Священники и миряне, претерпевшие смерть ради Веры и Отечества, наши маяки во тьме падшего мира. Мученическая смерть праведников, к сожалению, часто не становится в наше апостасийное время не только широко оповещаемой сенсацией, но даже мало-мальски известным событием. Жёсткий заговор молчания окружает их последний подвиг. Злодейские убийства их не потрясают нас, как верующих, так и людей, далёких от веры.

Принявшие свою Голг

офу трудились, служили в разных местах и условиях. Погибли за одно — за веру Православную, за Русь Святую. И при жизни своей они делали всё, что могли для утверждения Истины. Не воспринимали равнодушно, как большинство, когда разрушается всё самое важное и дорогое в стране и людях, уничтожается Родина. Как могли, они противостояли этому всеми своими силами. За что и пострадали «даже до крови». Они сознавали опасность противодействия силам зла. Они — путеводные светильники наши, ибо «кровь мучеников — семя Церкви».

Как и Божественный Учитель наш Небесный, Иисус Христос, подъяли на себя Крест, исполнили долг пастырский и христианский в высшей степени верности. Выполнили завещанное Спасителем: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя».( Ин. 15, 13 )

— Иеромонах Нестор (Савчук).

— Режиссёр, писатель —Василий Макарович Шукшин.

— Игумен Иона (Ефимов).

— Протоиерей Владимир Креслянский.

— Крестный путь. Православные священники и миряне — мученики. (1990 — 2018 г.)

Василий Макарович Шукшин

(25 июля 1929 года – 2 октября 1974 года)

ШУКШИН Василий Макарович

25.07.1929, село Сростки, Алтайский край — 02.10.1974, станица Клетская, Волгоградская область

Русский писатель, актер, режиссер.

Заслуженный деятель искусств РСФСР (1969). Лауреат Государственной премии СССР (1971, за роль в фильме "У озера"). Лауреат Государственной премии РСФСР имени братьев Васильевых (1967, за сценарий и режиссуру фильма "Ваш сын и брат"). Лучший актер 1974 года по опросу журнала "Советский экран". Лауреат Ленинской премии (1976, посмертно).

«Русский народ за свою историю отобрал, сохранил, возвел в степень уважения такие человеческие качества, которые не подлежат пересмотру: честность, трудолюбие, совестливость, доброту... Мы из всех исторических катастроф вынесли и сохранили в чистоте великий русский язык, он передан нам нашими дедами и отцами. Уверуй, что все было не зря: наши песни, наши сказки, наши неимоверной тяжести победы, наши страдания — не отдавай всего этого за понюх табаку... Мы умели жить. Помни это. Будь человеком».

В. М. Шукшин.

В. И. Белов.

«В. М. Шукшин. Тяжесть креста»

(Выдержки).

«…Тяжесть шукшинского креста с годами все увеличивалась, но Макарыч шёл на свою Голгофу, не оглядываясь и не озираясь. «Как горько мне было уезжать!» — говорит он о первой, ещё краткой разлуке с родным домом. Вторую разлуку Шукшин описывает так: «Душа потихоньку болит — тревожно, охота домой. Однако надо выходить в люди».

Сростки. Родина В. М. Шукшина

Поступление его в техникум я назвал первым, вполне осмысленным броском из крепких материнских рук, из прочных деревенских объятий. Сельский парнишка, лишённый не только родного отца, но и отчима, становится мужчиной, берёт на себя ответственность за мать и сестру.

Учиться! Учиться во что бы то ни стало, чтобы, во-первых, облегчить ношу, сдавившую материнские плечи. Но какое надо было иметь упрямое мужество, чтобы отказаться от учёбы и привезти обратно к матери «постельную принадлежность», когда почувствовал, что автомобильный техникум — это совсем не то, что надо нечто другое, что для этого другого необходимо двигаться в европейскую часть государства. «Поучившись полтора года, бросил учёбу, пошёл работать, — пишет Шукшин в автобиографии 1973 года. — Работал сперва в колхозе, потом с 1947 на стройках...»

Вот и первая серьёзная радость: денежный перевод родным на Алтай. Не ахти сколько, но всё же... Где только ни носило, кем только ни вкалывал, чтобы самому прокормиться, одеться-обуться, да и послать денег в Сибирь. Такелажник на строительстве турбозавода в Калуге, слесарь на тракторном заводе Владимира, слесарь на ремонтно-строительном поезде ст. Щербинка... И почти с каждой получки переводы в Сибирь.

В такой тревоге за будущее сестры и матери настигла Шукшина необходимость служить действительную. Военно-морской флот, Ленинград...

Флотская романтика (тельняшка, бескозырка, военные корабли) слегка скрасила суровость матросской жизни, но никуда не делись ни заботы о матери и сестре, ни почти несбыточные мечты о десятилетнем образовании.

... В январе 1953 года Военно-медицинская комиссия из-за язвенной болезни списала старшего матроса Шукшина с корабля... Прощай, море. Поезд стучит колёсами по снежной безконечной России, ближе и ближе к родным. Вот и Алтай за окном! Как-то там в Сростках мать и сестрёнка?

… Но главный визит после родственников — школа, библиотека. Не пропадём! Сразу же, не теряя ни одного дня, в рукопашную за учебу... Он обложился учебниками. Прорвёмся, он обязан взять эту крепость! Заветный аттестат зрелости даже снился во сне. Шукшину предложили работу в Сросткинской школе.

…Наконец победа, сдан последний экзамен, получен заветный аттестат зрелости! Василий экстерном сдал экзамены за 10 классов и поступил на работу в школу сельской молодежи в качестве учителя 5-7-х классов (преподавал русский язык и литературу) и одновременно директора. Однако проучительствовал он недолго.

Он особо не распространялся, никогда не рассказывал он и о первой женитьбе... Только глухо покашливал, переводил разговор на другие темы. Все эти годы он тайно вынашивал план второго броска на Москву. По-видимому, как раз весной и летом 1954 года он твердо решил покинуть Алтай. Наверное, великая жалость к жене, матери и сестре точила ему сердце, когда он думал о своих планах. Разрыв с этой женщиной был предопределён переездом в Москву, которая не верит никаким слезам.

Только мать Мария Сергеевна простила ему всё, что связано с новой разлукой... К тому времени скопилась порядочная папка с рукописями, пресловутый аттестат зрелости вместе с этими рукописями подбадривал Шукшина. Он скопил какие-то деньги, поднапрягла семейный бюджет мать, и к осени 1954 года он всё бросил и ринулся в Москву. Словно с головой прыгнул в холодный омут! Что ждёт его? Какие напасти припасает судьба, как «опружить» эти напасти? Надо поступить в институт, чего бы это ни стоило!

Бывший матрос трусливым не был. Без колебаний отыскал он калитку на Тверском бульваре. Приёмную комиссию он обнаружил во флигеле. Надо пройти конкурс. Исписанную от руки пачку листов даже не стали читать. Сердце его обрушилось...

Мне не известно, кто завернул Шукшина из Литературного института. Сейчас, осмысливая шукшинский провал с Литинститутом, я думаю, будь на месте первого встреченного на шукшинском пути в вуз не цербер и не бездушная дамочка, неизвестно, по какому пути пошёл бы дальше Василий Макарович Шукшин, то ли скользкой тропой всяких эйзенштейнов, то ли каменистым шляхом Шолохова. Так решаются судьбы русской культуры: то гавкающими церберами, то ехидным щебетом столичных пташек. Шукшин повернулся и вышел. Он был близок к отчаянию.

Провидение отвело его от Архивного института, куда он поступал параллельно с ВГИКом. Вот он стоит перед не менее опасными дамочками, не допускающими «случайных людей» ни к литературе, ни к искусству. Велика Россия, бездонна и неисчерпаема! Безблагодатна пока столица её Москва, несмотря на святые соборы. Но попадаются и в Москве сибирские мужики вроде Пырьева, либо Охлопкова...

Впервые я услышал о Шукшине году в 56-м. Отсутствие десятилетнего образования держало за хвост миллионы российских юношей. По этой причине все дороги к литературе и научной жизни были для них плотно закрыты. (Автор этих строк, впрочем, как и Шукшин, долго принадлежал именно к таким.)

Осенью 1954 года насмешники тиражировали анекдоты про алтайского парня, вознамерившегося проникнуть в ту среду, где, по их мнению, никому, кроме них, быть не положено, взобраться на тот Олимп, где нѐчего делать вчерашним колхозникам. Отчуждение было полным, опасным, непредсказуемым. Приходилось Макарычу туго среди полурусской, а то вовсе не русской публики. Часто, очень часто он рисковал, без оглядки ступал в непроходимые дебри. Как уцелеть среди этого ужаса?

Спасали его книги, спасали, но не спасли. Даже будучи признанным всею страной, он шёл по долине и озирался каждую секунду, ожидая ядовитого укуса, змеиного броска. Как ему ещё удалось так далеко пройти по этой змеиной долине? Его кончина для меня и сейчас так внезапна, так нелогична, я просто не буду о ней рассказывать...

Фёдор Тютчев однажды вскользь обмолвился о стыдливости страданий у русского человека, называя эту стыдливость божественной.

Стыдливость страдания, иначе говоря, терпение, нежелание жаловаться и мстить за личные обиды — вот главные христианские свойства. Они и отличают русских от обитателей протестантской Европы, и от мусульман азиатского континента.

"Нам бы про душу не забыть"

В. Шукшин.

…Когда долго не было писем с Алтая, он приходил в отчаяние, слал телеграммы матери, слёзные письма. Надо признать, ни я, ни кто другой из его близких друзей вряд ли писали так своим матерям:

«Мамочка, милая ты моя! Родная моя! Что же там у вас случилось такое? То ли ты заболела — не дай Бог! Мамочка, моя родная, неужели ты заболела? Ангел ты мой родной, напиши мне скорее письмо. Друг ты мой старший, друг безкорыстный, сообщи мне, ради Бога, что у вас там случилось».

…Шукшин писал после поездки ко мне в Тимониху:

«Вася!

У меня так: серьёзно, опасно заболела мать. Ездил домой, устраивал в больницу. И теперь всё болит и болит душа. Мы — не сироты, Вася, пока у нас есть МАТЕРИ. На меня вдруг дохнуло ужасом и холодным смрадом: если я потеряю мать, я останусь КРУГЛЫМ сиротой. Тогда у меня что-то сдвигается со смыслом жизни… Обнимаю тебя. Шукшин».

Макарыча даже не прописывали в Москве, его выпустили из ВГИКа с волчьим паспортом. Он жил в столице нелегально, подрабатывал игрой в каких-то случайных, порою бездарных фильмах.

Феномен массовости стал главной решающей причиной того, что Шукшин посвятил себя кино — этому общественному идолу. Идол, правда, долго не уступал шукшинскому напору. Нужна была незаурядная смелость и неподражаемая сибирская энергия, чтобы одолеть этого жеребца, на что Шукшин тратил почти все свои силы. Писательство оказалось для Макарыча на втором плане.

…Шукшинское покорение Москвы началось давно, ещё с того времени, когда он ночевал под мостом, приглядываясь к столице и мечтая о вузе. Она, столица, действительно слезам крестьянским не верила.

Ортодоксальный марксизм давно одряхлел. Русские изжили его уже во время очередной войны с Германией. Изжить-то изжили, но вся система держалась на страхе, а страх нагоняли еврейские бонзы либо их прислужники. В придачу многие из нас глубоко задумывались: что значит прогресс?

…Макарыч не однажды писал мне и говаривал о своей душевной боли.

…О, сколько было их на Руси, талантливых, но пропавших из-за сиротства, из-за тюрьмы или из-за обычной нужды! Горечь за таких ребят, которым были намертво закрыты дороги в искусство, в литературу и вообще «в люди», выражена мною в стихотворении, посвященном памяти таких, теперь уже умерших моих друзей, как И. Тихонов, В. Гаврилин, Н. Рубцов, В. Шириков, А. Романов. Критики-демократы всех их оптом записывали в кагэбэшные пристегаи. Василий Шукшин, конечно же, шёл по разряду таких же, хотя, подобно Гаврилину и Романову, сумел пробиться к диплому.

Макарыч к богатеям отнюдь не принадлежал, я тем более. Он изо всех сил помогал мне пробить сценарии, это видно по письмам.

И ничего у нас не получалось, ничего! Мы натыкались на какую-то невидимую паутину, сплетённую хитро, давно и основательно.

«Сколько провинциальных талантов тянется к столичному огню. Больше половины из них не приживаются, блекнут, спиваются. Немногие выдерживают, единицы побеждают». Василий Макарович этот путь прошёл. Испил чашу до дна, победил. Но какой ценой!

Под притиранием с Москвой Шукшин имел ввиду отношения с начальством — как только в человеке просыпается лидер, настоящий талант, на него начинает давить начальство — надо жить в системе. Если же талантливый человек продолжает развиваться по собственному пути — его изгоняют из столицы.

