широком диване, отвернувшись к стене, на боку, с закрытыми глазами, находился как бы в дремоте. Против его лица — образ Богоматери; в руках чётки.

В этот же день он приступил к напутственным таинствам покаяния, причащения и елеосвящения. Выслушал всё в полном сознании, держа в руках свечу и плача.

Приезжали врачи; каждый высказывал своё мнение. Вечером этого же дня пришёл врач для магнитизирования. Когда он положил свою руку больному на голову и стал делать пассы, Гоголь сделал движение телом и сказал: «Оставьте меня!» 

На следующий день на консилиум собрались доктора: Овер, Евениус, Клименков, Сокологорский. Овер хотел снять с себя личную ответственность за судьбу такого именитого пациента, разложив её на плечи всех докторов — участников консилиума. Он предложил решить вопрос так: оставить ли больного погибать так, без пособия к выздоровлению, или поступать с ним как с человеком, не владеющим собой, и не допускать его до «самоумерщвления». Евениус ответил: «Да, надобно его кормить насильно. Посадить в ванну и крикнуть — ешь!» Клименков советовал кровопускание, лёд, завертывание в мокрые холодные простыни. Решили: лечить больного, несмотря на его нежелание лечиться. 

 Стали его осматривать, расспрашивать, ощупывать. Врачи обращались с ним уже не как с Гоголем, а как с сумасшедшим. Из комнаты послышались стоны и крики больного. Но на него уже не обращали внимания. Когда Гоголю давили на живот, тот был так мягок и пуст, что легко прощупывались позвонки. Больной стонал и просил оставить его в покое. Прикосновение к другим частям тела, вероятно, также было для него болезненно, потому что также возбуждало стон или крик. На вопросы докторов больной или не отвечал ничего, или отвечал коротко и отрывисто «нет», не раскрывая глаз. Наконец, при продолжительном исследовании, он проговорил с напряжением: «Не тревожьте меня, ради Бога!». 

Овер поручил Клименкову поставить пиявки к носу, сделать холодное обливание головы. По его распоряжению и в его присутствии было поставлено восемь крупных пиявок к ноздрям, приложены холодные примочки на голову, а потом сделано обливание головы холодною водою. Когда больного раздевали и сажали в ванну, он сильно стонал, кричал, говорил, что это делают напрасно. После ванны его опять положили в постель, обернув в простыню. Видно, он прозяб, потому что проговорил: «Покройте плечо, закройте спину!» Во время приставления пиявок он повторял неоднократно: «Не надо, не надо!»; когда они были поставлены, он твердил: «Снимите их, поднимите (ото рта) пиявки!» и стремился их достать рукою, которую удерживали силою. 

Приехал в седьмом часу Овер. Он и Клименков велели подолее поддерживать кровотечение и лёд на голову... 

Обращение эскулапов было неумолимое; они распоряжались, как с ненормальным, кричали перед ним, как перед трупом. Клименков приставал к нему, мял, ворочал, поливал на голову какой-то едкий спирт, больной от этого стонал и умоляюще попросил его: «Оставьте меня». Клименков всю ночь мучил умиравшего Гоголя, отчего тот издавал стоны и пронзительно кричал. С Гоголем обращались, как с сумасшедшим.

Когда врачи уехали, у больного резко упал пульс, затруднилось дыхание. Пульс делался всё слабее; дыхание, затруднённое уже утром, становилось ещё тяжелее. Вскоре больной перестал сам поворачиваться, продолжал лежать на одном боку и стонать. 

Врач Тарасенков прямо утверждает, что насильственное лечение, которому подвергся Гоголь, приблизило смерть писателя. Изложенные факты действительно подтверждают это.

Разрушительные изменения произошли с писателем всего лишь за шесть часов и последовали вслед за раздражающими ваннами и длительным кровопусканием. В 23 часа у него, после перекладывания с кровати на кресло и обратно, возникла острая сердечно-сосудистая недостаточность (длительный обморок): он потерял сознание, пульс исчез, зрачки расширились. Гоголь уже уходил, уходил в иной мир. Галлюцинации, которые наблюдались у него, скорее всего, имели потустороннее, небесное, божественное содержание.
 
Вечером Гоголь стал забываться, терять память, иногда просил пить. Ещё позже он по временам бормотал что-то невнятно, как бы во сне. Поздно к ночи он вдруг громко закричал: «Лестницу, поскорее давайте лестницу!»Он просил ту лестницу, о которой рассказывала ему в детстве бабушка. Образ этой лестницы врезался ему в память на всю жизнь, и он часто возвращался к ней мысленно и в своих письмах. Сейчас душа его отлетала в иной мир, и он просил в безпамятстве лестницу, чтобы по ступенькам её взойти наконец Т у д а , в Царство Небесное.

Казалось, что он хотел встать. Гоголя подняли с постели и посадили на кресло. Он был такой слабый, что шеей не мог держать голову (она падала, как у новорождённого ребёнка). 

Во всё это время он не глядел и безпрерывно стонал. Когда его опять укладывали в постель, он потерял все чувства; пульс у него перестал биться; он захрипел, глаза его раскрылись, но представлялись безжизненными. Казалось, наступает смерть, но это был обморок, который длился несколько минут. Пульс возвратился вскоре, но сделался едва приметным. 

