Крестный отец. Рассказ

В итоге эта, некогда заболоченная и потому заброшенная часть кладбища теперь осушена, а на месте срытых безымянных и забытых могил скоро появятся новые… Слава Богу! Ведь это же просто чудо, что все удалось так легко и относительно недорого уладить!
 
Впрочем, это было лишь началом поистине чудесных событий на Лазаревском кладбище. Ибо вскоре в его северо-восточной части, на месте снесенных и погребенных под толстым слоем намывного речного песка старых могил, словно из-под земли вырос новехонький памятник весьма необычного вида. Из черной гранитной скалы, увенчанной четырехконечным черным гранитным крестом, словно из гаража, выезжал черный гранитный джип с московскими номерами. Рядом, сверкая на солнце, гордо высилась бронзовая скульптура плечистого мужчины в костюме без галстука. Перед ним навытяжку стоял сотрудник дорожно-постовой службы. Разумеется, не живой, а бронзовый. И, приложив руку к козырьку фуражки, отдавал ему честь.
 
Любопытные горожане валом валили на Лазаревское кладбище, чтобы сквозь высокую ограду из толстых стальных прутьев с острыми зубьями наверху, которой был обнесен участок в северо-восточной части кладбища, взглянуть на это чудо чудное, диво дивное. Вслух говорили, будто этот памятник изваял сам Степан Рюхин, автор известных всему Михайловску памятников доске, тоске и треске, белому медведю полюсному на вечной льдине[9], а также моряку, ждущему у моря погоды, украшающих центральную городскую улицу. Зато имя того, над чьей могилой стоял сей монумент, осмеливались произносить лишь шепотом, словно следуя известному поверью: «не поминай — не то явится».
 
Впрочем, отнюдь не все оказались столь боязливы. И однажды ночью кто-то дерзнул пробраться через железную ограду… Кто обезглавил бронзового владельца гранитного джипа, и что им руководило: месть или банальная корысть — так и осталось тайной. Но молва о случившемся мгновенно разнеслась по небогатому на события и новости Михайловску, и народ поспешил на Лазаревское кладбище, чтобы узреть это новое чудо. Тем более что бронзовое тело с кроваво-красным обрубком на том месте, где долженствовала находиться голова, весьма эффектно смотрелось в лучах пурпурного заката. Право, на это стоило взглянуть!
 
Однако уже на другое утро с гранитного постамента исчезли обе бронзовые фигуры. Позднее субъект в пиджаке вернулся на прежнее место, успев за время своего отсутствия вновь обрести голову. Зато бронзовый инспектор бесследно исчез. А у ограды появилась караульная будка, где круглосуточно дежурил охранник.
 
Как видно, Макар решил не пренебрегать народной мудростью:
 
«На Бога надейся, а сам не зевай!»
 
* * *
 
Вслед за первой могилой появилась вторая, затем третья… По мере того, как в Михайловске постреливали, на участке, обнесенной железной оградой, как грибы после дождя, росла и множилась поросль надгробий. На них, кто по пояс, а кто и в полный рост, на фоне любимых «Мерседесов», особняков и белоствольных березок были изображены гордо и самодовольно улыбающиеся михайловские Коляны, Тузики, Филины, Сиськи и прочая-прочая-прочая. Кто с бокалом вина в руке, кто с колодой карт, кто с ключами от автомобиля… в зависимости от интересов и пристрастий. Острые на язык горожане прозвали этот новоявленный мемориал «аллей героев».
 
Некоторые из надгробий представляли собой подлинные, хотя и весьма своеобразные, произведения искусства. Например, скульптурная группа, которую в народе тут же окрестили «на троих сообразим». Она представляла собой три бронзовые фигуры, сидящие за круглым столом, не иначе, как с намерением распить поблескивающую на нем бронзовую бутылку с искусно выгравированной этикеткой. По соседству с ней маячила мраморная фигура коренастого бритого субъекта с руками, распростертыми в стороны наподобие крыльев, и выбитой на постаменте надписью: «Лене Завалову от жены, детей и братвы. Если можешь, прилетай скорей». Горожане прозвали оный монумент: «а мне летать охота». Впрочем, кое-кто предпочитал иную версию: «отлетался».
 
Однако самый удивительный памятник высился на могиле Гены Климова по прозвищу Крокодил. Он представлял собой бронзовый фонтан в виде крокодила, стоящего на задних лапах, из глаз которого, наподобие слез, сочились струйки воды. На постаменте этого памятника-фонтана имелась надпись: «любимому Гене от Чебурашки». Сведущие люди говорили, будто Чебурашкой покойный Крокодил Гена называл свою бабу…
 
А тем временем могильщики, под несущуюся из динамиков проникновенную песню «братва, не стреляйте друг друга»[10], бойко и споро орудовали лопатами, время от времени косясь на маячащий вдали Свято-Лазаревский храм, откуда в скором времени должен был прибыть ногами вперед очередной, не то Санек, не то Книжник. Что ж, теперь в «аллее героев» появится новое надгробие. Точнее — очередное.
 
Кто следующий?
 