…В письме Макарыч сообщал: «Был у меня тут один разговор с этими...» (На что безстрашен, и то некоторые слова вслух произносить побаивался.) «Про нас с тобой говорят, что у нас это эпизод, что мы взлетели на волне, а дальше у нас не хватит культуры, что мы так и останемся — свидетелями, в рамках прожитой нами жизни, не больше. Неужели так? Неужели они правы? Нет, надо их как-то опружить...»

Нам усиленно прививали всевозможные комплексы. Враги ненавидели нашу волю к борьбе. Тот, кто стремился отстоять свои кровные права, кто стремился к цели, кто понимал своё положение и осознал важность своей работы, кто защищал собственное достоинство, был для этих «культурников» самым опасным. Таких, им надо было давить или дурить, внушая комплекс неполноценности. «И чего им всем не хватает? — писал Шукшин. — Злятся, вредят, где только можно. Сколько бешенства, если ты чего-то добился, сходил, например, к начальству без их ведома. Перестанут даже здороваться...»

Макарычу попадало от «французов» ещё больше, чем мне.

…Двигался ли к Богу сам Шукшин? Конечно. Некоторые его поступки указывали на это вполне определённо, не говоря о литературных. Долог и труден наш путь к Богу, после многих десятилетий марксистского атеизма! Двигаться по этому пути надо хотя бы с друзьями, но колоннами к Богу не приближаются. Коллективное движение возможно лишь в противоположную сторону...

Страна была всё ещё заморожена атеистическим холодом. Лишь отдельные места, редкие проталины, подтачивали холодный коммуно-еврейский айсберг.

…Глаза открывались медленно, ведь мы почти ничего не знали. На Руси уже тогда имелись смелые, мужественные, не подставные её защитники. Правда, почти все из них сидели по тюрьмам... Мы собирали правдивую информацию по крупицам.

…Приходилось даже скрывать, что читаешь. Шутить с андроповскими ребятами нельзя было, история ВСХОН продемонстрировала это со всей очевидностью.

Шукшинская душевная боль имела явно общероссийские масштабы, мы унаследовали эту боль от собственных матерей и погибших отцов.

…Москва сдавалась ему очень медленно. Наконец он заимел свою однокомнатную квартиру и мог уединиться хотя бы на кухне.

…Ощущалась не только физическая усталость Макарыча, но и моральная. Он был раздражён политикой «Мосфильма» в отношении «Калины красной». То плёнку дают второсортную, то плохую аппаратуру. Кому-кому, а уж Макарычу-то было понятно, какое крушение потерпел российский корабль. Тоска стыла в глазах Шукшина, когда он снимал документальные кадры в деревне под Белозерском.

На другом берегу озерка стояла заброшенная церковка. Мы съездили туда на лодке. Вот и тот пригорок, на котором пластался от горя шукшинский герой. Пластался, по сути, не персонаж «Калины», а сам Шукшин...

…Уже чуть ли не полвека прошло со времени моего знакомства с Макарычем, а литературная катавасия вокруг его имени ни на минуту не останавливалась. Шукшин все эти годы был в центре борьбы за национальную, а не интернационально-еврейскую Россию. Теперь для многих уж не страшен антисемитский ярлык, но знает ли основная масса русских и нерусских людей, заколдованная телевидением, разницу, например, между Леонидом Бородиным и «правозащитником» Ковалёвым? О своих настоящих защитниках страна не ведает.

…По-прежнему я утверждал, что писательство для Макарыча важней, чем кинематограф. Неожиданная поддержка в этом смысле была получена от Леонида Леонова в его письме к Шукшину. Казалось, что Макарыч начал сдаваться: «Вот поставлю Разина – и конец! Хватит!»

Но слишком уж глубоко увяз он в киношную бездну. Выбраться из неё было уж не под силу...

…Сидеть сразу «в трех санях», как выразился М. А. Шолохов, ему действительно было невмоготу. Грань между кино и литературой была, и очень острая. Кинематограф оказался убийственно тесным для этой личности. Шукшин задыхался в киношной среде. Разве о том мечтал он, стремясь в Москву?..

Макарыч всерьёз думал о литературе как основной своей деятельности. Но кино держало его довольно цепко. Стоило ли тратить на него так много сил, времени, нервов? Ему ставили подножки на каждом шагу. Особенно обидным было то, что к другим, например к Тарковскому, относились иначе: денег на постановки отпускалось Комитетом значительно больше, аппаратура, пленка и технические сотрудники предоставлялись намного качественней и т.д.

Он не оставлял мечту поставить «Разина».

Прочитав сценарий «Степана Разина», я сунулся с подсказками, моё понимание Разина отличалось от шукшинского. Разин для меня был не только вождём крестьянского восстания, но ещё и разбойником, разрушителем государства. Разин с Пугачевым и сегодня олицетворяют для меня центробежные силы, враждебные для русского государства. Советовал я Макарычу вставать иногда и на сторону Алексея Михайловича. Разин всецело владел Макарычем. Он самозабвенно любил образ Степана Разина и не мог ему изменить.

…По крайней мере, на общественно-эстетические требования времени мы старались как-то отвечать. Макарыч с горечью отразил судьбу миллионов русских, безстрашно содрал с русского человека ярлык дурака и антисемита, терпимый нами только страха ради иудейска. После Гоголя и Достоевского не так уж многие осмеливались на такой шаг! Быть может, за этот шаг Макарыч и поплатился жизнью — кто знает?..

Частенько он спрашивал меня о Шолохове. Его встреча с ним, перевернула всё его интеллигентские представления о писательстве... Нельзя забывать, что евреи с помощью демагогии энергично и постоянно внушали нам ложные представления о Шолохове.

В Вешенской во время застолья у М. А. Шолохова, когда слово досталось Шукшину, он мне рассказывал: “С тостом я там вылетел не застольным, о гибели русской. Шолохов смягчил, всё поняв — не для той компании мои слёзы; предложил тост за меня, а когда увидел, что я не выпил, подошёл ко мне и тихо сказал: “Ну, Вася, приеду в Москву, у тебя и чаю не выпью”. И ещё посетовал Макарыч: «Жора при мне неотступно, поэтому с Михаилом Александровичем поговорить мне один на один не удалось, но с сыном его перемолвился”.

После Вешенской Шукшин всерьёз задумался о возвращении на родину навсегда: “Только там и выживу, и что-то сделаю”. Перечитав письмо Л. М. Леонова, в котором старейшина литературы советовал ему бросить кино и посвятить себя целиком писательскому труду, «Бог дал тебе талант владеть словом. (…) Перестань заниматься мотыльковым искусством кино». А Михаил Шолохов по-отечески возлюбил Шукшина, словно родимого сына в русской прозе. Вспомнил, как Шолохов обронил: “Бросай, Василий, в трёх санях сидеть, пересаживайся в одни, веселей поедешь!” С надеждой ждал общения, о многом собирался спросить “думного дьяка”, прикидывал для облегчения переезда на Алтай снять сюжет, чтобы найти выход в пользу одиночества.

…«Нет сомнения, что Шолохов выделял Шукшина из приехавших к нему гостей, — вспоминал один из участников встречи. — Шолохов с особенным вниманием прислушивался к Шукшину, всматривался в него, пронизывая своим зорким взглядом. Лицо его в этот момент напоминало отца, беседовавшего со своим сыном».

И после встречи Шолохов признался: «Очень понравился мне Шукшин».

Потом, когда Шукшина не будет в живых, Шолохов скажет про него: «Не пропустил он момент, когда народу захотелось сокровенного. И он рассказал о простом, негероическом, близком каждому так же просто, негромким голосом, очень доверительно. Отсюда взлёт и тот широкий отклик, какой нашло творчество Шукшина в сердцах многих тысяч людей...»

Шолохов с уважением говорил о нём. Растроганно припоминал скромность Василия Макаровича.

…Шукшин уезжал из Вешек с очень сложными чувствами. Эта встреча потрясла его, как немногое в жизни.

«…Нельзя торопиться, гоняться за рекордами в искусстве, что нужно искать тишину и спокойствие, где можно осмыслить глубоко народную судьбу. Ежедневная суета поймать и отразить в творчестве все второстепенное опутала меня... Он предстал передо мной реальным, земным светом правды...»

В раздумьях о себе приходил к выводу неутешительному: «...я растрачиваю своё время, а жизнь проходит мимо... Нет, не буду больше его растрачивать! Это решение я принял, уходя от Шолохова, и не думаю от него отказываться... Именно в его доме, я твёрдо решил: вернусь в Сростки!»

…Главным событием для русской культуры, по моим представлениям, стала его пьеса, где сказочный Илья Муромец бросил сакраментальную фразу, давшую Шукшину название произведения: «Ванька, смотри!» Этим «смотри!» неожиданно и странно погибший Шукшин сказал своё завещание друзьям и всем, кто считает себя русским. Горестные размышления о последующих российских событиях лишь подтверждают, что как раз эти слова и есть подлинное завещание Макарыча. Россия будет всегда благодарна Шукшину за этот предостерегающий окрик, хотя мы не услышали этот окрик в нужное время».

Змей Горыныч вновь сделал для нашей Родины всё, чтобы её оскорбить и унизить. Русские люди клюнули на перестроечную приманку... Мы просмотрели даже трёхмесячные жестокие бомбардировки Югославии. Оставили дружественную Сербию наедине с натовскими башибузуками. Кажется, что и до сих пор Ванька не совсем понял, с кем дело имеет и что его ждёт. Сидя у телевизоров, мы подставили свои уши для очередной идеологической лапши. Эту лапшу бжезинские и киссинджеры старательно варят для нас в десятках и сотнях американских университетов. Вся жизнь и всё творчество Василия Шукшина разве не доказывают правоту подобного утверждения?

Смерть Шукшина, на мой взгляд, подобна смерти Есенина. Шипенье змей продолжается, яд копится, истекает с их гнусных зубов даже после смерти Макарыча. Змеи, вернее, черти, захватившие монастырь, пишут этим ядом нашу историю... Шельмование шукшинского наследия за четверть века отнюдь не прекратилось».

"Моё ли это — мояРодина, где я родился и вырос? Моё. Говорю это с чувством глубокой правоты, ибо всю жизнь мою несуРодинув душе, люблю её, жив ею, она придаёт мне силы, когда случается трудно и горько…"

(В. М. Шукшин).

Анатолий Заболоцкий.

«ШУКШИН. В кадре и за кадром»

(Выдержки).

"Уверуй, что все было не зря: наши песни, наши сказки, наши неимоверной тяжести победы, наши страдания, — не отдавай всего этого за понюх табаку... Помни это. Будь человеком"

21 августа 1974 г.
(За 39 дней до смерти)

«…Шукшин уже учился на втором курсе ВГИКа, куда я поступил в 1954 году со второй попытки.

За время, проведённое в институте и общежитии, мы — “тёмная масса”, по словам преподавателя Е. А. Иофиса, рвущаяся в “гении”, — взрослея, многому учились. Разрасталось страстное желание быть специалистом.

К концу 60-х годов в институте зачастили собрания; учились говорить доморощенные интеллектуалы. Я помню шутку, когда мы очутились на месте поленовского “Московского дворика”. Один из эрудитов крикнул: “Грачи прилетели”, — дружный смех был наградой знатоку передвижников. Мол, все они едина куча.

…В советских изданиях «Тараса Бульбы» я насчитал до 47 купюр, сравнивая с изданием начала ХХ века. Из повести почти полностью изъята линия Янкеля, то есть еврейская линия. (с. 91)

Макарыч, посмешищем на курсе числился. «Несколько раз стоял вопрос об отчислении, но особо — когда с негром в общежитии сцепился, заступился за девицу. Чудом уцелел, свирепее всех добивал меня секретарь бюро комсомола Лёша Салтыков: “Выгнать, и только”».

На режиссёрский факультет, не однажды вспоминал Макарыч, попал он по воле Николая Охлопкова. “Поступал на режиссёрский после пяти лет службы на флоте, имел привилегию — вне конкурса, а знания, ясно, “корабельные”. В приёмной комиссии, на моё счастье, был Николай Охлопков. Он сам сибиряк, в ту пору в славе. Он — земеля — меня вытянул на розыгрыш, спросив: “А где теперь критик Белинский?” Я ему подыграл: “Кажись, по- мер?” И про “Войну и мир” честно сознался: “Не прочёл — толста больно”. Он оценил моё признание. А думаешь, московские мои сокурсники знатоками Толстого были? Охлопков, царство ему небесное, отстоял моё поступление в режиссёры”.