После этого обморока Гоголь уже не просил более ни пить, ни поворачиваться; постоянно лежал на спине с закрытыми глазами, не произнося ни слова. К нему опять приехал Клименков. Он продолжил свои жестокие манипуляции с больным. Больной только стонал, но не произносил более ни слова. Клименков опять давал ему тот самый яд — каломель, (что перед этим сгубил г-жу Хомякову), обкладывал всё тело холодными повязками; при этом опять возобновился стон и пронзительный крик (всё это помогло страдальцу поскорее умереть). В таком положении оставил его и медик-палач.

В двенадцатом часу ночи стали холодеть ноги. Вскоре дыхание сделалось хриплое и ещё более затруднённое; кожа покрылась холодною испариною, под глазами посинело, лицо осунулось, как у мертвеца.  Установилась глубокая ночная тишина в комнате, где один на один он оставался с приближающейся смертью. 

Истинный христианин, глубоко верующий человек, он стоял перед Дверью и с восторженным умилением ожидал, когда она раскроется и он наконец взойдет в Царство Небесное. “Как сладко умирать!” — прошептали в необъяснимом упоении его губы. И он, всегда мучившийся от безсонницы, уснул спокойным и глубоким сном. Умер, как уходят, согласно народной примете, Богом любимые люди. К 8 часам утра 21 февраля дыхание у Гоголя совсем прекратилось…

Ушёл он, оставив навечно свои творения, в которых яркий, сочный, брызжущий весельем мир тесно переплетён с горьким, ироничным, пронзительно печальным: два лица его жизни, два лица его литературного творчества. “Горьким словом моим посмеюся”.

Москвичи ещё раз собрались навестить своего любимого поэта, но увидели его уже мёртвым. Тут же все узнали о сожжении его сочинений. Печальная весть в несколько часов разнеслась по городу; кто горевал о потере Гоголя, кто о потере его умственного наследия. Всем хотелось разувериться, что погиб великий русский художник вместе с своими творениями. 

Умерший лежал одетый в свою обыкновенную одежду; над ним служили панихиду; с лица его снимали маску. Лицо его выражало не страдание, а спокойствие, ясную мысль, унесённую за гроб. Необыкновенный человек был он при жизни; необыкновенна была и его кончина. Над такими явлениями жизни и смерти призадумывается и врач, и психолог, и всякий мыслящий человек. 

В официальном документе о смерти коллежского асессора Н.В. Гоголя было указано, что он умер “от простуды”, что было явной фальсификацией. Никаких признаков простуды в январе-феврале 1852 г. у писателя не было. 

(Использованы материалы из статей проф. А. Т. Тарасенкова, проф. В. А. Воропаева, К. Смирнова, А. Лаврина, М. Смолина и др.)
«Кто сподобился увидеть самого себя, тот лучше сподобившегося видеть ангелов». (Исаак Сирианин «Слова подвижнические». Слово 41).

ПЕРЕХОД

Как бы предугадывая, что о его оригинальной личности будет много кривых толков, он сказал: «Чем человек менее похож на других людей, чем он необыкновеннее, чем своеобразнее, тем больше может произвести всеобщих заблуждений и недоразумений».
 
В Гоголе всё имело особенный характер, и болезнь его выходила из ряда обыкновенных, часто встречающихся явлений.

В 1845 году он пишет (к С.Т. Аксакову), что он уверился наконец, что главное дело в его болезни — нервы. 

«Не столько были для меня несносны самые недуги, сколько то, что время пропало даром; а время мне дорого. Работа — моя жизнь; не работается — не живётся…». 

Известно, как не удовлетворила его ни одна из должностей, которые он принимал на себя; как он, наконец, убедился, что в качестве писателя он исполняет тот долг, для которого призван на землю, для которого именно ему даны способности и силы, и что, исполняя этот долг, он служит в то же время своему Отечеству.
Тогда он оставил все лучшие приманки жизни; как отшельник разорвал связи со всем тем, что мило человеку на земле, затем, чтоб ни о чём другом не помышлять, кроме труда своего. «Без писательства жизнь потеряла бы для меня всю цену,— говорит он. — Не писать — для меня совершенно значило бы то же, что не жить». А как велика была его боязнь, что ему не удастся окончить то сочинение, которым занята была постоянно его мысль в течение десяти лет! 

Только за три дня до смерти он слёг в постель, да и тогда ещё нельзя было приметить явственного поражения в каком-либо органе. Настоящий бред и внезапное падение сил показались только за несколько часов перед смертью. 

Никак нельзя утверждать, что Гоголь умер от голода, потому что он не вовсе лишал себя пищи, исключая только три последние дня. Нет также достаточных причин предполагать сумасшествие, он был при полном сознании, в твёрдой памяти. Если и можно было считать больного Гоголя не владевшим собою, то только в самое последнее время его жизни. 

 Духовный элемент был преобладающею причиною его безпокойства, потрясений, и мог вызвать телесные страдания. Кроме безденежья, разных неудач, разочарований, самая деятельность, в которой он полагал своё призвание, задачу жизни, деятельность, без которой он не считал и жизни за жизнь (не работается — не живётся), самое его творчество потрясало его здоровье: в описаниях житейской пошлости он весь переселялся в описываемое и глубоко страдал, как бы живя на время жизнью своих героев. 