* * *
 
Впрочем, отца Евгения это не заботило. Пусть михайловские братки и дальше разбираются между собой — ему от этого только прибыль. Опять же, на какие деньги ремонтируется Свято-Лазаревский храм? И кто посмеет сказать, что это — цена людской крови? Деньги не пахнут… А ему лишь бы поскорее стать настоятелем собора! И отчего Владыка все медлит с его назначением? О чем он думает? Давно бы пора…
 
Однако Владыка Михаил в то время думал совсем о другом… Хотя его раздумья имели самое непосредственное отношение к отцу Евгению…
 
* * *
 
— Вот что, отче. — промолвил епископ, когда однажды поутру отец Евгений, как обычно, вошел к нему в кабинет. — Я хочу поручить тебе одно дело. Ты ведь знаешь, что нам предписано образовать в епархии отдел по тюремному служению…
 
Разумеется, отец Евгений, будучи епархиальным секретарем, знал об этом. Хотя не мог взять в толк, какое отношение это имеет к нему, епархиальному миссионеру. Это же совершенно иная сфера деятельности…
 
— …А у нас, помимо городской тюрьмы, еще в области три колонии. — продолжил архиерей. — Так вот, съезди-ка ты в одну из них. Отслужи Литургию, побеседуй с осужденными…

— Но, Владыко… — пробормотал отец Евгений, совершенно неготовый к подобному обороту событий. — У меня столько дел… по храму…
 
— Дела подождут. — ответствовал архиерей. — Тем более, что кроме тебя, ехать некому. Не стариков же протоиереев туда посылать. Они по дороге все кости растрясут. Не соберешь потом.
 
С этим отец Евгений был полностью согласен. Ему не раз приходилось слышать, как молодые священники за глаза высмеивают своих старых настоятелей. Вот, мол, вышел на амвон, сделал поклон — митра с головы слетела. Нагнулся, чтобы ее поднять — очки уронил, а за ними — вставную челюсть. Насилу все собрали, и так — каждую службу. А он, вместо того, чтобы за штат уйти и молодым место освободить, все твердит: «пою Богу моему, дондеже есмь!»[11]
 
Что ж, вот пускай эти молодые иереи-насмешники и ездят по колониям, сеют семена слова Божия на непаханой ниве, да набираются бесценного духовного опыта. Молодым везде у нас дорога…
 
— Так есть же и молодежь. — подытожил свои размышления отец Евгений. — Из тех, кого недавно рукоположили.
 
— Молодые-то есть. — согласился архиерей. — Только эти зэки — народ ушлый. Зададут они молодому священнику какой-нибудь каверзный вопрос, вроде того, может ли Бог создать такой камень, которого Сам поднять не сможет? Не создаст — значит, Он не Всемогущий, а, если создаст, да не поднимет, значит, Он не Всесильный. А то и еще что похлеще придумают. И сядет наш молодой батюшка в калошу, а то и вовсе в лужу. А ты академик, вдобавок, миссионер. Придумаешь, что отвечать. А, как вернешься оттуда, подготовишь отчет о результатах своей поездки.
 
Разумеется, будь на то воля отца Евгения… Однако, что тут поделать? Не только иереи, но и архиереи — люди подначальные и подотчетные.
 
Придется ехать.
 
* * *
 
…Вышедший из помещения вахты ИК №… низкорослый пожилой контролер с любопытством воззрился на синий автобус марки «Фольксваген» с багровевшей сбоку надписью «Ритуальные услуги» и наклейками на дверцах с изображениями факелов.
 
— А что, у нас тут кто-то помер? — произнес он с любопытством, в котором слышались нотки ехидства.
 
Отец Евгений, сидевший на переднем сиденье, справа от Макара, высунувшись из салона, ответил ему с достоинством власть имущего, осаживающего зарвавшуюся мелкую сошку:
 
— Мы договорились с начальником колонии, Рашидом Гусмановичем Адилхановым, о проведении Богослужения в колонии.
 
— А мне пофиг. — буркнул контролер. — Что там у вас? — указал он на салон автобуса.
 
— Церковная утварь, певчие и гуманитарная помощь для осужденных.
 
— Паспорта сюда давайте. И документы на машину.
 
Получив требуемое, контролер с неспешностью и важностью человека, находящегося «при исполнении», удалился за железные двери караулки. Через некоторое время массивные железные ворота стали с лязгом и грохотом отодвигаться влево, и автобус медленно тронулся вперед. Однако, к изумлению отца Евгения, которому никогда прежде не приходилось бывать в подобных местах, миновав ворота, они очутились в темном тамбуре, освещенном снизу. Судя по всему, там находилась смотровая яма. Впрочем, стоянка была недолгой — впереди блеснула полоса света. Она становилась все шире и шире. А посредине этой полосы призывно маячила темная человеческая фигура. Приглядевшись, отец Евгений увидел смуглого человека средних лет в форме офицера УФСИН. То был сам начальник колонии, подполковник Рашид Гусманович Адилханов. С любезной улыбкой гостеприимного хозяина он сделал широкий жест рукой — и автобус въехал на территорию колонии.
 
Надо сказать, что отец Евгений не случайно избрал для своей поездки именно ИК №… Ведь ехать до нее было ближе, чем до других колоний. Вдобавок, там имелась молитвенная комната, в которой можно было бы отслужить Литургию. Что до транспорта, то отцу Евгению не пришлось его искать. Макар заявил, что сам отвезет туда отца Евгения на принадлежащем ему автобусе. Как хорошо, что недавно отец Евгений уговорил его стать старостой Свято-Лазаревского храма — полезного человека должно всегда иметь под рукой…и крепко держать в своих руках.
 