М. Ромм тут, видно, уступил. При выпуске из ВГИКа запустил Шукшина с дипломом не на учебной студии, а на “Мосфильме”. Шукшин снял “Из Лебяжьего сообщают” — защитил диплом и завис. Предлагали ехать в Свердловск, но он уже понимал: кино можно делать только в Москве. На “Мосфильм” с его курса М. Ромм взял только С. Рабиновича (Митта — такую он себе фамилию завёл вместо отеческой), А. Тарковского и С. Гордона. Пожелай бы Ромм, ничего бы не стоило и Шукшину попасть на “Мосфильм”. А формальная преграда — не москвич. “Диплом сочли слабеньким — я и не рыпался. Из общежития вгиковского на Яузе гнали, кормился актёрством. Снимался где позовут, за многое теперь совестно”.

- - -

Покоряя Москву, Василий Макарович, слава Богу, воинственно оберегал крестьянский нрав, мужичий норов и не покорился московской киношной «элите», прозападной, откровенно либо исподволь русофобской, хотя к покорности и склоняли его бездомных пять лет и десять лет битвы за право ставить народные фильмы. Криво усмехались, снисходительно улыбались потомки влиятельных деятелей искусства, для коих российское кино –унаследованная вотчина; по-вороньи кружили над алтайским мужиком и вороги, но водились в киноискусстве и друзья.

- - -

…Как-то предложил ему свою помощь, в качестве оператора. Он ответил: “Э, брат, разве моя воля собирать артель? Непозволительно. У меня хозяин Бритиков во где сидит, — уложил он руку коромыслом на шее, — да ещё директор-экономист Краковский. Артель у меня студийная, не мной сколоченная. Я при них, почитай. Чуть что — это невозможно технически, то не получится, денег мало.

После разговора с Шукшиным на маленькой кухне прошло больше двух лет. И вот пришла весть: Макарыч просил появиться в Москве. Запускают “Разина”.

Я получался виновником нервотрёпок ещё не начавшегося фильма. Макарыч всё видел, но от меня не отрекался. Я уже готов был отступиться. Макарыч свирепел: “Ты что! Даром не сдадимся!” Администрация начала меня тихо “садить”. Приеду с выбора натуры — нет мне места в гостинице, на улице ночую; и понеслись слухи к Макарычу, что у меня несносный характер.

На студии тогда решили фильм заморозить, но постепенно.

- - -

Мы начали поездки по местам разинских походов. Ездили по стране, сидели в хранилищах, накапливали иконографический материал. Изрядно утомившись, “прошли” Саратов, Симбирск, Казань, Свияжск. В разгаре лета появились мы в Астрахани. Был июль 1970 года.

Шукшин спрашивал многих: “Сколько поколений своей фамилии ты помнишь?” Выходило, вся наша история заканчивается на бабушке. Нет у нас ни одной крестьянской фамилии, прослеженной хотя бы до пятого колена. О разрушении рода, семьи крестьянской он копил материал.

Студийное сопротивление Шукшин ощущал. Бритиков избегал разговора, был неискренен. Сценарий всё же был принят в Госкино.

«Будь я тогда поумнее, работалось бы сейчас вольготнее. Высовываться рано начал. Дурачка надо подольше корчить, — сокрушался Макарыч.

- - -

При расчетах его умудрялись обманывать даже администраторы: он никогда не пересчитывал совал полученное в задний карман и молча уходил.

- - -

Директор фильма играл свою роль исправно, зная, что фильма “Степан Разин” не будет. Но не открывал правду Шукшину.

Особой была поездка на Вологодчину — Кубенское озеро, Белозерск, Кириллов... В Вологде Шукшин остановился у В. И. Белова. С Беловым Шукшин познакомил меня раньше, в Москве. Ещё будучи студентом Литинститута, Белов прочитал первый сборник Шукшина — “Сельские жители”, написал ему письмо. С тех пор неотступно советовал Шукшину бросить кино, заняться литературой. С тех пор они и спознались, и ко дню нашей поездки были уже давними знакомцами, хлебнувшими немало житейского лиха.

- - -

Замысел фильма разрастался. Накапливалось историческое знание. Литературный эскиз сценария “Я пришёл дать вам волю” был уже тесен для автора.

«В "Степана Разина" меня ведёт та же тема, которая началась давно и сразу — российское крестьянство, его судьбы, — пояснял Шукшин. — Как только всерьёз захочешь понять процессы, происходящие в русском крестьянстве, так сразу появляется непреодолимое желание посмотреть на них оттуда, издалека.

Средоточие национальных особенностей русского народа, вместившихся в одну фигуру, в одну душу. Разин сделался народным героем, потому что первый рванулся к воле всеобщей, не сословной, а поголовной», — считал он.

Но вот пришёл час. Сильные мира киностудии имени Горького в лице редакторов и членов художественного совета, среди которых были С. Ростоцкий, М. Донской, Т. Лиознова, и отсутствующих, но разделивших мнение художественного совета С. Герасимова и Л. Кулиджанова, под председательством директора студии Г. Бритикова, прекратили проведение подготовительных работ по фильму “Степан Разин”. Худсовет был единодушный и недолгий. Решение: закрыть на неопределённый срок, до лучших времён.

Невесело вышли мы после худсовета со студии проклиная в душе день, когда судьба впутала нас в кино. А тут ещё, проходя возле ВГИКа, увидел выходящих из его дверей С. Герасимова с Т. Макаровой, окружённых народом. У машины он остановился, и мы услышали дружный смех. Шукшин приостановился, съёжился, потом опустил голову и пошёл мимо.

В утешение Госкино позволило Шукшину запуститься со сценарием “Печки-лавочки”, ранее отвергнутым для постановки.

«Печки — лавочки»

В первые дни после печального худсовета Шукшин решает тщательно заняться режиссурой, оглядеться. Роль Ивана Расторгуева, проверено, отыграет Лёня Куравлёв. Силу набрал уже, но надо бы и “пошатать” — маску наработал. Макарыч в Куравлёве не сомневался и долго его не трогал, может, и хорошо делал.

Когда уже укомплектовался основной исполнительский состав, посмотрели в театре “Современник” “Майора Тоота и других”. Бурков, исполнявший роль ассенизатора, приглянулся Шукшину. Дали согласие сниматься Санаев, Любшин. Набрана крепкая группа окружения. Пришло время, Шукшин поручил помощникам отыскать Куравлёева для утверждения. Долго отлавливали. Он в Одессе. Слухи шли впереди — согласился исполнить роль Робинзона Крузо. Шукшин не хотел слышать: “Я с ним загодя сговорился!” Но ещё надеялся — подождём, может, одумается. Не одумался Лёня.

Подсмеивался над артельностью кино Василий Белов: “Стадом кто искусство когда делал?”

Доброхоты уже доносили: “Куравлёв у Лиозновой утверждён на роль Шелленберга”. И тогда-то он не сдержался, сказал Куравлёву: “Что ж ты мне под самый-то дых дал?!»

- - -

Семейная жизнь была у него сложнейшая, не зря он часто называл её «чесоткой». В московской квартире был только матрас. Первую мебель купили по сходной цене в магазине «Детский мир». Это был маленький столик и два стульчика. Шиковать — это и в дальнейшем будет не про них. После рождения двух дочерей продолжали жить в той же однокомнатной, малогабаритной квартирке. Пока девочки спали, Шукшин работал на пишущей машинке на кухне, днём в туалете. Он клал на колени фанерку, на ней писал. Детей любил и работу любил. Работа его спасала.

В те смутные дни Шукшин приехал с раскладушкой на Масловку, в арендуемое мной жильё. Через несколько дней звонит Лида. Вася рычит. Но Маша с Олей больны, — он собирается домой. Когда заболевали дети, заболевал и Макарыч. Как же он переживал за них, при слове о детях он забывал обо всём.

- - -

Картина “Печки-лавочки” пошла в работу внезапно, никаких сроков на отработку замысла не было. Шукшин осознанно не хотел сниматься в “Печках-лавочках”, так же как осознанно знал — Степана Разина сыграет сам.

…Из него кровушки за его десять «горьковских» лет попили немало. С. Герасимов изящно умыл руки, как сделал когда-то то же самое М. Ромм. Каждый в свой черёд расшифровал своего ученика и предпочёл от него отстраниться. Мне вспомнились слова Макарыча: “Ну, мне конец, я расшифровался Бритикову. Я ему о геноциде против России все свои думы выговорил”».

Обстоятельства производства складывались горящие — съёмки без подготовки, всё в спешке.

Перед съёмкой, утверждая намеченные места окончательно, на пароме увидели мы впервые Федю Тилилецкого, он развлекал игрой на балалайке застигнутых на пароме; невольными слушателями концерта оказались и мы.

Федя незаметно прижился в школе деревни Шульгин Лог, где лагерем квартировала съемочная группа. Паспорта у него не было, вообще никаких документов, и ничего, кроме телогрейки и балалайки. “Художническая душа была у Феди”, — вспоминали потом участники тех съёмок.

Перед завершением съёмок в Шульгином Логе остались ночевать в Сростках. Обговорено было — финал снять на Бикете, где теперь проходят Шукшинские чтения.

Шукшин держался, особенно ради реплики “Всё, ребята, конец!”. Он не расшифровал её, но смысл в ней видел однозначный — для русского Ивана...

К ужасу своему, он узнал, что даже в областных конторах кинопроката существуют ещё редакторские ножницы. А кто даёт указание? Конкретно не докопаешься.

Эх, и нервищ истратил Шукшин на проведение съёмок! Ничего не было готово, всё организовывалось в кадре. Шукшин никогда не отменял съёмку, чего бы ни учиняли её организаторы. Про себя скрипел, но снимал. Тут же на съёмке переделывал сцену для тех обстоятельств, в которые его судьба бросала, и лепил эпизод.

...Чем больше видел Шукшина в работе, в житейском круге, тем больше жалило какое-то его одиночество — вроде никогда не бывал без собеседников и коллег, а всё же был как-то отстранён, одинок. Ни один из маститых режиссеров студии его не поддерживал. Детей любил и работу любил. Работа его спасала.

Больше месяца проводил озвучивание, шлифовал текст. Выравнивал сюжетный бег картины. Редактура продолжалась в течение всего 1972 года: убирали целые эпизоды, сокращали героев, роли, реплики, крупные планы. Шукшину было настолько жаль терять эти сцены, что 3 мая 1972 года он попал в больницу. В очередной раз, показывая редакторскому совету студии, мы записали обсуждение на диктофон. По выступлениям редакторов две трети материала подлежало исключению. До конца года возился Шукшин с поправками к фильму. Весело?..

Фильм «Печки-лавочки» шесть месяцев резали. После „кастрации“ самых ярких эпизодов дали низкую третью категорию, и лишь смерть Шукшина помогла — дали первую категорию и вернули в прокат.

Приближалось время работы по “Калине красной”.

«Калина красная»

В периодической печати тех дней, если не еженедельно, то близко к тому, появлялись или публикации Шукшина, или критические разборы его творчества. Всевозможные НИИ зачастили приглашать на выступления читать новые рассказы.

Случилось радостное событие. Шукшин получил государственную квартиру на улице Бочкова, в которой он успел прожить не более полутора лет. Впервые обрёл кабинет для работы, поставил письменный стол.

Сразу по окончании съёмок “Печек-лавочек”, чтобы запустить “Разина”, Шукшин стучался в двери многих кабинетов Госкино и “Мосфильма”. На “Мосфильме” в ту пору вошёл в силу генеральный директор Н. Сизов. Он после первой встречи поверил в Шукшина: предложил ему снять киноповесть “Калина красная”.

Шукшин предложением Сизова загорелся. Обратился к худруку 1-го, объединения С. Ф. Бондарчуку, и в очень короткий срок “Калина красная” была запущена в производство...

Нервы, изведённые на хлопоты, дали себя знать. В очередной раз ложится он в клинику “подлатать”, по его словам, желудок. Там он начинал режиссёрский сценарий, раскладывая сценарные события на окрестности Белозерска, высмотренные ещё на выборе разинской натуры...

Не долечившись, Шукшин прямо из больницы, без всякого подготовительного периода, с чудовищной съёмочной группой, куда “Мосфильм” щедро свалил весь свой кадровый шлак, мчится в Вологодскую область догонять ушедшую натуру для “Калины красной”.

Весной без долгих поисков мы утвердились в пунктах: Белозерск, Кириллов, Шексна, Шабанова Гора, озера — Лось-Казацкое и Белое.

…Первый день съёмок в экспедиции торопили. Были ещё грязные дороги, шофёры не хотят съезжать с асфальта — кому охота грязь потом отмывать? Цвела верба, зеленели бугорки. Егор Прокудин пахал землю, останавливался у березовой заросли и затевал разговор с березами.

Основная съёмочная группа скоро притёрлась к торопливой работе Шукшина и до конца участливо помогала обогнать производственный план. В семь утра подъём. Выезд на съёмку в 8 часов 30 минут. По окончании съёмки ехали утверждать завтрашние планы, присматривали новые места. Фантазировали вечером, как приспособить натуру к тексту.