Изучая всё встречающееся в жизни, он ясно понимал пошлое даже там, где другие его не видели, и скорбел о нём. В последующих своих сочинениях он надеялся разрешить глубокую задачу совершенствования: представить лучший порядок вещей, лучших людей, лучшую жизнь. 

Окружённый религиозными людьми и сам всегда истинно преданный вере, в последнее время он окончательно убедился, что она одна разрешит и для других и для него все возможные задачи. Совершенствование он начал с себя самого и предложил себе вопрос: как ему жить и действовать, чтоб не упустить ничего, предписываемого Православием? 

Религиозная настроенность заняла всё его существование: безпрерывно помышляя о небесном, он перестал дорожить земным и устремил всё внимание на себя, чтоб достойно приготовить себя к будущей жизни достижением возможного совершенства.

Беседы с духовными лицами навели его на мысль, как во многом он погрешал прежде. Тут он открыл в себе такие недостатки, которые ему показались ужасными; самые сочинения его, столь любезные ему и столь благотворно действовавшие на других, показались ему недостаточными, незрелыми. 

Не литература, а душа и дело душевное поглотили всё его внимание в это последнее время. Взяв себе в образец и наставление, сочинение Иоанна Лествичника, которое ему так нравилось своими строгими правилами, он старался достигать высших ступеней, в нём описанных. 

Растроганный смертью любимого существа (Е. Хомяковой), ослабев духом, ослабел он и телом. Равновесие между телом и духом потерялось. 

Наклонный верить всему необычайному, он часто помышлял о сверхъестественных событиях. 

Ожидая своей близкой кончины с полною уверенностью, он не пожелал идти на суд Божий и в то же время оставить на земную память о себе, часть себя — свои произведения, которые, как он видел на опыте, могут произвести кривые толкования, споры, ссоры, пересуды, негодование… Он решился не пускать их по свету, а разрушить всякую о них память. По уничтожении сочинений, у него не осталось на земле ничего и напутствованный таинствами, кончив расчёт с жизнью, достигнув того, к чему стремилась душа его, исполнив всё, предписанное Уставом церкви, отложив всякое житейское попечение, он ничего другого не хотел, как углубиться в созерцание предсмертного часа. 

Это подтверждается и его словами, написанными пред смертью на клочках бумаги дрожащею рукою: 

1) «Как поступить, чтобы вечно, признательно и благодарно помнить в сердце полученный урок?» 
2) «Если не будете малы, не внидите в Царствие Божие». 
3) «Помилуй, Господи, меня грешнаго! Свяжи сатану вновь…»
В них он взывает к Богу, в них он думает о Царствии Божием. 

+       +        +
Вот что сказано у свт. Иоанна Златоустого о смерти: 
«Ужасна смерть и страшна для  незнающих высшего  любомудрия,   для  незнающих  загробной жизни, для считающих смерть уничтожением бытия; разумеется для таких смерть ужасна, уже самое название её убийственно. Мы же, благодатью Божьей увидевшие безвестные и тайные премудрости Его, и почитающие смерть переселением, не должны трепетать, но радоваться и благодушествовать. Потому что оставляем тленную жизнь и переходим к жизни иной, нескончаемой и несравненно луч­шей». (Бесед. 83. толк, на Иоанна).

Христианин не прячется от этого вопроса. Всегда помнит и размышляет об этом. «Помни последняя своя и во веки не согрешишь», — говорят отцы Церкви. «Живое памятование о смерти удерживает нас от привязанности к земному и помогает не лишиться Царства Небесного. Оно постоянно направ­ляет наши мысли к вечности, а мысль о вечности всегда производила великое действие: она воодушевляла муче­ников и делала для них нестрашными самые лютые страдания, она затворяла в пустыне подвижников и возводила их к подъятию вышеестественных подвигов, она отрезвляла самых тяжких грешников и обращала их на путь покаяния. Всё временное, как бы оно ни было важно, по сравнению с вечностью — ничто. Всё, что привлекает нас в этой земной жизни: слава, честь, богатство, здоровье, мудрость, — всё это в час смерти разрушится, отпадет и, конечно же, не вой­дёт с нами в вечность».
Архимандрит Кирилл (Павлов).

«Не бойся, ибо Я с тобою; не смущайся, ибо Я Бог твой; Я укреплю тебя, и помогу тебе, и поддержу тебя десницею правды Моей».
(Ис. 41, 10).

Братские сближения

У Николая Васильевича был друг — знаменитый художник, Александр Иванов. Он нарисовал узнаваемый и сейчас вполне академический портрет Гоголя в его любимом красном халате. 



Помните картину "Явление Христа народу"? Иванов рисовал её 20 лет, прорабатывая расположение каждой фигуры на картине. Он отказался от быстрой славы, заботы о семье и о самом себе. Так вот: ближайшая к Христу фигура — это Гоголь в этом же красном халате.

Простых дружеских чувств для такого изображения на главной картине своей жизни было бы мало. Искренне верующий Иванов видел что-то в характере и в мучениях Гоголя, что позволило ему изобразить Николая Васильевича так близко к центральной фигуре картины. По мнению живописца, свет внутри Гоголя победил тьму, раз был им изображён так близко к Иисусу. Чутью художника можно верить. Картина была закончена за 5 лет до смерти Николая Васильевича. 