Отцу Евгению было невдомек, что, вызвавшись лично отвезти его в ИК№…, Макар руководствовался не только заботой о своем крестном отце, но и иными соображениями и расчетами. Ведь в этой колонии отбывал срок кое-кто из его знакомых. А также кое-кто из знакомых его знакомых. Мало того: кое-кто из знакомых моих читателей. Например, столь выдающаяся в своем роде личность, как антиквар Борис Семенович Жохов по прозвищу Жох, угодивший в ИК №… за хищение икон из храмов Михайловска. И в недавнее время ставший старостой местной церковной общины. А двум церковным старостам было о чем побеседовать…

Каждому — свое.
 
* * *
 
Войдя в молитвенную комнату ИК №…, отец Евгений недовольно поморщился, увидев на стенах цветные журнальные репродукции, где «Троица» преподобного Андрея Рублева соседствовала с изображениями Мадонны с Младенцем. После чего принялся раскладывать на импровизированном Престоле, составленном из двух обшарпанных парт, заимствованных из местного профтехучилища, все необходимое для Богослужения. А тем временем приехавшие с ним певчие Аля, Дуся и Марина Петровна испуганно жались к спасительной батарее. Потому что обритые наголо мужчины в одинаковой черно-синей форме буквально поедали их глазами. И глаза их горели тем нескрываемым вожделением, с каким изголодавшийся кот смотрит на крынку, доверху полную благоухающей сметаной, на беспечно резвящуюся мышку…
 
Слух о том, что приехал поп из Михайловска и привез с собой гуманитарную помощь, разнесся по всем отрядам ИК №… с быстротой молнии. И к тому времени, когда отец Евгений закончил приготовления к службе, молитвенная комната уже наполнилась до отказа. Кого только здесь не было! В том числе людей с ярко выраженной восточной внешностью. Однако все они, независимо от племени и наречия, жаждали получить привезенные подарки. Только бы этот поп не тянул со службой!
 
Служба и впрямь оказалась короткой. Зато проповедь, которую отец Евгений прочел после нее, была весьма продолжительной. Епархиальный миссионер не удержался от искушения блеснуть своим красноречием. И поведал собравшимся о том, что нет греха, побеждающего человеколюбие Божие, и небеса больше радуются об одном покаявшемся грешнике, нежели о девяносто девяти праведниках. В подтверждение своих слов он привел историю о том, как слезы некоего покаявшегося разбойника, жившего в стародавние времена, когда чудеса случались куда чаще, чем прежде, на суде Господнем перевесили тщательно собранные бесами хартии с подробным перечислением его грехов. Разумеется, стремясь получше донести говоримое до слушателей, отец Евгений то и дело вставлял в свою проповедь словечки, заимствованные из любимого сериала про питерских. А в заключение призвал подумать над его словами и произвести в своей душе надлежащий шмон.
 
Вслед за тем обитателей ИК №… ждало великое разочарование. Ибо никто из них не получил столь горячо ожидаемых подарков. Начальник колонии товарищ Адилханов распорядился отправить всю гуманитарную помощь на пищеблок. Однако кое-кто из местных обитателей ухитрился перекинуться словцом с сердобольными певчими, и разжиться их адресами и телефонами. Что ж, с глупой овцы хоть шерсти клок… Куда больше выгоды от приезда отца Евгения получил староста местной церковной общины, осужденный Борис Жохов, который успел побеседовать с новоиспеченным старостой Свято-Лазаревского храма Макаром, и обсудить с ним кое-какие взаимовыгодные планы на будущее. Причем речь шла не только о постройке в ИК №… православного храма, но и о кое-чем другом…
 
Отец Евгений тоже был доволен: поручение Владыки выполнено. Теперь нужно подготовить отчет о поездке, и — гора с плеч!
 
* * *
 
По возвращении в Михайловск он составил обстоятельный рапорт о своей миссионерской поездке в ИК №…, в котором подробно перечислил все, что было им сделано: отслужил Литургию, прочел проповедь, провел беседу с осужденными, раздал им духовную литературу, а также передал администрации колонии гуманитарную помощь. Пусть Владыка убедится — он успешно справился с возложенным на него послушанием!
 
Однако в отчете явно чего-то не хватало… Перечитав его, отец Евгений понял — недостает самого главного. Труды-то перечислены подробно (даже с некоторыми преувеличениями, без которых не обходится ни один отчет) а вот об их результатах ничего не сказано. А ведь они должны стать подтверждением успешности проведенной духовно-просветительской работы. И потому — есть результаты, нет ли их, но в отчете их непременно должно представить.
 
Придя к такому выводу, отец Евгений бойко застучал пальцами по клавишам компьютера:
 
«Свидетельствую, что моя проповедь нашла благодатную почву в сердцах заключенных. И в последовавшей за ней беседе очень многие из них раскаивались в совершенных грехах и просили меня молиться о том, чтобы Господь поскорее их простил. Это подтверждает, что тюремное служение — благоприятная жертва Богу, хотящему не смерти грешника, но еже обратитися и живу быти ему, и нива Господня, ждущая делателей, которые засеют ее семенами Слова Божия и соберут духовные плоды».
 