Остановок в съёмках Шукшин себе не позволял: нет исполнителя эпизодической роли — он переделывает эпизод для тех, кто под рукой, берёт людей из массовки.

В штабе съемочной группы в Доме колхозника он поспешно распорядился, кому что делать, объяснился с нерадивым мосфильмовским работником.

«Разговор на нервах» с техническим работником.

Собирались снять сцену в живом интерьере избы одинокой бабушки Ефимьи Ефимьевны Быстровой. Возникло предложение: снять владелицу найденного интерьера в роли матери Егора Прокудина. Оставшись после съёмок в деревне, мы пили чай у бабушки, звали всю правду о себе рассказать. Бабушка наговорила свою судьбу, отвечая на вопросы Любы, заготовленные режиссёром. Получив этот синхронный рассказ из нескольких вариантов, мы эпизод сняли, досъёмок не потребовалось. Перед отъездом из экспедиции я забежал к Ефимье Ефимьевне. В углу избы остался один маленький бумажный образок, приклеенный к доске. Собиратели икон, сотрудники “Мосфильма”, обобрали бабушку.

- - -

Госкино выделило на съёмку „Калины красной“ всего 3 тысячи 600 метров дефицитной тогда плёнки «Кодак». А для работы нужно было в шесть раз больше.

Василий Белов, прибывший из своей Тимонихи в окрестности Белозерска пишет: «...ощущалась какая-то подкожная грусть, я видел его нутряную усталость. Картина, видимо, совсем его вымотала».

«Калина красная» — это душа Шукшина, пропечатанная в плёнке. Он не сыграл роль Егора Прокудина, а прожил всю его жизнь за 108 минут экранного времени. Она приготавливала его к большой картине «Степан Разин», которая для Шукшина была главным делом жизни и которую ему так и не дали снять…

Он предвидел, что большой худсовет «Мосфильма» примет картину «в штыки». Поэтому очень торопилился закончить работу, пока мосфильмовские мэтры были в летних отпусках. Иначе бы замучили требованиями переделок, а потом вовсе бы закрыли. И съёмки провели за 2 месяца и 22 дня вместо положенных по плану четырёх с половиной месяцев.

Наступил день просмотра генеральной дирекцией. Редакционная коллегия Госкино предложила поправки, которые можно было сделать, только сняв фильм заново...

И вот посмотрели фильм на дачах, и слышно стало — кому-то понравился. Сделав сравнительно немного купюр, Шукшин сдал картину, сам того не ожидая.

Фильм "Калина красная" вышел на экраны страны в 1974 году и буквально потряс зрителей. Без преувеличения можно было сказать, что ничего подобного в отечественном кинематографе ещё не было. Рассказывает С. Бондарчук: "Помню один из первых просмотров фильма. Это было в Госплане СССР. Так случилось, что до последней минуты мы не знали, будем показывать фильм или нет. Все были очень напряжены, особенно Шукшин. Просмотр всё-таки состоялся. Когда фильм окончился, зрители аплодировали и на глазах у многих были слезы, Шукшин всё повторял мне: "Ты видишь, им понравилось!" Он ликовал".

Сразу, как “Калина красная” была принята в Госкино, густо пошли просмотры. На автора обрушилась лавина врачующих и ранящих отзывов. Он успел ощутить нарастающий зрительский интерес к фильму разных слоев общества.

Мне жаль Егора из „Калины красной“, жаль до боли, до содрогания за эту судьбу, — сказал Шукшин в одном из последних интервью. — Сложись обстоятельства иначе, он мог бы стать незаурядным человеком. Я хотел сказать об ответственности… За всё, что происходит сейчас на земле, придётся отвечать всем. И за хорошее, и за плохое. За ложь, за безсовестность, за паразитический образ жизни, за трусость и измену — за всё придётся платить. Платить сполна»...

Покаялся он всенародно на экране, когда его герой в «Калине красной» перед самой смертью говорит: «Господи, прости меня, если сможешь!». Зрители сравнивали ощущение от просмотра этого эпизода с подсматриванием чужой исповеди.

…“Калина красная” вырывалась на экран без рекламы особенно ярко в глубинках России. На Украине, Урале, в Кемерове её запрещали, а всякий запрет у нас — лучшая реклама. Прокат фильма расширился, картину показывали по телевидению (только через десять лет) по причине приносимой прибыли кинопрокату. Мне рассказывал работник проката Казахстана: в городе Аркалык заключённые строили кинотеатр “Октябрь” и, чтобы успеть к юбилею, поставили условие начальству — показать в новом зале строителям два раза подряд “Калину красную”, и обе стороны слово сдержали. Какой же это был просмотр! “Вот где надо было лица снимать”, — советовал мне прокатчик. Шукшин этого уже не узнал.

В последний год Макарыч становился не на шутку популярным. Публичная слава его тронуть не могла, а только отвлекала. Жилось ему ещё тяжелее…

Гибель Шукшина и первый год после

Утром 2 октября 1974 года мы прилетели из Уральска (города, где Пугачев с колокольни батюшку тамошней церкви столкнул). Мы попали в Уральск по розыскам для фильма о Степане Разине. На “Мосфильме” нам платили жалованье, комплектовалась съемочная группа, назначен директор фильма, Лазарь Милькис. Из аэропорта Быково быстро добрался я до своего жилья в Свиблове. Раздался звонок. Я не поднял трубки, прикинув: сегодня отснятые плёнки мне не проявят.

Шукшина отпустит Бондарчук со съёмок “Они сражались за Родину” к 10 октября... Радость полнила, всё идёт, как никогда и не бывало. Сбывается наконец фильм “Разин”, на “Мосфильме” даже технику и плёнку “Кодак” обещают… Тут раздался опять долгий пугающий звонок. Я подлетел к телефону и услышал: “Умер Шукшин”. Говорю: “Шутите вы очень зло”. Голос повторил уверенно, с каким-то внутренним напором, близким к торжеству: “Нет, его больше не существует”. Я спрашиваю: “Кто говорит?” Он называется — Милькис, директор.

Не помню, как я добрался на “Мосфильм”. В группе много незнакомых, на столе лежит несколько фотографий Шукшина. Я выбрал портрет, сделанный Ковтуном, говорю: “Вот его любимая фотография”. Пронзительная фотография эта была на панихиде, а после на могиле.

Понеслись дела, похоронные, житейские. Всё шло как под наркозом. Я держался на валидоле. Где хоронить? Сибиряки просят везти в Сибирь. Мать слёзно требует — в Сростки. Но и Москва хоронить с почётом любит. Завещания нет. Через день мы с Лёшей Ваниным сдали паспорт Макарыча. Разрешено было хоронить на Введенском кладбище. Там уже и могилу приготовили. Многие включились помочь добыть место на Новодевичьем кладбище. Ясно одно: если б знать, что на могилу к нему не пройдёшь, не стоило бы и огород городить. Я сам тогда разговаривал по телефону с Михалковым. Сергей Михалков сказал тогда: “На Новодевичьем кладбище для писателей есть несколько мест, и претендентов много. Шукшин в их число не входит!”

Василий Белов отправил телеграмму Шолохову: “На московской земле не нашлось места для Шукшина. Необходимо Ваше вмешательство”. Позднее выяснилось: Шолохов телеграммы не получал.

Когда сообщили Косыгину. Брежнев был в это время в ГДР — будто бы и ему докладывали, возможно. Короче, определилось Новодевичье.

- - -

Умер, как известно, Макарыч на Дону, возле станицы Клетской, на теплоходе, арендованном съёмочной группой “Они сражались за Родину” как гостиница. Фотограф-криминалист сделал снимки усопшего Шукшина: он лежит на койке, руки на сердце, волосы реденькие, рядом с лежанкой стоят сапоги. Как будто прилёг ненадолго. На тумбочке — большая пачка книг, по описи, у него в каюте их было 98 названий.

Тело увезли в Волгоград, там сделали вскрытие почему-то в присутствии студентов. Дали заключение: «сердечная недостаточность». Тело на военно-транспортном самолете переправили в Москву и отвезли в морг больницы Склифосовского. В хлопотах о кладбище мы пропустили будние дни, наступили суббота и воскресенье. Попытались добиться вскрытия в морге в Москве, нам отказали, сказали: уже есть заключение о смерти.

Прощание в Доме кино запомнили други и недруги. Сколько же за эти годы видел я людей, которые, насмехаясь над Шукшиным при жизни, — после смерти стали писать о нём как друзья. Примеров приводить нет резона, достаточно приглядеться к длинному перечню имён авторов, о нём пишущих.

Впервые я хоронил близкого человека (через год после смерти Шукшина хоронил отца и перенёс похороны легче). Незнакомый человек подошёл ко мне, передал узелок маленький, сказал: “Это отпетая в церкви земля”. Попросил положить её в гроб. Я удивился — отчего он сам не положит, а он говорит, ему не пройти, его не пустят. Я провёл его.

К концу панихиды Мария Сергеевна, мама В. М. Шукшина просит меня вытащить из гроба калину, от неё сырости много; её действительно много нанесли, и я, убирая маленькие веточки, под белым покрывалом нащупал много крестиков, иконок и узелков. Если б не этот незнакомец, я бы их выгреб в горячке. Много прошло возле гроба россиян, и они положили заветное Шукшину в гроб. Его хоронили как христианина.

- - -

Эпизод, связанный с теми скорбными днями. Последние месяцы Макарыч был больше обычного возбуждён и очень насторожен. Подробно рассказывал, что уж очень напористо идёт на контакт один композитор. Он тогда круто огибал Макарыча вниманием, снабжал информацией разной, в числе прочего принёс ему книгу — тоненькую, напечатанную с “ятью” С. Нилусом в начале века, “Протоколы сионских мудрецов”. Макарыч прочитал эти протоколы и, улетая на последнюю досъемку в станицу Клетскую, намереваясь вернуться через неделю, оставил их мне с условием — читать и помалкивать.

Вечером, уйдя от него, я начал читать и не бросил, пока не дочёл до конца. На следующий день Макарыч улетал во второй половине дня, мы ещё перезвонились, он спросил: “Ну как тебе сказочка? Мурашки по спине забегали? Жизненная сказочка — правдивая. Наполовину осуществлённая». Макарыч улетел, а вернулся в цинковом гробу.

После похорон кинематографисты ощутили народное признание (Шукшина обычно представляли с оговорками — мужик не без способностей).

Когда все разошлись, его могила осталась укрытой множеством веток калины, которые принесли и близкие, и незнакомые люди, искренне любившие Василия Шукшина.

Перед глазами стояла справка-заключение о смерти на синеватом бланке, где против типографской “причина смерти” от руки было написано: «сердечная недостаточность»... Как же так?! Перед самым началом съёмок фильма “Они сражались за Родину” Макарыч лежал в клинической больнице в Кунцево по поводу язвы желудка. Лечащие врачи опекали его. Это были два приветливых специалиста. Демонстрируя кардиограммы Макарыча, говорили (при мне это было): “Сердце у тебя — слава Богу, кофе пока пей, а курить лучше бросай”.

По сей день часто слышу: Шукшин загубил себя сам — перегружался работой и пил. Так вот, клятвенно свидетельствую: с 1969 года (я работал с ним до последних дней) ни разу ни с кем он не выпивал. Даже на двух его днях рождения не тронул он спиртного, рассказывал не без гордости: у Шолохова в гостях не выпил, на что тот обиженный обронил ему: “Буду в Москве у тебя, чашки чаю не трону”.

Однажды я расспрашивал его: “Как это тебе удаётся? Иль ты себе пружину какую вшил?” Он не сердился, прохаживаясь по номеру гостиницы: “Не в пружинах дело. Был я, у одного старичка доктора, и из той беседы вынес — только сам я без лекарств, кузнец своего тела. Надо обуздывать себя. И стал я стро̀жить своё тело и язык, и вот уже семь лет держусь в форме. Все искушения гашу работой”. И как же он работал! — рассвет его не сваливал в кровать!

Все годы, сколько я знал Макарыча, он страдал язвой желудка. Желудок лечил всю жизнь, а в заключении о смерти — «сердечная недостаточность», а язвы желудка — нет. Вот это насторожило и тогда, и сейчас туманно.

Первые годы многие сибиряки просили, чтобы я написал о нём. Но я долго не мог опомниться от внезапного его ухода. Он единственный, кто меня поддерживал и увлекал. Для его дела я решил положить жизнь, верил, что он переживёт меня, и уж некролог-то обо мне напишет душевный, тем более что не единожды слышал от него: “Буду жить семьдесят пять лет”, — и к шестидесяти собирался писать воспоминания, а пока торопился писать намеченное.

...Я бреду как в тумане,

Вместо компаса — злость.

Отчего, россияне,

Так у нас повелось?

Только явится парень

Неуёмной души,

И сгорит, как Гагарин,

И замрёт, как Шукшин.

Как Есенин, повиснет,

Как Вампилов, нырнёт…

Словно кто, поразмыслив,

Стреляет их влёт...