«…Сам Христос сказал: «В дому Отца Моего обители многи суть» (Ин 14,2); но как помыслю об этих обителях, не могу удержаться от слёз и знаю, что никак бы не решил, какую из них выбрать себе, если бы только действи­тельно был удостоен Небесного Царства и вопро­шен: «Какую из них хочешь?» Знаю только то, что сказал бы: «Последнюю, Господи, но лишь бы она была в дому Твоем!» 
(Н. В. Гоголь. 1845 г. ).

Роковое решение
16 июня 2022

Летаргический сон
Самая мистическая и самая распространенная версия смерти Николая Васильевича — летаргический сон. После перенесённой в 1839 году болезни, Гоголь обрёл неприятную для самого себя особенность падать в обмороки. В это время замедлялся пульс и сердце работало довольно приглушённо. Это навело его на страшное предположение, что он может быть похороненным заживо.

Будучи верующим, Гоголь стал задумываться о смерти. В своём завещании он настойчиво просил не закапывать тело до тех пор, пока не появятся явные признаки его разложения. Так велик был ужас классика перед перспективой быть погребённым заживо.

Однако, когда писателя эксгумировали в связи с переносом монастырского кладбища, на котором он нашёл свой последний приют, его гроб вскрывался в сумерках при малом количестве свидетелей. Свидетелем о заживопогребённом писателе стал литератор В. Лидин. Именно он рассказывал о том, что тело Николая Васильевича лежало в гробу в неестественной позе, а обивка крышки гроба была изодрана и исцарапана. Это известие укоренило уверенность в том, что Гоголь умер страшной смертью, в кромешной тьме, под землёй, он скрёбся, пытаясь выбраться…

Версию летаргического сна, в который автор впал в результате сильного изнеможения, подтверждают многие историки. 

Врачебная ошибка

Современники всё больше склоняются к этой версии событий, имевшей трагические последствия — врачебной ошибке. Гоголь заболел, и ему поставили неверный диагноз. Больной потерял свои последние силы и скончался. 

Опираясь на сохранившиеся документы, медики пришли к выводу, что лечили Николая Васильевича популярными тогда способами — кровопусканием и ртутью. Однако Гоголь постился, и ядовитое вещество продолжало в нём накапливаться. Ослабевший организм врачи ещё больше ослабляли кровопусканием. Свидетельства осмотров его за несколько дней до смерти явно указывают на отравление ртутью (кровотечения из носа, сильная жажда и густая тёмная моча). 

Если бы не такая «медицинская помощь», Гоголь мог бы остаться жив.
pronedra.ru
Муки Гоголя

В антропологии есть направление, именуемое Retrospective diagnosis in forensic anthropology. Но и без профессионального анализа, при самом поверхностном знакомстве видно, что умер Гоголь не самостоятельно, а насильственным образом, при весьма подлых обстоятельствах. Удивляться здесь нечему, ибо так завершались биографии многих известных и выдающихся русских авторов, гениев литературы, музыки, живописи, творчество которых в дальнейшем обретало статус национального достояния (и кормило бесчисленных эпигонов).

Сначала, травлей за православное направление, его принудили к творческому самоубийству. Затем развилась фатальная депрессия, что вполне естественно при таких обстоятельствах. А так называемые «медики» довершили дело, на что они всегда были мастера.

Умерший — 42-х лет, не имеющий инфекционных заболеваний, разрушительных пристрастий и несовместимых с жизнью травм. Его психическое расстройство вполне можно было перевести в состояние ремиссии, даже простыми немедикаментозными средствами. Все оправдания и экспликации смерти Н.В. Гоголя являются типичными отговорками. Подобные формулировки использовались для маскировки убийства испокон веку. «С детских лет не отличался крепким здоровьем», — это не диагноз, и не заключение патологоанатома, а типичная формула, использующаяся для маскировки убийства.

Постоянное «ослабевание здоровья» и «страх смерти» зимой 1852 г. свидетельствуют, что его подвергли системной травле. У русских есть целый ряд довольно метких выражений на этот счёт: уморили, угробили, затравили, удушили, устранили и т.д. Технология травли развивалась и практиковалась долгие века. 

Он умер как святой, смиренно пожертвовав собой. Приписываемое Гоголю «нервическое расстройство» элементарно вызвать токсическими добавками, что у чуткого человека повлечёт естественный отказ от пищи, самоограничение, депрессию и тоску. Когда тебя убивают власти, когда тебя ненавидят всякие раздутые склочные Белинские, не очень-то легко сохранять жизнерадостную активность и адекватность всем и вся.

Следует заметить, что Гоголь к сорока годам достиг огромной духовной силы, особенно после паломничества на Святую Землю. Он намеревался писать про Сибирь, судьбу заключённых и т. д. Он рассуждал в религиозном ключе, (например, «Письмо XIX. Нужно любить Россию»). Всё это было крайне нежелательно для множества влиятельных лиц.

Так называемый «творческий упадок» объясняется тем, что развращённая газетёнками и политиканами публика отвернулась от него, «морализатора». Какой смысл при этом писать? Ему оставалось только ездить по разным людям и пытаться передавать свои знания устно. Но неподготовленным слушателям это, разумеется, казалось бредом. 