Дай Бог, чтобы по прочтении этого отчета в уме Владыки Михаила созрело решение назначить отца Евгения настоятелем Михайловского собора! Кто, как не он!
 
* * *
 
Однако епископ Михаил, ознакомившись с отчетом отца Евгения, сделал весьма неожиданные выводы.
 
— Вот что, отец Евгений. — заявил он. — Подготовь-ка ты мне указ о назначении тебя главой отдела по тюремному служению.
— Но Ваше Преосвященство… — пробормотал ошеломленный столь неожиданным оборотом дел отец Евгений. — У меня же столько послушаний… По храму, в епархии…
 
— Ради такого случая от епархиальных послушаний я тебя освобожу. — промолвил епископ. — Это дело важнее. И мне нужно, чтобы оно было хорошо поставлено. А с твоим миссионерским опытом…

— Но, Владыко… — попытался продолжить сопротивление отец Евгений. — У меня слишком мало опыта общения с этим контингентом…
 
— С каким таким контингентом? — нахмурился Владыка Михаил, не любивший, когда ему перечили.
 
— Ну, с уголовниками…
 
— И что ты предлагаешь? Где я тебе таких достану? — нотки недовольства в голосе епископа слышались все явственней и громче.
 
И тут отцу Евгению вспомнилась то ли читанная, то ли слышанная где-то история о том, как в старину ямщики, отправляясь в дальний путь по бескрайним дорогам и дремучим лесам, брали с собой поросенка в мешке. И если на них нападали волки, бросали им поросенка, спеша уйти от погони, пока стая рвет жертву на части. Вот и он, чтобы избежать и нежеланного назначения, и гнева Владыки, должен, так сказать, «бросить поросенка». То есть, предложить вместо себя кого-то другого. Но кого? Впрочем…
 
— В Наволоцком Богородицком монастыре несколько отцов раньше имели отсидки… — начал отец Евгений, чувствуя себя человеком, идущим вслепую по тонкому льду, который трещит и прогибается под его ногами. — Отец Варвар, отец Моисей…
 
Он осекся, заметив, как при слове «отсидки» Владыка Михаил брезгливо поморщился… Что же придумать? И тут отца Евгения осенило: Макар! Разумеется, Макар! Пусть он только попробует артачиться! Если же посмеет, всегда можно напомнить, что крестник обязан слушаться своего крестного отца. Иначе Бог прогневается и накажет его. А страх наказания — средство испытанное и неизменно действенное. Ведь человек всегда боится утратить то, что имеет…
 
— У меня есть еще один достойный кандидат. — промолвил он с поспешностью человека, стремящегося загладить свой промах. — Давний и главный мой помощник и благотворитель храма. Воцерковленный. И при этом, заметьте, не судимый.
 
— И где же он приобрел сей бесценный опыт? — не без ехидства поинтересовался Владыка Михаил.
 
— Какой? — не уловив архиерейской иронии, спросил отец Евгений.
 
— Опыт общения с этим самым контингентом. — пояснил епископ.
 
— Владыко, так вы с ним сами побеседуйте…
 
Итогом этой беседы стало то, что через две недели Макар был рукоположен во диакона.
 
— Ну, поздравляю тебя, отец Макарий! — заявил отец Евгений своему крестнику, когда после Литургии они разоблачались в алтаре.
Рука отца Макария, снимавшего с плеча орарь, дрогнула. Что до его лица…в тот момент они стояли друг к другу спиной…
 
Впрочем, разве старший по сану не вправе обращаться к младшему на ты?
 
* * *
 
В скором времени отец Макарий был рукоположен во иерея и зачислен в клир Свято-Лазаревского храма. Теперь дел у него прибавилось: службы, крестины, венчания, отпевы… Помимо этого, он должен был посещать колонии, служить там, проводить беседы с осужденными, привозить гуманитарную помощь. Надо сказать, что отец Макарий тайно привозил туда и кое-что еще… но об этом знали лишь он да те, кому был адресован так называемый грев[12]…
 
Чаще всего отец Макарий посещал ИК №… где теперь имелся храм в честь святой Великомученицы Анастасии Узорешительницы, построенный на средства михайловской братвы, и совершал в нем Богослужения. А также встречался со старостой оного храма, осужденным Борисом Жоховым, и с начальником колонии подполковником Адилхановым. Итогом этих встреч и бесед явилось то, что подполковник Адилханов благоволил и покровительствовал осужденному Жохову, а впоследствии исхлопотал ему условно-досрочное освобождение. Впрочем, и Жох не остался в долгу, дав товарищу Адилханову, теперь уже полковнику и начальнику областного УФСИН, мудрый совет ходатайствовать перед Владыкой Михаилом о назначении отца Макария руководителем епархиального отдела по тюремному служению, в надежде на дальнейшее взаимовыгодное сотрудничество с ним.
 