Вл. Солоухин

«Нам бы про душу не забыть, — говорил Василий Макарович, — нам бы немножко добрее быть… Нам бы с нашими большими скоростями не забыть, что мы люди … Мы один раз, уж так случилось, живём на земле. Ну, так и будь ты повнимательнее друг к другу, подобрее… Неосторожным словом можем, например обидеть, оскорбить походя и не заметить этого».

О подменах вспоминающих

Может, тогда и записал он в дневнике: “Те, кому я так или иначе помогаю, даже не подозревают, как они-то мне помогают”.

Вспомнил слова Шукшина: “Чтобы появился Достоевский, тысячи должны писать”. У Макарыча была деревенская совестливость.

…Для Шукшина понятие “дружба” было преувеличением даже для его отношений с Василием Беловым, а уж тем более с Бурковым.

Приведу список часто и дружелюбно поминаемых им: Лёша Ванин, Саня Саранцев, Гена Шпаликов, Иван Рыжов, Муся Виноградова, Люба Соколова, Жанна Прохоренко, Лёша Петренко; с интересом — Вадим Спиридонов; настороженно — Жора Бурков. Кумирами для него были Иван Пырьев, Николай Охлопков, Александр Твардовский, Михаил Шолохов, Леонид Леонов. В последний год лично познакомился с Георгием Свиридовым и архитектором Мельниковым, но, пожалуй, ближе других его душе были ровесники Василий Белов и Валентин Распутин. Тарковский, Товстоногов, Климов, Панфилов — оппоненты. Шукшин люто не принимал Евтушенко, Окуджаву, Вознесенского и всех космополитов».

“Калину красную” в Доме кино приняли так же, как когда-то — на моей памяти лишь один фильм — “Летят журавли”. На тот просмотр Шукшин приходил из больницы.

Председатель Госкино Ф. Ермаш, неожиданно заявил Шукшину повелительным тоном: “Исполнишь роль Лопахина у Бондарчука — и приступишь к своему “Разину”.

…Без радости согласился он исполнять роль Лопахина, погрузился же в неё плотно. Даже к середине съёмок отношения с С. Бондарчуком, который всегда окружён “персонами”, остаются официальными. “Не получится у меня с ним по-человечески, — сожалел Шукшин. — Хорошо, рядом свой человек, Лёша Ванин».

В конце лета 1974 года из Астрахани заехали мы в станицу Клетскую, ночевали на “Дунае”. Снял я тогда Макарыча с Бурковым в салоне “рафика”. На корабле он сказал мне: “Вот, Жора на два фронта жить давно научен. И нашим, и вашим. Бывает, едва сдерживаюсь, — говорил он. — Лёшу Ванина в упор не видит, тот ему не пригодится никогда, а с Юрой Никулиным, Бондарчуком, ух, преклонен... и находчив. А тут ещё Жора без меня определяет уже в разинское. Скоро Жора и говорить за меня будет...».

В этот момент входит в каюту артист окружения, боксер Копящий, и сразу уходит. Макарыч продолжает: — Видишь, всё те же окружают. Помнишь, как он на «Калине», тоже будучи в окружении, протестовал против съёмки самодеятельности.

Жора и Ю. Никулин травят анекдоты

Чувствую — “Разина” мне не снимать. Даже если и запустят, то будет это моя последняя работа с Шукшиным. Или поссорят, или заменят административным приказом.

В это время приехал Макарыч для очередных переговоров по разинским делам. При первой же встрече я выложил ему свои намерения разойтись без боли. Выслушав меня, он, поиграв желваками, заходил по кухне, глаза стали влажными: “Ещё бить не начали, а ты уже согнулся?! Я тебе какие поводы дал к предательству? Говорят!.. Лида говорит — баба же она!.. Не видишь — идёт игра?! “Разина” оттягивают, чтобы опять спустить всё дело в песок.

Да никому он не нужен, Разин этот, а с ним и молчаливый русский люд... Далее он нарисовал тактическую перспективу: “С “Разиным” всё будет не просто, скорее всего, не дадут начинать под всякими уловками. Чувствую, что Бондарчук не станет драться за меня. Итальянцы объявились с сериалом о Достоевском — роль на полжизни. Договорятся, загонят — куда денешься! — (Летом 1974 года к Шукшину обратились итальянские кинематографисты с предложением стать одним из сценаристов и исполнить роль Ф. М. Достоевского в многосерийном фильме.) Не только тебе яму роют... А против тебя мне льют даже твои знакомые. Там, ближе к делу, будем думать, как действовать. Вот, брат, русский дух”. Поведал тогда же о своих впечатлениях по поводу съёмки народных, трудно собираемых, артистов: “Как представлю себе их всех вместе, облачённых в одежды разинских есаулов, — почти все разъевшиеся... Ну не верю ни одному их слову, одетых в солдат и говорящих из траншеи... Ну убей, не верю! А где добыть свежие силы? ”.

В своих воспоминаниях Бурков пишет ещё и о том, что Шукшин якобы очень болезненно переживал ярлык “деревенщик”. Если и обижался, то в первые послеинститутские годы. Обижали его другие ярлыки: когда он заговаривал о Есенине, М. Воронцове, Победоносцеве, Столыпине, Лескове, об угнетении русских, то его клеймили националистом, славянофилом, антисемитом. “Только космополитом ни разу не окрестили”, — успокаивал себя Шукшин. Кто только не поносил его в Москве!

На корабле сочинял Макарыч пьесу-сказку “Ванька, смотри!” (после его смерти она появилась в журнале “Наш современник” под другим названием — “До третьих петухов”). Писал её с жаром, несмотря на занятость и перерывы из-за поездок. Он писал пьесу для русских и о роли «доброхотов», калечащих простодушную нацию. Ни один театр державы, а их только в Москве больше двухсот (!.. ), не поставил пьесы «Ванька, смотри!» («До третьих петухов»), а критические стрелы в её адрес до сего дня летят.

Никогда он не халтурил, не делал ничего в половину своих возможностей. Ни в литературе, ни в кино, ни в жизни. «Родина — это серьёзно», — одна из самых важных его записей, но серьёзным было для него всё, что понятие Родины, не абстрактное, а очень конкретное, включало. Именно от этой совестливости, от неумения расслабиться, разжать кулаки, сбросить напряжение он надрывался и сгорал.

Записи по случаю

… Макарыч удивлялся: «Никто не вспомнит немецкого профессора Шубарта, написавшего, между прочим, в начале ХХ века: «Англичанин хочет видеть мир как фабрику, француз — Записи по случаю 117 как салон, немец — как казарму, русский — как церковь. Англичанин хочет заработать на людях, француз хочет им импонировать, немец — ими командовать, и только русский — не хочет ничего. Он не хочет делать ближнего своего средством. Это есть ядро русской мысли о братстве и это есть Евангелие Будущего!»

От себя добавил: «Основное ядро жадных на работу тружеников назвали кулаками и истребили в первые годы советской власти. Уцелевшие затаились, быдло верховодит, и по нему судят русский народ».

Через много лет я ещё дважды попадал на Дон: на ту косу, где стоял на приколе «Дунай» — вблизи хутора Мелоголовский. На Дону старожилы района станицы Клетская создали в ней музей памяти Шукшина; главой музея стал Николай Дранников. Там, у обелиска, 2 октября — уже много лет — отмечается день памяти Шукшина.

После своего выступления я пошёл по склону холма. Ко мне подошёл незнакомый человек и нервной скороговоркой представился: «Алексей. Был 2-го октября 1974 года, в составе группы эвакуации на теплоходе «Дунай», в каюте, где произошла смерть Шукшина. Мы прибыли в начале четвертого и должны были перевезти тело в Волгоград. Уже на «Дунае» нам велено было оставить его в каюте до приезда врачей. Он лежал ничком поперёк койки в одежде.

Мы положили его нормально, сняв верхнюю одежду и сапоги. Тело было уже полуокоченевшее... закрыли его одеялом, а сапоги и тапочки поставили там, где они стоят на снимках, опубликованных в печати. В каюте был кавардак; кроме нас, приехавших за телом, там был какой-то мужик — широкоплечий, невысокий, с головой, посаженной без шеи в туловище. Уходя, он в грубой форме приказал: «Идиоты, наведите порядок!» Мы собрали, сложили все разбросанные вещи и бумаги…

С тех пор судьба Шукшина меня зацепила... Не задавайте мне вопросов. Я сообщил вам факты, потому что просмотрел вашу книгу «Шукшин в кадре и за кадром».

Внезапно простившись, он ушёл и растворился в многолюдье. Глядя ему вслед, я не чувствовал потребности задавать вопросы...

Много позже (когда Панкратов-Черный пересказал свой разговор с Г. Бурковым, в котором тот поведал о насильственной смерти Макарыча — инфарктным газом, пахнущим корицей. Именно так пахнет газ, вызывающий спазмы сердца, — и просил обнародовать сей факт только после его, т. е. Буркова, смерти, что Панкратов-Черный и сделал) я вспомнил слова Алексея на берегу Дона и мне стало понятно, почему Жора явно нервничал, когда я упорно просил: «Расскажи о последней встрече твоей с Макарычем! Ты же видел его последний». Всякий раз Жора излагал мне другой ход события. Ясно было — уклонялся, чего-то не договаривал и почему-то ему самому было тошно...

Схема гибели Макарыча, скорее всего, была такова. Предположим, что кому-то из работников группы или журналистов, кои в последние дни густо кружились вокруг шукшинской каюты, некто поручил изъять записи Шукшина или текст пьесы «Ванька, смотри!». Возможно, то был один актёр окружения, которого Макарыч давно вычислил как чьего-то соглядатая, и сказал о том в нашей последней беседе. И вот, «порученец» проникает в каюту Шукшина, чтобы взять потребную рукопись, но в известном похитителю месте её нет; тогда он начинает рыться среди книг и «выходит из графика» — входит Шукшин и видит в своей каюте субъекта, которого знает в лицо. Помня горячность Макарыча, можно предположить, что возникла потасовка.

«Искатель» гадко вляпался и решает уложить хозяина каюты без сознания — стреляет, скажем, из газового пистолета или баллончика. Заслышав издали возню, является Бурков. Убрать второго — как-то слишком (задания такого нет; а может, и отрава кончилась в баллоне). «Искателю» провал его грозит разоблачением, тогда он обещает Буркову: «Ляпнешь, сдохнешь!» Обет молчания доконал душу Буркова... Шли годы. Жора стал проговариваться, особенно при подпитии. В конце концов попал в больницу — тот же диагноз: «сердечная недостаточность» и — на тот свет... Ох, как много людей, знавших правду, ушло со света белого с таким «диагнозом» и молча!

Шукшин умер, как лаконично выразился композитор В. Гаврилин в недавно изданном его дневнике: «Люди, говорящие правду, умирают не от болезней».

Вспоминаю теперь свою оплошность: на панихиде в Доме кино, Л. Федосеева передала мне прядь волос Василия; я носил их в сжатой горсти, а когда попросили меня положить в гроб узелок с отпетой в церкви землёй, я туда же положил и волосы Макарыча... поступком сим похоронил возможность узнать причину смерти Шукшина. По анализу волос определили же причину смерти Наполеона, но я тогда вообще ничего не помнил и не понимал...

…Бесполезно было выяснять и в других инстанциях причину смерти. Отчего запретили повторную экспертизу в Москве в институте им. Склифосовского? Зловещих признаков отравления имелось много…»

Из книги В. Белова «В. М. Шукшин. Тяжесть креста»

«…Весть о внезапной шукшинской смерти застала меня в деревне. Жена по телефону сообщила об этом ужасном событии. Не очень хорошо запомнил я все последующие дни и часы. Не стало самого верного друга, и многое вообще потеряло значение!

Насколько помню, главную тяжесть похорон Макарыча принял на свои плечи А. Д. Заболоцкий.

Сам он в это время находился в морге института им. Склифосовского. Мы с ним и ещё с кем-то проникли в это печальное место. Макарыч, словно живой, лежал на постаменте. Это возвышение было то ли мраморное, то ли оббитое жестью. Казалось, что трагическое выражение в шукшинском облике появлялось по мере того, как мы вглядывались в его такое родное, такое близкое лицо, уже подёрнутое смертельным безкровием.

Очередь желающих попрощаться с Шукшиным повергла в изумление даже гугнивого Евтушенко. В Доме кино кинематографические бонзы хватали нарукавные повязки и суетливо сменялись у гроба нашего друга. Кто-то что-то делал, кто-то что-то говорил... Гроб завален был красными гроздьями. На Новодевичье приехало так много народу, что я с трудом сквозь густую толпу пробрался ближе к Макарычу. В давке пришлось пролезать под гробом...

Без нашего ведома растут скорбные списки.