С Гоголем работали выдающиеся профессионалы. Применялось как психическое давление, так и биохимическое. Под конец истощённый организм пациента элементарно дотравили ртутью (сулема), и другими ядами и процедурами (как, например, традиционное кровопускание). Его травили токсичными медицинскими препаратами. В то время в большой моде были ртуть, мышьяк, кантаридин.

Для убийства пришли матёрые специалисты. Это был консилиум не для лечения, а для круговой поруки. Эвениус, Клименков, Варвинский, Альфонский, Овер — все они стали тайными советниками, что говорит о многом. 

Любой мастер Слова, что бы он ни высказывал, воспринимается, как враг системы. Враждебность вызывает даже его молчание. Ясно, что погибший ушёл свято, но в мучениях.

Через 50 лет после смерти писателя профессор Н. Баженов написал: “Он скончался от истощения и острого малокровия мозга, голоданием, быстрым упадком питания и сил, — так и неправильным, ослабляющим лечением, в особенности кровопусканием”. 

Объём циркулирующей в организме крови у Гоголя был значительно снижен, составляя около 3—3,5 л (60—70% от нормы ОЦК), а крови в результате кровопускания он потерял очень много — около 750 мл (15% ОЦК). Таким образом, у больного находилось приблизительно 2,25—2,75 л крови при норме 5 л, что составляло лишь 45—55% от должного ОЦК у человека!

Раздражающие водные процедуры с резкой переменой тепла и холода оказали шоковое воздействие на больного, также способствуя ослаблению сердечной деятельности.

Непосредственной причиной смерти Гоголя стала острая с е р д е ч н о-с о с у д и с т а я недостаточность, вызванная кровопотерей (кровопусканием) и шоковыми температурными воздействиями. 

Он, как всякий гений, был не простым для понимания человеком. Гоголь — это свет и тень, это гамма противоположных чувств и клубок противоречий, Гоголь — это великое имя в литературе и нечеловеческие муки и боль при жизни.

Несмотря на нездоровье, он до последнего, предсмертного кризиса болезни каждый день становился за конторку и продолжал писать, мучительно подбирая слова. Гоголь пример величайшего труженика, его жизнь — подвиг!

Лишь после смерти мир по достоинству оценил его как гениального мастера литературы и понял его как личность, как великого и неповторимого Человека. Сбылись пророческие слова: “Моё имя после меня будет счастливее меня…”
 (ttps://ru.kiped.org/ Т. Никольский).

«Случайно» был отравлен

Хотя мрачный мистический ореол вокруг Гоголя в какой-то степени был порождён кощунственным разорением его могилы, многое в обстоятельствах его болезни и смерти продолжает оставаться загадочными.

В самом деле, от чего мог умереть сравнительно молодой 42-летний писатель?

Было у него немного подавленное состояние от того, что его последнее произведение "Выбранные места из переписки с друзьями" подверглось яростной критике либералов. Великого писателя и ранимого, чувствительного человека просто-напросто затравили. Самым оголтелым из которых был безбожник, социалист В. Белинский. После опубликования "Выбранных мест.." он увидел, что Гоголь совершенно не разделяет его революционных, бесноватых убеждений, а идёт своим собственным путём. «Неистовый» стал трезвонить повсюду, что Гоголь “помешался” из-за религии, что он страдает “религиозной манией”, “религиозным помешательством”.  Основная мысль его «письма Гоголю», если выразить её мягко, а не в том злобном тоне, в каком она была: как вы, гениальный художник, написавший «Ревизора» и «Мёртвые души», опустились до дифирамбов в адрес Православной Церкви, которая представляет из себя одно сплошное мракобесие! Как вы могли предать свой талант!..»

Общественное мнение тех лет во многом формировалось под влиянием таких крикливых «публицистов», как Белинский, и его последователей — Чернышевского и Добролюбова. А они требовали от писателей лишь одного — критики и разоблачения режима.

Гоголь же желал, чтобы каждый на своём месте делал своё дело в соответствии с высшим небесным законом. Он хотел вернуть Бога в каждого и путём внутреннего совершенствования каждого человека преобразовать всё общество. 

По мнению профессора В. А. Воропаева, религиозные переживания Гоголя были здоровыми и не имели отношения к его смерти. 

Невольным свидетелем последних часов жизни Николая Васильевича стал дворовый человек, фельдшер Зайцев, который в своих воспоминаниях отмечал, что за сутки до кончины, Гоголь был в ясной памяти и здравом рассудке. Успокоившись после «лечебных» истязаний, он дружески беседовал с Зайцевым, расспрашивал о его жизни, сделал даже поправки в стихах, написанных Зайцевым на смерть его матери.

Не подтверждается и версия, будто Гоголь умер от голодного истощения. Взрослый здоровый человек может долго обходиться без еды. Гоголь же постился всего 17 дней, да и то не отказывался от пищи полностью...

Существует не безосновательное утверждение в том, что в результате ошибочного «лечения» тремя врачами, писателю троекратно назначалась каломель — ртутьсодержащий препарат, которым лечили желудочные расстройства. В результате передозировки и замедления выведения из ослабленного организма этого препарата произошла общая интоксикация, отравление ртутным ядомсулемой.