Что до отца Евгения, то он мнил себя опытным шахматистом, почти доигравшим партию до победного конца. Как же мудро и расчетливо он в свое время поступил, крестив Макара! Ведь благодаря этому Свято-Лазаревский храм наконец-то отремонтирован, и теперь выглядит как картинка с коробки конфет «Белокаменная Русь»! Мало того, Макар помог ему купить новую трехкомнатную квартиру в самом центре Михайловска, с прекрасным видом на строящийся собор и буквально в двух шагах от него — жилье, вполне достойное без пяти минут настоятеля этого храма. А посоветовав Владыке рукоположить Макара, отец Евгений получил двойную выгоду: избежал нежеланного назначения главой отдела по тюремному служению и приобрел подчиненного, на которого переложил большинство служб и дел по Свято-Лазаревскому храму. Теперь еще несколько ходов, и он — настоятель Михайловского собора!
 
Но тут епископа Михаила неожиданно перевели в другую епархию. А он то ли не захотел, то ли просто позабыл взять с собой отца Евгения. И тот почувствовал себя уже не самоуверенным игроком — жалкой пешкой, над которой уже занесена рука роковая…
 
Увы, отец Евгений был не из тех, кто прозревает за карающей или милующей рукой человеческой — всесильную и всемощную десницу Господню…
 
* * *
 
Тем временем до Михайловской епархии дошли слухи о скором приезде нового Владыки, епископа Гедеона. А также о том, что этот — не тот. Действительно, новый Владыка приехал не один, как его предшественник, епископ Михаил, а с целой свитой. И, опять-таки в отличие от него, первым делом заменил прежних сотрудников епархиального управления своими людьми. Затем назначил настоятелем обеих городских соборов: старого — Преображенского и нового — Михайловского кафедрального…себя самого.
 
После этого городское духовенство, особенно почтенных отцов-настоятелей, обремененных годами, семействами и нажитым за время служения движимым и недвижимым имуществом, вдруг охватила внезапная охота к перемене мест. Один за другим они подавали прошения о почислении за штат с правом перехода в другую епархию. И, спешно распродав имение свое, разъезжались кто куда. А на их места Владыка назначал других настоятелей — из числа прибывших с ним священников. Поэтому отец Евгений имел основания опасаться — дни его настоятельства в Свято-Лазаревском храме сочтены…
 
Теперь он уже не мечтал стать настоятелем в новом соборе — боялся утратить то, что пока имел.
 
* * *
 
Однако вскоре до упавшего духом отца Евгения донеслась обнадеживающая весть о том, что новый Владыка проявил неожиданную благосклонность к отцу Анатолию Дубову, которого в епархии за глаза называли «отцом Дуболомом». Ибо бывший бизнесмен Толян, по прозвищу Дуб, крестившись и даже став священником, в душе остался дельцом, во всем ищущим прежде всего собственной выгоды. Одним из симптомов духовного недуга отца Анатолия была его страсть к замене всего старого — новым, в жертву которой он бестрепетно и не задумываясь, принес несколько епархиальных реликвий. После этого мудрый епископ Михаил, решив пресечь разрушительную деятельность «отца Дуболома», отправил его служить на сельский приход. Зато Владыка Гедеон вскоре по прибытии в епархию снял с отца Анатолия опалу и возвратил в Михайловск. Мало того — назначил наместником старого Преображенского собора. Причина оной милости проста: проведав о том, что новый архиерей — страстный автомобилист и любитель японских внедорожников, ушлый отец Анатолий презентовал ему новенькую «Тойоту-Лендкрузер». И вот теперь счастливый Владыка Гедеон лихо объезжает дареного стального коня, а находчивый даритель оного, став наместником Преображенского собора, с прежним всесокрушающим рвением строит справа от него, на месте снесенных старых могил, автостоянку для машины епископа и своей собственной иномарки. Вот тебе и «отец Дуболом»!
 
В таком случае, отчего бы отцу Евгению по его примеру не подрулить к новому архиерею, дабы снискать его милость? Вот только что бы предпринять?
 
Тут отцу Евгению вспомнилась слышаная от кого-то история[13] о том, как некий честолюбивый священник решил снискать милость своего архиерея. Зная, что Владыка любит хорошо покушать, а потому особо жалует, награждает и возвышает хлебосольных и щедрых батюшек, он приготовил для епископа не просто обильную, а поистине преизобильную трапезу, и потчевал его с рвением и радушием Евангельской Марфы[14]. И все-то шло хорошо и по плану, пока батюшка не предложил архиерею выкушать вторую рюмочку. Чем пробудил гнев Владыки:
 
— Что?! Вторую?! Ты что, меня пьяницей считаешь?!
 
И угощение архиерея вышло батюшке боком… А впоследствии старшие собратья по алтарю, перевидавшие на своем веку немало Владык, объяснили бедолаге, что в обращении с ними должно соблюдать особую осторожность и деликатность. И, не считая число выпитых архиереем рюмок, наливая очередную, вежливо интересоваться: «по единой?»
 