В последний раз я видел Макарыча летом. Они о чём-то договаривались с Н. Губенко. Довезли меня до метро, я уезжал в Вологду, а Макарыч в этот же день улетал на Дон в группу Бондарчука.

Мы суетливо расстались где-то около центра, на Садовом. Следующая наша встреча произошла тоже на Садовом, в морге института им. Склифосовского... Мне и сейчас лучше не вспоминать эту печальную встречу с другом.

Ему не удалось пожить ни в новой, наконец полученной квартире, ни в новой для него обстановке, свободной от кино, пожить свободным от предательства сподвижников, засилья льстивых, коварных «французов», свободным от постоянной материальной нужды и боязни за беззащитных родных и близких людей.

Но и с того, с другого берега Макарыч, из своего драматургического шедевра-завещания продолжает кричать: «Ванька, смотри!»

Россия будет всегда благодарна Шукшину за этот предостерегающий окрик, хотя мы не услышали этот окрик в нужное время.

Шукшин умел учиться, на ходу постигал секреты мастерства, не боялся никакой критики, признавал любую, кроме заведомо лживой, сказанной с определёнными целями.

Он никого не мог обижать, поскольку от природы был добр, хотя коллективных врагов из стана Фридриха Горенштейна глубоко презирал. Упомянутый стан ещё при живом Шукшине почти открыто противостоял его родине — России.

Ему выпала иная стезя, иная доля, связанная с колхозной нуждой, с флотской службой, тяжёлой работе на стройках и т.д. А кто бы работал на поле и стройке, кто бы служил на кораблях? Фридрихи, что ли? Они бы ничего этого делать не стали. Диплом давал фридриху горенштейну право на гнусные слова о «фальшивом» алтайском интеллигенте, будто бы печатающемся где ни попадя.

С помощью дипломов вручались в их ведение художественные и технические институты, академические театры, киностудии, важные должности в областях и столицах. Для крестьянских детей после этого уже не было зелёного света в искусство, в литературу. Впрочем, ни на талантливые поэмы, ни на романы фридрихи не способны, иное дело эпиграммы или двусмысленные сальные пародии. В этой сфере они непревзойденны и по сие время.

Нет, совсем, совсем не вовремя умирают такие люди, как Шукшин!

- - -

Вытравила из жизни горбачевско-ельцинская перестройка, не стало мощных, на весь мир прославленных издательств, когда уничтожена могучая книжная культура, когда на книжный рынок хлынула безжалостная и вонючая детективно-сексуально-суицидная волна?

Деревня была уничтожена теми же силами, от которых погибли и праздники, и Ганин, и Есенин. Да и сам Шукшин.

Судьбы русской культуры плотно увязаны с гибелью Пушкина и Есенина. А сколько их было, не менее трагических жизненных финалов, завершавших путь наших национальных творцов! Предчувствия не оставляли и самого Шукшина. После создания сказки эти предчувствия явно обострились...

…Он спешил, потому что знал о своих сроках, видел, что не успевает. Он ощущал приближение очередного разгрома. Гроза над Родиной приближалась, он её чувствовал и торопился, как торопятся на покосе сметать стог. Вот уже падают первые крупные капли, а стог только-только начат.

«…Эх, сколько мы не знаем, Васюха! И это ещё — не край, есть и другое, и много».

(из письма В. М. Шукшина).

- - -

«Деревня разбредается, деревня уходит. Это знают все, всех это волнует — кого искренне, кого, может быть, и притворно, — говорил В. Шукшин. — В этом уходе я вижу только потерю. И в своё время мучился этим, кричал, призывал... Наивно! Жизнь сильнее наших заклинаний, её законы неподвластны, непреодолимы. И что прежняя деревня уходит и уйдёт, это ясно теперь как Божий день. Но куда она приходит и к чему придёт в конце концов? Вот вопрос. И эта сторона проблемы теперь-то и волнует меня более всего».

Слово вослед

А. Заболоцкий из книги «Шукшин, в кадре и за кадром».

…Шукшин 1 октября был в нормальном состоянии, выглядел хорошо. В тот день он позвонил с почты посёлка Клетская домой в Москву.

Бурков про утро следующего дня так рассказывал: «Я постучался к Шукшину. Дверь была не заперта. Но я не вошёл, а от двери увидел... рука, мне показалось, как-то... Я чего-то испугался. Окликнул его. Ему же на съёмку было пора вставать. Он не отозвался. Ну, думаю, пусть поспит. Опять всю ночь писал. Я пошёл по коридору и столкнулся с Губенко. "Николай, — попросил я, — загляни к Васе, ему скоро на съёмку, а он чего-то не встаёт..."

Он к нему вошёл. Стал трясти за плечо, рука как неживая... потрогал пульс, а его нет…

"От сердечной недостаточности", — сказали врачи. Я думаю, они его убили. Кто они? Люди — людишки нашей системы, про кого он нередко писал». Таково свидетельство Г. Буркова.

Из Волгограда цинковый гроб на военном самолёте доставили в Москву. Гроб был упакован в громадный деревянный ящик с четырьмя ручками. Его сопровождали Бондарчук, Бурков, Губенко, Тихонов, оператор Юсов, другие участники съёмочного коллектива. Тело Шукшина привезли в морг Института Склифосовского. Однако там отказались делать повторное вскрытие, мотивируя это тем, что одно вскрытие уже было произведено.

Затем началась длинная эпопея с устройством похорон. Дело тогда дошло до самого Председателя Совета Министров СССР А. Косыгина и он взял ответственность за решение этой проблемы на себя. Вопрос с Новодевичьим решился положительно.

В тот день таксисты Москвы решили, как один, колонной проехать мимо Дома кино, где проходила панихида, и клаксонами подать сигнал печали. Однако сделать это им не позволили. В Союзе кинематографистов узнали об их инициативе и тут же связались с КГБ.

После смерти Шукшина в народе поползли слухи о том, что умер он не естественной смертью, что ему «помогли» это сделать. Сам Бондарчук признавался, что Шукшина убили.

+ + +

Лидия Федосеева-Шукшина убеждена в этом. Осенью 1996-го в Волгограде, прибыв на шукшинские дни, вдова режиссёра сказала: "Я уверена: в ту ночь произошло убийство. Вася тревожился в последнее время. Он показывал мне список своих родственников, которые умерли насильственной смертью. Боялся, что разделит их участь. Предчувствие было. (Согласно этому списку, в разное время погибли: отец, семь дядьев и два двоюродных брата Шукшина). Он даже вслух говорил: "Господи, дай скорее вернуться со съёмок! Дай Бог, чтоб ничего не случилось!" Случилось…

Когда на разных уровнях заявляют, что не выдержало больное сердце Шукшина, мне становится больно. Вася никогда не жаловался на сердце. Он чувствовал себя прекрасно, несмотря на безумные съёмки, ужасную войну, которую снимал Бондарчук. Как раз перед съёмками "Они сражались за Родину" Бондарчук устроил его на обследование в самую лучшую цековскую больницу. Врачи не нашли никаких проблем с сердцем. У меня до сих пор хранятся кардиограммы. Там всё — слава Богу! Говорят, что умер оттого, что пил. Ерунда! Вася не брал в рот ни капли почти восемь лет».

Н. Дранников, председатель Волгоградского филиала Центра Шукшина, житель станицы Клетской вспоминал: "В станице до сих пор ходят разные толки. И поводы для этого есть. Ещё жива Евгения Платонова, жена Героя Советского Союза. Её брали понятой на "Дунай". Она рассказывает, что сначала её завели в другую каюту. Шукшина в ней не было, зато на столе лежала рукопись, в ней было много исправлений, листы разрезаны. Она всё-таки увидела и самого Шукшина. В каюте, где он умер, все вещи были разбросаны. Сам Василий Макарович лежал на кровати скорчившись. А у криминалистов на фото артист спокойно лежал под одеялом, в каюте — всё чисто и прибрано.

А ещё вызывают подозрение у станичников чистые сапоги. Зачем ему надо было мыть кирзачи? Ведь назавтра вновь с утра на съёмку. Кто и что смыл с его сапог, гадают наши казаки».

Шукшин отличался аккуратностью и сам устроить такой беспорядок не мог. У всех сложилось впечатление, что среди бумаг писателя что-то искали.

Место смерти В. М. Шукшина — теплоход «Дунай»

В настоящее время «Дунай» после серии ремонтов стоит в Москве в районе «Москва-сити» на Краснопресненской набережной, и называется «Александр Блок». Там работает ресторан «Чайка»/

+ + +

А. Ванин: "Есть, есть тайна в смерти Шукшина. Думаю, многое мог бы поведать Жора Бурков. Но он унёс тайну в могилу. На чём основаны мои подозрения? Раз двадцать мы приглашали Жору в мастерскую скульптора В. Клыкова, чтоб откровенно поговорить о последних днях Шукшина. Жора жил рядышком. Он всегда соглашался, но ни разу не пришёл. И ещё факт. На вечерах памяти Шукшина Бурков обычно напивался вусмерть. Однажды я одевал, умывал его, чтоб вывести на сцену в божеском виде. Тот хотел послать меня подальше. Я ответил: "Жора, не забывай про мои кулаки!" И тогда пьяный Бурков понёс такое, что мне стало страшно и ещё больше насторожило..."

Что именно "понёс" Бурков, Ванин не сообщает, однако завесу тайны над этим приподнимает актёр А. Панкратов-Черный. Вот его слова:

"Жора Бурков говорил мне, что он не верит в то, что Шукшин умер своей смертью. Василий Макарович и Жора в эту ночь стояли на палубе, разговаривали, и так получилось, что после этого разговора Шукшин прожил всего пятнадцать минут. Василий Макарович ушёл к себе в каюту весёлым, жизнерадостным, сказал Буркову: "Ну тебя, Жорка! Пойду попишу". Потом Бурков рассказывал, что в каюте чувствовался запах корицы, который бывает, когда пускают "инфарктный" газ. Такой специфический запах имеют отравляющие газы, способные искусственно вызвать инфаркт у человека.

Шукшин не кричал, а его рукописи были разбросаны по каюте. Причём уже было прохладно, и, вернувшись в каюту, ему надо было снять шинель, галифе, сапоги, гимнастерку... Василия Макаровича нашли в нижнем белье, он лежал на кровати, только ноги на полу. Но почему рукописи разбросаны? Сквозняка не могло быть, окна были задраены. Шукшин был очень аккуратным человеком. Разбросанные по полу каюты рукописи — не в стиле Шукшина, не в его привычках: кто-то копался, что-то искали. Такими были подозрения и у Буркова. Но Жора побаивался при жизни об этом говорить, поделился об этом со мной как с другом и сказал: "Саня, если я умру, тогда можешь сказать об этом, не раньше".

+ + +

«…Всплыло название одного союзного института «ГСНИИОХТ» (Государственный союзный научно-исследовательский институт органической химии и технологии).

Официально институт открыто занимался разработкой и внедрением новых химических технологий и продукции в народное хозяйство СССР. Закрытая часть института трудилась над созданием химического оружия, токсикологических средств, включая лекарственные препараты и т.п. Один из препаратов, рождённый в лабораториях этого института, в начале 80-х годов не прошёл внутренние доклинические испытания как лекарственное средство из-за того, что при употреблении с определенными продуктами, например, со спиртным, даже при малых дозах, вызывал побочные эффекты: сначала недомогание, легкую лихорадку, а затем отёк легких и возможную последующую смерть от «острой сердечной недостаточности».

… По данным из СМИ в российских спецслужбах используются «фторацетаты» — производные фторуксусной кислоты: твёрдые, растворимые в воде вещества или летучие жидкости без вкуса, цвета и запаха, смертельная «доза» которых составляет всего 60-80 миллиграммов. Отравленный фторацетатами человек лечению уже не поддаётся и умирает через несколько суток от остановки сердца. В спецслужбах США популярен «сакситоксин» - яд морских моллюсков со сложным химическим составом. Общий известный список такого рода опасных «препаратов» достигает почти две сотни наименований». (Источник: https://russboss.livejournal.com/37024.html)

Политические убийства — вовсе не повод для шуток. Что фантастического в том, что правящий класс в РФ практикует политические убийства?

Вы не верите, что нынешний правящий класс может пойти на прямое убийство? А что может его удержать от применения этого? Что должно их сдерживать? Любовь к людям?..

Что ещё их может сдержать?

Законопослушание? Неужели?

Вопреки 21-й статье Конституции запрещающей пытки и насильственное принуждение к участию в медицинских экспериментах, население страны заставляют принимать в себя странную жижу, чьё экспериментальное исследование официально закончится только в декабре 2022 г. Подвергнуться участи лабораторных крыс должно 90% населения — дети, старики, беременные.

Может быть, этих людей могут сдержать какие-либо моральные рамки?

У меня такое субъективное ощущение, что у Чикатило, вероятно, было больше моральных принципов, чем у представителей той гвардии, что без содрогания капитулировала в "холодной войне", разрушила великую страну, запустила процессы деиндустриализации и вымирания населения. И всё для того, чтобы строить себе дворцы и набивать своё ненасытное брюхо...