20 февраля врачебный консилиум решается на принудительное «лечение» Н. В. Гоголя, и назначил тот странный курс лечения, который иначе чем «истязанием» невозможно назвать... Результатом которого явилось окончательное истощение и утрата сил, после чего он впал в безпамятство, а на утро 04 марта скончался.

Описанные симптомы болезни Гоголя практически неотличимы от симптомов хронического отравления ртутью — главным компонентом того самого каломеля, которым пичкал Гоголя каждый приступавший к лечению эскулап. В самом деле, при хроническом отравлении каломелем возможны и густая тёмная моча, и различного рода кровотечения, чаще желудочные, но иногда и носовые. Слабый пульс мог быть следствием кровопусканий и результатом действия каломеля. Многие отмечали, что на протяжении всей болезни Гоголь часто просил пить: жажда — один из характеристик признаков хронического отравления.

По всей вероятности, начало роковой цепи событий положило расстройство желудка. Особенность каломеля заключается в том, что он не причиняет вреда лишь в том случае, если сравнительно быстро выводится из организма через кишечник. Если же он задерживается в желудке, то через некоторое время начинает действовать как сильнейший ртутный яд сулема. Именно это и произошло с Гоголем: значительные дозы принятого им каломеля не выводились из желудка, так как писатель в это время постился и в его желудке просто не было пищи. Постепенно увеличивающееся в его желудке количество каломеля вызвало хроническое отравление, а ослабление организма от недоедания, упадка духа и варварского «лечения» Овера с Клименковым лишь ускорило смерть... Гоголь мог остаться жив даже без всякой медицинской помощи.
(Использованы материалы из статей А. Т. Тарасенкова, проф. В. А. Воропаева, К. Смирнова, А. Лаврина, М. Смолина и др.)

Проводы

Своими переживаниями Тургенев поделился с близкими: "Нас поразило великое несчастье: Гоголь умер в Москве..! Трудно оценить всю огромность этой столь жестокой, столь невосполнимой утраты. Нет русского, сердце которого не обливалось бы кровью в эту минуту. Для нас он был не просто писатель: он нам открыл нас самих. Если бы даже вы знали все его произведения, то и тогда вам трудно было бы понять, чем он был для нас, надо быть русским, чтобы это почувствовать".

Будучи отпетым в университетском храме св. Татьяны, тело Н. В. Гоголя было погребено в полдень 24 февраля 1852 года на кладбище Данилова монастыря, приходским священником. И на его памятнике были высечены слова: "Горьким словом моим посмеются" (Иеремия 20:8).

Через 79 лет он был извлечён из могилы: Данилов монастырь преобразовывался в колонию для малолетних преступников, в связи с чем его некрополь подлежал ликвидации. Лишь несколько самых дорогих русскому сердцу захоронений решено было перенести на старое кладбище Новодевичьего монастыря. Среди них был и Гоголь...

31 мая 1931 года произошло перезахоронение могил в Даниловом монастыре. При этом присутствовала группа возвеличенных большевистской властью писателей. Этим актом руководила специальная комиссия, сотрудники НКВД. Вскрытие каждой могилы документировали и фотографировали. С могилой Гоголя всё вышло иначе. Едва работники докопали до гроба, сотрудники НКВД оттеснили всех и оцепили территорию. Протокола не было, фотографий тоже. Лишь короткий и сухой акт о переносе праха.

Среди допущенных к сему акту писателей был В. Лидин. Именно он поведал о том, что его поразило при перезахоронении великого русского писателя. Его рассказы всколыхнули старые слухи о том, что Гоголь боялся быть погребённым заживо в состоянии летаргического сна и за семь лет до кончины завещал: «Тела моего не погребать до тех пор, пока не покажутся явные признаки разложения. Упоминаю об этом потому, что уже во время самой болезни находили на меня минуты жизненного онемения, сердце и пульс переставали биться». То, что эксгуматоры увидели в 1931 году, свидетельствовало о том, что завет Гоголя не был исполнен. Его похоронили в летаргическом состоянии, он проснулся в гробу и пережил кошмарные минуты нового умирания...

Аксаковы привезли в Москву с берега Чёрного моря камень, по форме напоминающий Голгофу — холм, на котором был распят Иисус Христос. Этот камень стал основанием для креста на могиле Гоголя. Но рядом с ним на могиле, почему то установили ещё чёрную, каменную пирамиду с надписями на гранях. При новом перезахоронении, камень-символ с крестом оказались «не нужными»… За день до вскрытия гоголевского захоронения были куда-то увезены. 

В начале 50-х годов ХХ века, пронырливая вдова Михаила Булгакова обнаружила гоголевский камень-Голгофу в сарае гранильщиков и ухитрилась установить его на могиле своего мужа. Этот многотонный камень, по её просьбе, переволокли к могиле создателя мистического творения «Мастера и Маргариты», уложив вершиной вниз…

Не менее таинственна и мистична судьба московских памятников Гоголю. К столетию со дня рождения Николая Васильевича 26 апреля 1909 года, на Пречистенском бульваре был открыт памятник, созданный скульптором Н. Андреевым. Эта скульптура, изображавшая глубоко удрученного Гоголя в момент его тяжких раздумий. Одни восторженно хвалили её, другие яростно порицали. Но все соглашались, что удалось создать произведение высочайших художественных достоинств.