Что ж, в таком случае, не стоит дарить епископу вторую иномарку. Это накладно, да и рискованно. Нужно действовать иначе. Например, начать на приходе строительство, и возвести на месте старой церковной сторожки, которую он в свое время сдал в аренду Макару (теперь уже отцу Макарию), двухэтажный церковный дом с помещениями для воскресной школы и трапезной. А рядом построить автопарковку, не хуже той, что возле Преображенского собора. Пусть Владыка Гедеон увидит, как ревностно отец Евгений занимается благоустройством вверенного ему прихода! Не то, что почтенные отцы-настоятели, радевшие лишь о приумножении собственного движимого и недвижимого имущества, из которых иных уж нет, а те — далече… Тогда он наверняка останется настоятелем Свято-Лазаревского храма, а, возможно, добьется и большего. Например, должности наместника в новом Михайловском соборе.
 
Так что пускай отец Макарий убирает свою похоронную лавочку, куда хочет! Авось, со временем найдет для нее другое место. А пока пусть занимается строительством церковного дома и автопарковки — это куда важнее… для отца Евгения.
 
Хочешь выплыть сам — о других не думай!
 
* * *
Спустя несколько дней на месте церковной сторожки уже громоздилась куча распиленных на куски бревен. В то же самое время возле лучшего городского ресторана «Кардинал» произошла кровавая перестрелка. В ней от рук московской братвы, приехавшей в Михайловск на разборку с местной братвой, пали все друзья отца Макария, включая их пахана — знаменитого Сеню Уемского.
 
И хотя между этими событиями сложно было бы усмотреть какую-то связь, они имели самое непосредственное отношение друг к другу.

* * *
 
…В тот день, под самое утро, отцу Евгению приснился странный и страшный сон, в котором реальность мешалась с кошмаром так причудливо и ярко, как это бывает лишь в наших сновидениях.
 
Ему снилось, будто он в полном облачении стоит возле высокой колонны из черного полированного гранита, увенчанной литой золоченой фигурой рогатого тельца. А рядом с ним — отец Макарий. Именно так было вчера, когда они вдвоем служили панихиду на могиле Сени Уемского, возле точь-в-точь такого памятника, напоминавшего языческого идола, перед которым некогда пели и плясали неразумные израильтяне, позабыв об Истинном Боге, спасшем их от рабства египетского[15]. Впрочем, столичный скульптор, изваявший надгробный памятник Сене Уемскому, вряд ли имел в мыслях пресловутого златого тельца. Скорее всего, ему просто сообщили, что фамилия покойного была — Телицын, и велели изобразить что-то соответствующее этому.
 
Сорок дней назад убиенного раба Божия Симеона со товарищи отпели в Свято-Лазаревском храме и под плач и стенания родных погребли в «аллее героев». Похоронили с почестями, под колокольный звон, под пение хора. Вдобавок, на похороны Сени была приглашена солистка Михайловской филармонии Анна Крутобокова, известная не столько, как певица, сколько как фаворитка покойного, без участия которой не обходился не один банкет местной братвы. Пронзительным фальцетом, напоминавшим истерический визг чаек, метавшихся в небе над «аллеей героев», она спела любимую песню покойного: «Опустела без тебя земля». И до отца Евгения донесся чей-то ехидный шепоток: «этот вой у нас песней зовется»… Впрочем, ему самому было впору завыть волком. Ведь гибель Сени означала конец всех его планов и надежд. Где теперь ему взять денег на задуманное, мало того, уже начатое строительство церковного дома? Последний источник средств — магазин отца Макария, закрыт и снесен по его распоряжению. А его бывший владелец все эти дни беспробудно пьет. Ведь он тоже утратил все, что имел. Что-то ждет их впереди?
 
Отец Евгений обернулся, словно желая бросить прощальный взгляд на отрадное прошлое — и похолодел от ужаса. За его спиной стояли памятники. Гранитные, мраморные, бронзовые. Были тут и три мраморных собеседника-собутыльника, и крылатый субъект в пиджаке, но без галстука, и слезливый бронзовый Крокодил Гена. Казалось, они сошлись здесь, у могилы Сени, чтобы в свой черед почтить его память. Но самым страшным было не это: гранитные, бронзовые, мраморные изваяния беззвучно надвигались на отца Евгения и отца Макария, тесня их к черной гранитной плите у подножия золоченого тельца. Что это значит?
 
В этот миг в руке бронзового крокодила блеснул кривой нож, похожий на серп жнеца или жреца. И отец Евгений понял — эти памятники сошлись сюда неспроста. Они собираются совершить жертвоприношение на могиле своего главаря. И в жертву златому тельцу будут принесены они с отцом Макарием. Им нет спасения!
 
А памятники надвигались на них, как девятый вал — на обреченную лодку, пока отец Евгений не содрогнулся, коснувшись спиной гранита, холодного, как дыхание приближающейся смерти. В этот миг он увидел, как бронзовый крокодил с любезной улыбкой протянул нож отцу Макарию, указав лапой на отца Евгения. Однако тот не шевельнулся. Тогда крокодил протянул нож отцу Евгению, словно предлагая ему выбор: либо ты принесешь его в жертву, либо станешь жертвой сам…
 
Звон падающего ножа…нет, всего-навсего телефонный звонок. Отец Евгений снял трубку, радуясь, что все это было лишь во сне… Однако, услышав голос в трубке, похолодел от недоброго предчувствия.
 
Звонил новый епархиальный секретарь. Отцу Евгению предписывалось срочно явиться к Владыке.
 
Что случилось?
 