И если такая публика, с такими характеристиками, такого рода — вдруг набрасывается на нас со шприцами, якобы, для нашего спасения, то нужно крепко задуматься — что в этих шприцах находится.

Что вообще происходит? Кто-то доверяет им — это его дело. Я убеждать доверчивых в чём-либо не буду, это их выбор, они получат определённые последствия. Но у меня всё это вызывает, мягко говоря, крайнюю настороженность.

Если когда-то наш народ одержит победу в борьбе за будущее и мы вскроем подвалы нынешнего режима, то, подозреваю, оттуда нахлынет такой адский смрад, что станет тошно. Но этот смрад и так уже сочится.

Откройте глаза, граждане, — где мы оказались, до чего мы докатились.

https://stalingrad.site/articles/net-tela-net-dela/

+ + +

По книге «Звездные трагедии: загадки, судьбы и гибели», автор Ф. Раззаков:

«В день похорон было сделано всё, чтобы прощание с Шукшиным прошло незаметно. Для этого был выбран будний день, объявлений о панихиде в прессе не давали вовсе, съёмка была категорически запрещена.

Люди при полном отсутствии официальной информации узнавали друг от друга, где будет происходить прощание. И приезжали целыми семьями из разных городов, со всех концов страны, они шли нескончаемым потоком, чтобы проститься со своим любимым героем Василием Макаровичем Шукшиным.

До сих пор вокруг его неожиданной смерти ходят разговоры, — Шукшин трагически погиб...»

+ + +

Из книги А. Варламова «Шукшин, Белов, Разин…»:

«…Шукшин откровенно презирал лицедеев, что без стыда и совести врали про сельскую жизнь.

Историк кино В. Фомин писал: «Московская кинотусовка уже тогда была очень прозападной, а Шукшин был ярким патриотом, человеком от земли, от народа. Шукшин чувствовал себя в столице, изгоем. Он и говорил, и писал, и думал, и переживал происходящее по-другому. Эта шукшинская особость, инакость вызывала, с одной стороны, восхищение, но одновременно — и страшную зависть, ревность коллег. Шукшин страдал, как никто другой». (АиФ, 22.07.2009).

- - -

В 1961 году Шукшин писал брату Ивану: «Много думаю о нашем деле и прихожу к выводу: никому до человека нет дела. Государству нужны солдаты, рабочие, служащие… и т. д. И, чтоб был порядок. И всё. А ведь люди должны быть добрыми. Кто же научит их этому, кроме искусства. Кто расскажет, что простой добрый человек гораздо интереснее и лучше, чем какой-нибудь дубина-генерал или высокостоящий чиновник».

- - -

...Важно то, что христианство влекло его неотвратимо. Именно из таких строптивых людей и выходили, как известно, самые крепкие верующие. Смерть застала его на пути истинном, свидетельством чему его последние письма, только путь этот был долог, ухабист. Были на этом пути неудачные попытки встретиться с владимирским архиереем, во время съёмок фильма «Странные люди» в 1968 году, и состоявшаяся встреча с настоятелем Псково-Печерского монастыря архимандритом Алипием в 1970 году.

Несмотря ни на что, Шукшина тянуло к воцерковленным верующим, а особенно к клирикам, как к своего рода тоже — чудикам. Кто они эти странные люди, в век научно-технического прогресса верящие в Бога — дураки, умники, хитрецы, мученики?

Шукшин пройдёт через точки падения, и взлёта. Отчетливо этот мотив звучит в воспоминаниях актрисы Людмилы Зайцевой о том, как однажды на Пасху Шукшин остановился перед храмом, упал на колени и… заплакал. С его уст слетали слова, каких раньше никто от него не слышал: “Грешен… грешен я… Господи! Прости меня…”». Да и Заболоцкий недаром приводил в мемуарах покаянные слова своего режиссёра: «Разве мог Разин рубить икону? — так было в сценарии. — Он же христианин. Ведь это я, сегодняшний, рублю».

…Он шёл вслед за Пушкиным, изобразившем, но не осудившем в «Капитанской дочке» вероломность и подлость казаков. И как и у Пушкина, самой трагической у Шукшина оказывается фигура преданного вождя с той лишь разницей, что вряд ли Пушкин так же плакал, убивался и будил жену, по её свидетельству. Как плакал Шукшин, дойдя до сцены гибели своего героя: «Он попросил: „Ты сегодня не ложись, пока я не закончу казнь Стеньки… я чего-то боюсь, как бы со мной чего не случилось…». Жена не заметила, как заснула. Пробудилась же в половине пятого от громких рыданий, с Василием Макаровичем была нервная истерика, сквозь стенания едва можно было разобрать слова: «Тако-о-гo… му-жи-ка… погу-у-били… сво-ло-чи…».

И разве мог он отказаться от такого замысла? Разве мог за него не биться? Разве хорошо, что он этот фильм не снял?..»

+ + +

А. Байбородин «Правда Шукшина»:

«Когда говоришь, думаешь, о таких людях как Шукшин возникает мысль: «Чем он берёт за душу? Что в нём такое (тайна? сила?), что мы читаем и читаем его книги, смотрим и смотрим фильмы?»

Видимо, дело в том, что они, эти художники, проговаривают, показывают, то, что касается каждого из нас, то, что является и нашей сутью – и говорят это так как мы, может быть, и хотели бы сказать сами, но не можем. Они, эти люди, выразители нашего национального характера. А лучшие из них, такие как Шукшин, не просто показывают, а и берут на себя наши тяготы, наши беды… Не зря свои воспоминания о Шукшине В. И. Белов назвал «Тяжесть креста».

Вот именно тяжкий крест на себя взвалил Шукшин, причём добровольно, и потащил. И вот его уже давно нет с нами, а кажется, что он всё так и тащит этот крест. Нам и сегодня с ним с Шукшиным живётся легче, потому что он у нас есть, потому что он по сей день берёт на себя часть наших тягот… И никуда уже он из России, из русского народа, из русского воздуха не уйдёт. Всегда с нами (нам бы этого не забывать)».

Они похожи, судьбы миллионов русских деревенских ребят, которых злая сила выдавливала с родной земли в города, где и пропадали многие из них, спивались по заводским общагам, «комсомольским» стройкам, или попадали в лагеря, как герой Шукшина Егор Прокудин.

В. Шукшин в главной роли из своего фильма «Калина красная».

Шукшин и Белов, будто за всех этих ребят, не пропали, не спились, выжили и сумели сказать правду о русском человеке…

Очень много сказал нам всем своим творчеством и фильмом «Калина красная» Василий Шукшин. Пусть не успел он снять фильм о Степане Разине — Разин уже есть и в рассказах, и в «Калине…» — как символ свободы, символ воли-вольной. Я пришёл дать вам волю… Вот и надо нам, русским людям суметь эту волю взять, а при этом ещё себя и других, как реальный Разин, не погубить. Этому тоже нас Шукшин учит — «Ванька, смотри!»...

Остановить В. М. Шукшина в стремлении снять главную картину жизни могла только смерть. И она остановила. Или остановили?..»

+ + +

А. Варламов «Зашифрованный воин России»:

Прозаик О. Павлов сказал: «Шукшин был “опасен”. Именно в нём могло произойти превращение художника в вождя открытого крестьянского сопротивления. Не случайно, когда Шукшин искал национального героя, которым оказался для него Разин, он сознательно ставил на это разинское место СЕБЯ. Только это была война без армий и сражений. Это был трагический поединок с системой, в тупиках которой он блуждал, запрятывая в своих праведниках и дурачках Россию, а в разбойниках — свою же страдающую душу. Они боролись за правду, требовали правды, взывали к правде, а это значило “жить народной радостью и болью, думать, как думает народ, потому что народ всегда знает Правду”. Так писал Шукшин».

- - -

Верный друг из Вологды, писатель Василий Белов писал ему:

«Сарынь на кичку!

... Если бы я стал делать что-нибудь в этом смысле, я бы навострил уши вот на что:

1) до того велика Русь, что мы ничего не думаем, ничего не жалко;

2) для русского человека нет ничего тошнее чинного порядка, регламентации, то есть ему воля нужна.

Это теперь-то нас приучили ходить колоннами, поставили по ранжиру, и всё, что не подходит под их мерку, назвали анархизмом.

Дальше. Не клюнь на приманку национальной экзотики — это опасная для художника штука. Ведь национальное надо пахать из нутра, а не заниматься фолклором.

Все мы изголодались по родному, по русскому. Но одних церквей, икон и прялок... мало, надо что-то большее.

Ради Бога, не мятись в московской сутолоке, силы поберегай.

Твой Белов».

- - -

«Что за беда навалилась на нас, русских? — мучился Шукшин. — Что происходит с нами сегодня? Я ищу героя нашего времени и, кажется, нащупал его; герой нашего времени — демагог. Не промахнуться тактически. Я достану его с помощью слова, а скорее — в кино».

Жизнь Макарыча ушла на постижение национального характера, и никакие премии и регалии не увели бы его с выбранного пути.

…Несказанные слова вошли в «рабочие записи» Макарыча: «Надо совершенно спокойно сказать: у России свой путь. Путь тяжкий, трагический, но не безысходный в конце концов.».

...Участие Шукшина в редколлегии «Нашего современника», предполагало определённые последствия. Это было приглашение вступить в неофициальную русскую партию.

Не шукшинское всё это было, партийное, групповое. Да и пить с патриотами в ЦДЛ за Россию ему было не с руки, и вообще некогда праздные разговоры вести — работать надо, а без цэдээловского братания какая уж там партия? Василий Макарович с его характером согласился бы вступить лишь в такую партию, которую сам бы и возглавил. Ему роль меньше разинской не подходила ни в жизни, ни в кино. Вспомним ещё раз: «Один борюсь. В этом есть наслаждение. Стану помирать — объясню». Вот его кредо.

…В недатированных рабочих записях, есть отношение Шукшина к тому, что происходило в современной ему России.

«Ложь, ложь, ложь... Ложь — во спасение, ложь — во искупление вины, ложь — достижение цели, ложь — карьера, благополучие, ордена, квартира... Ложь! Вся Россия покрылась ложью, как коростой.

Восславим тех, кто перестал врать».

- - -

Как-то во время съёмок на берегу Дона, ранним утром Шукшин с собеседником стояли на палубе теплохода, где жила съёмочная группа.

— Вдруг с низу Дона послышался шум моторов: шли два катера рыбнадзора. Когда подошли ближе, мы увидели, как они тянут сеть – во всю ширь Дона. Перегородили течение. Я даже сначала не понял, чего это они, — рассказывал Бурков. — «Начальство большое приезжает, на ушицу», — тихо сказал Шукшин. И длинно выдохнул: «Не-на-ви-жу».

+ + +

«Так кто же всё-таки конкретно предал тогда, в семьдесят первом году, Шукшина и его Стеньку Разина? — спрашивал Ю. Скоп. — Кто заспинно подставил ему подножку. Кто так убийственно понятно сформулировал для ЦК КПСС расстрельный приговор ГЛАВНОЙ работе выдающегося русского мастера? “Баальшой-пребальшой друг и поклонник дарования Василия Макаровича” — а именно таким он любил представляться в интервью сам — С. А. Герасимов. Да, да, — руководитель и неформальный царь и бог Киностудии имени Горького по заданию ЦК КПСС сообщил на Старую площадь, что «Разин в вульгарной трактовке Шукшина, позволит воспринимать его как сознательного бунтаря против государственной власти».

…Именно Герасимова, тоже пытавшегося сбить Шукшина, а в сущности, и сбившего, будет обвинять в преждевременной смерти своего самого дорогого друга над гробом яростный Василий Белов.

«Его душевная боль имела то же происхождение, что и моя», — писал в мемуарах Белов.

+ + +

…Заболоцкий сделался его оператором в последних картинах. «На всю оставшуюся жизнь запомнился эпизод, случившийся на съёмке, — писал Заболоцкий. — Я ставлю свет, из гримерной приходят Санаев и Зиновий Гердт. Шукшин начинает разводить сцену. Я замешкался, в эту паузу вышагивает ко мне Гердт и чётко произносит в глаза Василия: “Ты думаешь, мы простим тебя за то, что ты Гинзбурга поменял на этого?” — и указал рукой в ту сторону, где я онемелый стоял. И после такого Шукшин от меня не отрёкся».

+ + +

Великолепно был снят Заболоцким старинный Белозерск — смесь дивной красоты древних русских храмов, божественной природы и мерзопакостной советской наглядной пропаганды с её повсюду торчащими лозунгами типа “Коммунизм неизбежен” и “Народ и партия едины”».

«Калина» понравилась и взыскательному Белову: «... фильм грандиозный. Обнимаю, радуюсь. Поплакал я втихаря. Такой горечи и боли ещё не было в нашем кино. Молю Бога, чтобы фильм поскорее пришёл к людям».