Социалистической Москве требовался другой Гоголь — ясный, величественный. Не Гоголь «Выбранных мест из переписки с друзьями», а Гоголь «Вечеров на хуторе…», «Ревизора».

В 1952 году, в столетнюю годовщину со дня смерти Гоголя, на месте андреевского памятника установили новый монумент, созданный скульптором Н. Томским. Андреевский же памятник был перенесён на территорию Донского монастыря, где простоял до 1959 года, после чего, его установили перед домом Толстого на Никитском бульваре, где жил в последние годы и умер Николай Васильевич. 
histrf.ru @

ДРУЗЬЯМ МОИМ

«Благодарю вас много, друзья мои. Вами украсилась много жизнь моя. Считаю долгом сказать вам теперь напутственное слово: не смущайтесь никакими со­бытиями, какие ни случаются вокруг вас. Делайте каждый своё дело, молясь в тишине. Общество тогда только поправится, когда всякий частный человек займётся собою и будет жить как христианин, служа Богу.
Будьте не мёртвые, а живые души. Нет другой двери, кроме указанной Иисусом Христом, и всяк, прелазай иначе, есть тать и разбойник».



Почему умер Гоголь?
Архимандрит Симеон (Томачинский) 

Всю жизнь Гоголь посвятил напряжённому труду, вёл очень скромный образ жизни и пребывал почти постоянно в острой нужде. У него не было ни своего жилища, ни карманных денег. Практически, он жил как нищий. Хотя, он мог бы получать миллионы от своих произведений. Это был человек уникальный по своей духовной устремленности. Жил он совершенно по-монашески. 

Мы себя не доводим до такого состояния. Он старался осуществлять монашеские идеалы: целомудрие, нестяжание, послушание, даже будучи мирянином. И вроде бы у Гоголя не было в жизни поступков, за которые он мог обвинять себя. Но в последние годы жизни, в силу религиозности Гоголя, самообвинения и самоуничижения усилились. Одно время он желал постричься в Оптиной Пустыни, а старец Макарий отговорил его от этого, сказав, что его служение – это художественное творчество.

Библейское понимание продолжительности жизни – 70 лет. Пророк Давид не случайно молится в псалмах: «не возведи меня в преполовение дней моих». Что это значит? Не прерви мою жизнь на половине. Мы не до конца это понимаем. Возраст имеет серьёзный фактор для полноты жизни, человек должен осуществить то, к чему он предназначен.

В Библии часто встречаем: «насыщен днями», то есть человек уже достиг этой полноты. Гоголь в 42 года умер. Как с этим быть? 

Диагноз, который ему ставили, и лечение, которое ему назначали, конечно, не соответствовали. Это были люди очень далекие от веры и Церкви, они не воспринимали таких вещей как пост, молитва, духовные ощущения. Они считали это «фантазией».


Последнее прибежище Н. В. Гоголя. Дом графа А. Толстого на Никитском бульваре в Москве, где последние дни жил и умер великий русский писатель.

Это же мучения для него были, Когда ему молиться даже не давали. Когда он умирал, то отвернулся к стенке, перебирал чётки, читал молитвы, — это известно. Интересны его последние слова. Сначала Гоголь сказал: «лестницу, лестницу давайте». И совсем последние: «как сладко умирать».

Образ лестницы для Гоголя очень важный. Одной из его любимых книг была «Лествица» преподобного Иоанна Синайского.
Да, мы живём в материальном мире, но есть ещё и духовные законы. Гоголь по сути пытался стать духовным писателем. Он писал трактаты о духовной жизни: «Правила жития в мире», «О наших недостатках и как с ними бороться». Его письма, наставления – как старец пишет своему ученику.

Когда это читаешь, понимаешь, что это был совершенно нормальный человек, просто духовно одарённый. Просто он готовится ко встрече с Богом, поэтому он молится, ест меньше, чем обычно. У него было обострённое ощущение духовного мира. Ему хотелось дать людям надежду, показать возможность совершенствования, путь воскресения. 

Своей жизнью, он дал нам пример – настоящей христианской жизни и смерти. Перед смертью он исповедовался, соборовался, причастился несколько раз, и его отпевали в храме.

Был он ещё и известным историком. Преподавал, был преподавателем кафедры истории не где-нибудь, а в Санкт-Петербургском университете. Он серьёзно изучал историю. Собирался написать фундаментальный труд. Его лекции производили запоминающееся впечатление.

О себе он писал: «В моей душе много и хохляцкого, и русского, и я не могу сказать, кем я являюсь, потому что они объединились во мне органично».

Он пишет прямо, что Господь создал эти два народа дополнять друг друга, быть вместе и явить «нечто совершеннейшее в человечестве» – это дословно его слова о русском и украинском народе.

Гоголь понимал, что мы составляем одну православную цивилизацию, и в этом смысле противостоим падшему латинскому Западу. Это вопрос цивилизационный.

К сожалению, в наше время этот момент мы упустили. В этом недоработка и наша, священников, что украинский народ не понял, что это не вопрос национальный, не вопрос границ и территорий. Это более фундаментальный вопрос – защиты Веры. Его «Тарас Бульба» об этом и говорит.
И вот в этом цивилизационном противостоянии, в котором один брат, Остап, остаётся верным отеческим православным традициям, а другой брат, соблазнённый женщиной, красивой жизнью, становится врагом.