* * *
 
За полчаса до этого епископ Михайловский и Наволоцкий Гедеон, явившись в епархиальное управление, обнаружил на своем столе зеленую папку. Ее задолго до прихода Владыки приносил и клал туда его келейник и личный секретарь Онисим. В папке находилась подборка свежих газет, а также распечатки публикаций, скачанных из интернета. Чтобы Владыка не тратил драгоценное время на просмотр всей прессы, Онисим делал это за него. После чего, вооружившись цветными фломастерами, обводил заметки, а то и целые статьи, подчеркивал заголовки, абзацы, отдельные фразы. Памятуя о том, что в прошлом Владыка Гедеон был водителем, Онисим расцвечивал бумажные листы в цвета светофора. Зеленым цветом подчеркивал все, что касалось административных дел в Михайловске и Михайловской области. Желтым — упоминания о событиях городского и областного значения. Красным — все, что имело или могло иметь отношение к деятельности Михайловской и Наволоцкой епархии. В итоге Владыке Гедеону, опытному и заядлому автомобилисту, оставалось лишь разруливать епархиальные дела, руководствуясь ориентирами, сделанными услужливым Онисимом.
 
На сей раз наверху пресс-релиза был положен благоухающий типографской краской свежий номер газеты «Двинская волна». Посредине ее первой страницы находился цветной фотоколлаж, где на куполе Свято-Лазаревского храма вместо креста стоял телец с памятника Сене Уемскому. Ниже виднелся броский заголовок «Их кумир — телец златой». И заголовок, и статья под ним были обведены жирной красной чертой. Грозно нахмурившись, Владыка Гедеон стал читать:
 
«Вчера в нашем городе по вине местных церковников произошло очередное беспрецедентное событие. Священник Лазаревской церкви Макарий С., разъезжая по городу в пьяном виде, сбил пожилую женщину, нанеся ей серьезные, угрожающие жизни травмы. Между прочим, пострадавшая является работницей храма, где служит этот священник. Хорошенькое же благословение за труды преподал ей святой отец! Впрочем, чего еще можно ожидать от церковников-фарисеев!
 
По имеющимся достоверным сведениям, отец Макарий уже прославился подвигами подобного рода. И его чаще можно узреть не в храме, а, например, на городском пляже. Причем, как говорится, в самом расхристанном виде, в обществе пьяных девиц, с которыми его связывают явно не духовные отношения. Кроме того, отец Макарий является завсегдатаем городских ночных клубов и ресторанов, где его не раз видели в обществе небезызвестного Сени Уемского. Это подтверждает слова известного профессора-богослова А.А. Осипова, имевшего мужество порвать с религией и стать пропагандистом атеизма[16], что наши церковники — одного поля ягодки с чикагскими мафиози.
 
Вот и в нашем Михайловске есть свой, так сказать, дон Корлеоне в священнической рясе[17]. Это — отец Евгений Н., настоятель Лазаревского храма и непосредственный начальник отца Макария. Мало того — его компаньон и покровитель. Именно он с целью личного обогащения предоставил под похоронное агентство «Ритуал», владельцем которого был отец Макарий, дом, принадлежащий Церкви. И на доходы с его аренды приобрел себе квартиру в центре Михайловска. Мало того: по протекции отца Макария отец Евгений принял в свою церковь на работу в качестве дворников, сторожей и могильщиков нескольких уголовников, недавно освободившихся из мест заключения. Превратив Господень храм в вертеп разбойников[18].
 
Но самым наглядным плодом совместной деятельности этих коммерсантов в рясах является всем известный мемориал в северо-восточной части Лазаревского кладбища, возведенный на месте снесенных могил наших с вами земляков, где недавно появился весьма символический памятник в виде златого тельца. Вот их истинный бог!
 
Подумайте же — насколько слова церковников, твердящих о необходимости жить согласно нравственным заповедям и не собирать себе сокровищ на земле, расходятся с их делами! А ведь Христос, на слова Которого они так любят ссылаться, в свое время сказал: «по плодам их узнаете их»[19].
 
Подумайте! Ужаснитесь!»
 
Под статьей значилась фамилия автора — Евфимий Михайловский. При виде ее из уст Владыки Гедеона вырвалось некое слово, которое в былые времена встречалось даже в Богослужебных книгах, теперь же исчезло оттуда, зато весьма прочно укоренилось в обиходном лексиконе многих людей… Опять этот Ефим Гольдберг, подписывающий свои публикации псевдонимом — Евфимий Михайловский! А ведь еще совсем недавно этот старый пройдоха-журналист, работая в пресс-службе епархиального управления, кропал для каждого номера «Михайловского Церковного Вестника» апологетические статьи. Теперь же изгнанный оттуда неугомонный писака со скоростью типографского станка строчит антиклерикальные статьи, явно чая, что те, кому они в первую очередь адресованы, сделают из них соответствующие выводы… вернув их автора на прежнее место в епархиальную пресс-службу.
 