Столкновение цивилизаций происходит прямо в семье: брат идёт против брата, и отец, чтобы остановить зло, — убивает сына. 

Гоголь настолько предчувствовал этот нерв, что сейчас прямо по Гоголю идёт всё. Произведение оказалось настолько современным, что уже о смерти автора неудобно говорить.

Несомненно, Гоголь — православный, церковный писатель. Как жаль, что мы имея такое сокровище, мы его по-существу не знаем, не ценим.

Он умер смертью праведника. Есть небеосновательная возможность канонизации его. У него была праведная жизнь, христианская благочестивая кончина и его творчество – это попытка донести до людей христианские идеалы.

Что касается «Вия», то профессор В. А. Воропаев поделился своей находкой, что дело-то происходило в униатской церкви, причём заброшенной. То есть это не православная церковь, там нет Духа Святого, поэтому нечисть там и пребывает. Гоголь нас предостерегает, показывает как страшна, опасна скверна, латинская ересь. 

Он обострённо чувствовал невидимый мир, и об этом говорил, что содрогается «весь умирающий состав мой, чуя исполинские возрастания и плоды, которых семена мы сеяли в жизни, не прозревая и не слыша…» Он имел в виду и свои ранние произведения, где у него есть элемент фольклорного заигрывания. Он всегда был православным человеком и впоследствии за некоторые ранние вещи каялся и сокрушался…

А его потрясающие молитвы, которые он написал незадолго перед смертью: благодарственные, и конечно, его призыв ко всем нам – «будьте не мертвыми, а живыми душами» – это всегда актуально для нас.



Гоголь хорошо знал церковную литературу. В его собрании сочинений целый том – это его выписки из святых отцов и из богослужебных книг. Он целые Минеи вручную переписывал и для своего творчества, и для себя лично. Он хорошо разбирался во многих тонкостях богослужения, в том числе. И готовя книгу «Размышления о Божественной Литургии», он пользовался разной богослужебной литературой. Надо сказать, что оптинские старцы высоко оценивали и рекомендовали её для чтения.

У нас ведь свобода в Православии. Это мы с вами не видим, а со стороны людям заметно. У меня друг есть, он вырос в католической вере. Он говорит: «За что я больше всего Православие люблю, так это ясность и свобода!» И то же самое я слышал от мусульманина.

Нет никаких сомнений, что в жизнь вечную Н. В. Гоголь перешёл обновлённым, преображённым и, более того, – молится за нас всех.
https://www.pravmir.ru

Завещание

«... Кому же из близких моих я был дей­ствительно дорог, тот воздвигнет мне памятник ина­че: воздвигнет он его в самом себе своей неколеби­мой твёрдостью в жизненном деле, бодреньем и освеженьем всех вокруг себя. Кто после моей смерти вырастет выше духом, нежели как был при жизни моей, тот покажет, что он, точно, любил меня и был мне другом, и сим только воздвигнет мне памятник. Потому что и я, как ни был сам по себе слаб и ничто­жен, всегда ободрял друзей моих, и никто из тех, кто сходился поближе со мной в последнее время, никто из них, в минуты своей тоски и печали, не видал на мне унылого вида, хотя и тяжки бывали мои собствен­ные минуты, и тосковал я не меньше других — пускай же об этом вспомнит всяк из них после моей смерти, сообразя все слова, мной ему сказанные, и перечтя все письма, к нему писанные за год перед сим».

«... Соотечественники!.. Не знаю и —  не умею, как вас назвать в эту минуту. Прочь пустое приличие!

Соотечественники, я вас любил тою лю­бовью, которую не высказывают, которую мне дал Бог, за которую благодарю Его, как за лучшее благо­деяние, потому что любовь эта была мне в радость и утешение среди наитягчайших моих страданий — во имя этой любви прошу вас выслушать сердцем мою «Прощальную повесть». Клянусь: я не сочинял и не выдумывал её, она выпелась сама собою из души, которую воспитал Сам Бог испытаньями и го­рем, а звуки её взялись из сокровенных сил нашей русской породы нам общей, по которой я близкий родственник вам всем».
(Н. В. Гоголь. 1845 г).

«Милости хочу, а не жертвы. Не пришел 
призвати праведнитков, но грешных на покаяние».
(Мф. 9, 13).

Доныне слышен победный призыв его Тараса Бульбы:



«Постойте же, придёт время, будет время, узнаете вы, что такое Православная Русская Вера!»
Наш великий писатель, мыслитель, выразитель тончайших процессов происходящих не только в наших душах, но и в общей для нас истории и жизни, Н. В. Гоголь, был твёрдо убеждён, что «пока жива Вера в народе, будет жив и сам народ»» 

 +        +       +
Священник Виктор Кузнецов
«Мученики  нашего   времени»
Мученики и исповедники.
Дополнение 14-е.  Часть 2-я.

Заказы о пересылке книг священника Виктора Кузнецова по почте принимаются по телефонам: 8 800 200 84 85 (Звонок безплатный по России) — издат.  «Зёрна»,    8 (495) 374-50-72 — издат. «Благовест»,    8 (964) 583-08-11 –  маг. «Кириллица».
20 января 2024 Просмотров: 1 651