Впрочем, Владыка Гедеон уже решил, что должно сделать…
 
Спустя полчаса отец Евгений поднимался по ступеням епархиального управления, трепеща от мысли, что вот он уже становится жертвою[20]…
 
* * *
 
Он рассказал все. То о чем его спрашивали, и даже то, о чем его не спрашивали. Не забыв упомянуть, что жалобы на отца Макария, точнее, на его поведение, несовместимое с высоким званием пастыря Церкви Христовой, в епархиальное управление поступали уже давно. И каждый раз ему приходилось объясняться перед Владыкой Михаилом, и увещевать отца Макария вести себя достойно и праведно. Однако тот был неисправим…
 
Захлебываясь словами, отец Евгений отрекался от своего крестного сына и собрата по алтарю в отчаянной надежде, что тогда, возможно, пощадят его самого…
Единственным человеком, который заступился на несчастного отца Макария, оказалась… сбитая им старушка Александра Мироновна, двадцать с лишним лет проработавшая в Свято-Лазаревском храме алтарницей. И за это время перевидавшая многих батюшек, стяжав вследствие этого беспримерное смирение, кротость и незлобие. Едва придя в себя в реанимационном отделении городской больницы, она первым делом спросила, что стало с человеком, который на нее наехал. Ведь теперь его наверняка накажут, а наказывать-то его не за что. Это она сама виновата — торопилась в храм, чтобы в алтаре прибраться, вот и решила перейти улицу не по переходу, а на повороте. А поворот-то там крутой — вот водитель и не успел затормозить. Сама виновата…
 
Когда же старушка узнала, что ее сбил ни кто иной, как отец Макарий, она встревожилась пуще прежнего. Как же?! Что-то теперь будет с батюшкой?
 
— Скажите им, пусть его отпустят. — слезно упрашивала она врачей, сестер, санитарок. — Батюшка ни в чем не виноват. Это мне Господь за грехи попустил. В молодости-то я глупая была: и на танцульки бегала, и в кино. Вот теперь за то и обезножела. И, слава Богу, что не на том свете страдать: там-то муки будут вечные… Только пусть батюшку не наказывают — это мой грех, мне за него и отвечать. Слава Богу за все!
 
Возможно, именно по молитвам этой Божией старушки отца Макария не запретили в служении, а всего-навсего втихомолку отправили за штат. Что с ним сталось и где он теперь — отец Евгений не знает. И не стремится узнать. Впрочем, и отец Макарий не подает о себе вестей. Может быть, это и к лучшему. Ведь лишь Одному Богу ведомо, что сказал бы он при встрече своему крестному отцу…
 
Монахиня Евфимия Пащенко
_____________________
 
[1] Данный рассказ является продолжением рассказа «Звезда и смерть отца Александра», и схож с ним по композиции. Кроме того, он объединяет ряд сюжетных линий других рассказов о Михайловской епархии, героями которых являются уже знакомые моим читателям отец Анатолий Дубов, антиквар Борис Жохов и журналист Ефим Гольдберг.
 
[2] Здесь — человек, окончивший Духовную Академию.
 
[3] 1 Кор. 9, 20-22.
 
[4] Клиросное название ектении, в которой сольную партию исполняет сопрано.
 
[5] В ряде храмов зарплата певчих является сдельной и складывается из так называемых «выходов». Пропел службу — получил «выход». Будничные и праздничные службы оплачиваются по-разному. Отсюда термин: «будничный (или праздничный) выход».
 
[6] Так на православных иконах изображают Святую Великомученицу Варвару. Память ее совершается 17 декабря (4 декабря ст. ст.). Считается, что Господь даровал ей благодать избавлять от насильственной и внезапной смерти. Оттого-то на иконах она и держит в руках Чашу для Причастия — Потир.
 
[7] Святой мученик Христофор (память 22 мая (9 мая ст. ст.)) жил в 3 веке и был воином. В его житии, написанном Святителем Дмитрием Ростовским, упоминается, что, по преданиям, он происходил из страны людоедов и имел песью голову (поэтому в старину на иконах его изображали с собачьей головой). В других версиях его жития говорится, что святой Христофор, желая, дабы его красота не послужила соблазном для него самого и для других, умолил Бога сделать его безобразным.
 
[8] Святой Великомученик Иоанн Сочавский пострадал за Христа в 14 в. в Белграде Босфорском, куда прибыл по торговым делам. Память его совершается 15 июня (2 июня ст. ст.).
 
[9] Про белого медведя полюсного и вечные льдины писал известный северный сказочник С. Писахов. Доска, тоска и треска, если верить поговорке, являются достопримечательностями города Архангельска.
 
[10] Перифраз из песни Евгения Кемеровского «Братва, не стреляйте друг друга».
 
[11] Пс.145, 2. В русском переводе: «…буду петь Богу моему, доколе есмь».
[12] Материальная взаимопомощь в преступном мире — жарг.
 
[13] Это — русская народная сказка.
 
[14] Лк. 10, 38-42.
 
[15] Исх. 32, 1-6.
 
[16] Речь идет о печально известном А.А. Осипове (1911-1967), бывшем протоиерее, профессоре ЛДА, впоследствии ренегате, ставшем пропагандистом атеизма и отлученном от Церкви. В цитируемой статье Ефима Гольдберга содержится ряд перифразов из его книги «Откровенный разговор с верующими и неверующими».
 
[17] Герой романа М. Пьюзо «Крестный отец», где рассказывается о жизни и нравах мафии.
 
[18] Мк. 11, 17.
 
[19] Мф.7, 20.
 
[20] 2 Тим. 4, 6.