Калина красная» — история раскаявшегося разбойника. Евангельская история. Шукшин, снявший «Калину красную» — быть может, самый христианский фильм советского кинематографа».

+ + +

…Василий Шукшин умер за два дня до окончания съёмок фильма у Бондарчука, в ночь на 2 октября 1974 года.

«Странной, неожиданной» назвал в мемуарах смерть Шукшина и Василий Белов, и сколько ни проходит лет с того дня, вопрос всё равно остаётся открытым.

«Когда ночью на “Мосфильме” доснимал последние кадры “Земляков”, кто-то вдруг крикнул с улицы: “Шукшина убили!” — рассказывал в интервью В. Виноградов. — Тот крик “Шукшина убили!” не давал мне покоя. Я сразу вспомнил, как он рассказывал мне, что когда после дневных съёмок засыпал на корабле, то слышал разные подозрительные звуки, странные шелесты. Поэтому я не могу поверить, что он умер сам. Один из редакторов картины “Они сражались за Родину” намекнул мне, что Шукшина отравили. Вскрытия не делали, пускай не врут. В России хватает загадочных смертей».

О тайне этой смерти говорил в интервью журналистке «Известий» Е. Ямпольской и актер Н. Бурляев:

Журналистка — Насколько мне известно, вы часто говорите о том, что Шукшин не умер естественной смертью, но был убит. И ссылаетесь на Сергея Бондарчука.

Н. Бурляев. — Когда я делал фильм о Лермонтове, то сказал Бондарчуку: “Удивительная закономерность: как только поднимается пророк на Руси, его убивают. Пушкин. Лермонтов... Двадцатый век: Есенин, Маяковский. Игорь Тальков, убитый на эстраде. Почему-то только в это сердце стреляли...” И вдруг Сергей Федорович говорит: “А Шукшин? Это тоже убийство, и я знаю, кто его убил”.

— И кто же?! — спросил я.

Он не ответил… ».

+ + +

…В открытом письме А. Заболоцкого Р. Григорьевой, опубликованном в «Русском вестнике» в 2011 году, есть такие слова: «Ренита! Мне запомнились поминки девятого дня. Я сказал тебе: “Уезжая последний раз на досъёмки к Бондарчуку, Вася оставил мне «Сионские протоколы». Велел сразу ему вернуть по приезду”. Ты, Ренита, тогда ошеломила меня репликой, которая во мне по сей день: “Кому дают читать «протоколы» — не жилец, он заказан».

+ + +

«Не было у Шукшина миллиона друзей, объявившихся посмертно, и лишь двоим — Заболоцкому и Белову — стоит верить…»

А. Лукиных. "Деловой Бийск".

Особенно приписывают Буркова, причём в ближайшего «друга». Выше было приведено отношение В. М. Шукшина к этому артисту.

Вот самомнительное мнение Буркова о себе, что он записал в своём дневнике про себя, любимого:

«Мне исполнилось 37 лет... Я готов к чему-то гораздо большему, нежели делал до сих пор... Настало время свершений. Я готов играть Гамлета, Тимона, Ричарда, Ван Гога, Дон Кихота, Фауста, Мефистофеля, Каина, Мастера, Лоренцаччо, Федю Протасова, Годунова, царя Федора и пр. пр. Я готов и отвечаю за гениальность исполнения! (Выдел. – ред.)»

Каково, а? Вот это — горды-ыня!.. Вот это претензии!..

Но, почему-то никто не разглядел и не доверил ему сыграть такие образы мировой культуры…

Вместо этого, в результате таков набор ролей, в основном эпизодических, сыгранных Бурковым в театре и кино — Хмырь, каратель, контрабандист, вор, убийца Губошлёп, Копытовский, комиссар, надзиратель, слуга, сантехник, бармен, снабженец…

Вот тебе и «гениальность исполнения» мировых шедевров, вот тебе и Гамлет!..

При таком колоссальном расхождении запросов, нездорового самомнения и реального исполнения желаемого, не трудно впасть в испепеляющую страсть зависти. Она же, судя, по великим образам, созданным классиками; Яго (в «Отелло»), Сальери («Моцарт и Сальери»), приводит людей к страшным злодеяниям. Причём в мечтательном списке Буркова, есть жуткие образы Мефистофеля, Каина… Далеко не всякому, здравомыслящему, нравственно устойчивому актёру, захотелось бы «влезать в шкуру» таких жутких злодеев.

Судя по тому, как искренно презирал, завидовал и ненавидел убийца Губошлёп, свободного и радостного Егора Прокудина в «Калине красной», не исключено, с большой долей вероятности можно предположить, что Жора, как многие неудачники, тоже страдал этими недугами. Такое презрение и такую убеждённую ненависть, «сыграть» — невозможно, её надо иметь в себе.

Посему, возможен вопрос, а «вслепую» ли использовали Жору при убийстве Василия Макаровича?.. Не было ли это осознанным соучастием?..

Смотрите, как упорно выматывал он уставшего за день от трудных съёмок Шукшина; поездка в гости к жителям станицы, баня, почти двухчасовой просмотр хоккея по телевидению… Накануне нового, очень трудного дня завершающихся съёмок, разошлись только около четырёх часов утра!.. Вот сколько времени было у сыщиков копаться в бумагах писателя, в его каюте!..

Вопросы…

Ф. Медведев, газета «Версия», 31.8.2004 )

«Помню эти сумасшедшие проводы в Доме кино на Васильевской и на Новодевичьем кладбище. Такого, как тогда говорили старожилы, Москва не видела со времён похорон Маяковского. Непомерен был эмоциональный накал, десятки тысяч людей собрались.

Слухи о насильственной смерти придали прощанию с Шукшиным обострённый характер. Власти стали по-настоящему его бояться.

Смерть Шукшина и в самом деле загадочна, осталась масса вопросов.

Бурков до гробовой доски отказывался от публичных рассказов о последнем дне жизни Шукшина. Дело было не в горе, а в том, что он знал, что в действительно произошло в ту ночь на теплоходе.

Однажды, оказавшись в командировке вместе с режисёром С. Бондарчуком, я решил выведать у него тайну смерти Шукшина. Тот лишь намекнул: "Смерть странная. Официальный диагноз: сердечная недостаточность. Но перед съёмками Шукшина обследовали в Кремлёвской больнице и ничего серьёзного не нашли".

Получается, что «естественность смерти» Шукшина весьма сомнительна. Подобным образом, ведомство Андропова, у нас избавилось от достаточного количества неугодных им, значительных лиц».

- - -

Артист А. Панкратов-Черный, приехал на Алтай вместе с другими артистами на ежегодные Всероссийские Шукшинские чтения. 22 июля 2009 года, сообщает «Комсомольская правда», в Государственной филармонии Алтайского края он сделал неожиданное для всех заявление:

"Василия Шукшина убили! А потом хотели убить и меня!", — сказал Панкратов-Черный, когда ему дали слово. "Несколько лет назад на горе Пикет я сказал об этом вслух. После этого на меня было совершено покушение».

В причастности сотрудников КГБ к внезапной кончине Шукшина, он уверен, судя по публикации и в издании «А. Галич. Полная биография», М. Аронова.

Он также сказал, что по словам Н. Мордюковой, Шукшин "на съемках чувствовал себя нормально, не было у него никакой сердечной болезни. Тело Шукшина не вскрывали! Его прислали из Волгограда в цинковом гробу".

По словам актёра, об этом знали многие; С. Бондарчук, Бурков, и другие. Но все боятся говорить об этом вслух. Упомянул Панкратов-Черный и о своих догадках, почему убили Василия Макаровича, сообщает Амител.

"С Шукшиным хотели погубить русский дух. Боялись, что Василий собрался снимать фильм про Стеньку Разина. Ух, он бы так его сыграл, что мало не показалось бы! Вот и испугались, что он призовёт народ к бунту".

Говоря о своей оценки творчества В. М. Шукшина, он сказал:

«Я считаю Шукшина единственным последователем Гоголя и Достоевского. Вот перечитываю Василь Макарыча — насколько просты и добродушны его рассказы и в то же время как они глубоки и серьёзны. Как-то он мне говорил: "Пишу рассказ, буксую что-то. Вот Гоголь, что же такое он написал?! Птица-тройка мчится через все страны, государства, а кто же в бричке-то сидит? И кто же эту бричку ведёт? Неужели Россию нельзя изменить?"

Думаю, что он для России сделал столько же, сколько и для всей мировой литературы».

Свидетели трагедии считают

М. Фазин.

Иногда, когда Бурков был сильно накачан алкоголем, то говорил о некоторых важных деталях той трагической ночи.

Тогда они расстались у каюты Шукшина и увидели на его столике чашку с кофе. Они пошутили, решили, что о нём кто-то позаботился. А утром, когда обнаружили тело, той чашки на столе уже не было.

— Первое, что я сделал, глянул на столик, — вспоминал Бурков. — Чашки с кофе там уже не было. Кто-то предусмотрительно её убрал! Унёс — и дело с концом. Ничего не докажешь. А в ней-то и мог быть ответ на то, что случилось.

Говорили и о засекреченном газе, который может вызывать спазмы в сердце. Этим способом ведомство Андропова (родная фамилия — Либерман), многих неугодных режиму уничтожило».

Тайна смерти

«Русская семёрка» 15 мая 2018.

«Понятые свидетельствовали, что он лежал в скрученной позе, а возле него валялись бумаги. На фотографиях же криминалистов он лежит ровно, а вокруг — порядок…

Кстати, поведение Буркова было тогда странным — получается, зайдя утром в каюту Шукшина, он сразу же вышел — почему? А потом зачем-то попросил другого человека, Н. Губенко разбудить Василия Макаровича? С чем связано такое поведение?..

В том, что Василия Макаровича убили, была уверена и его жена, которая утверждала, что за её супругом ещё в Москве следил странный человек невысокого роста. Замечала она его и на съёмках фильма. Она же говорит, что этого типа знал режиссер С. Бондарчук, но он отказался назвать его имя.

Возможность провести такую операцию была только у КГБ и высокопоставленных чиновников из Москвы. Сторонниками версии убийства Шукшина помимо его супруги были друзья; В. Белов, А. Ванин, А. Заболоцкий, режиссёр С. Бондарчук, актеры Бурков и Панкратов-Черный.

За что могли убить Шукшина

В середине 1970-х годов в ЦК партии образовались две противоборствующие группировки — «западники» и «почвенники». Последний фильм Шукшина посмотрели более 62 миллионов человек, что сделало Василия Макаровича «народной звездой». Лента понравилась и тогдашнему Генсеку Леониду Брежневу.

Новый статус и поддержка Бондарчука сделали возможным съёмку фильма о Степане Разине, сценарий к которому был написан на основе романа Шукшина «Я пришёл дать вам волю». В сентябре 1974 года Худсовет утвердил сценарий, а съёмки были назначены на конец осени того же года. Решению комиссии не помешала даже литературная травля Шукшина, начатая, как считается, с подачи «западников» Андропова, испугавшихся увеличения влияния Василия Макаровича на народ.

Как бы отреагировал советский человек на образ Степана Разина в исполнении Шукшина?

Близкие к актеру люди уверены, что убили его именно из-за будущего фильма и тех идей, которые кинолента призвана была пропагандировать. Киногерой — борец с царизмом мог спровоцировать помимо интереса к национальной культуре и бунт народа, а сам Шукшин мог стать воплощением обновлённого русского человека».

+ + +

Есть основания предположить и другую, может быть не столь масштабную, впечатляющую причину убийства В. М. Шукшина, которую можно счесть менее значимой, чем постановка им «Разина».

Она состоит в том, что многие свидетельствуют, в каюте Шукшина «что-то искали!» Но мы не задаёмся вопросом: «Что искали?..» Нельзя же вламываться в чужое жильё и перевернув всё, искать «что-то…» Любой взломщик идёт на это, ради чего-то конкретного. В данном случае незваные «гости» режиссёра и писателя искали даже не тайную переписку его, «запрещённую» литературу, обличающие власть дневники (он их не вёл, некогда было)… Всё что его волновало он выражал открыто, в своих фильмах и рассказах.

ЧТО же тогда искали?!..

Ответ на это дал его друг, писатель В. Белов. Именно он определил самое драгоценное, что удалось сделать в последнее время Василию Макаровичу. И что особенно важно, для тайных и явных врагов его — ещё не известное никому! Можно ещё перехватить и без шума… уничтожить нежеланное и опасное для них творение. Им по существу физическое убийство Шукшина было не так важно. «Разина» и без этого уже почти закопали, об этом много здесь свидетельств, и даже понимание этого, утверждение самого В. Шукшина.

Там, на Дону, вырывая время от сна и отдыха, Шукшин писал пьесу. Вот как её характеризует В. Белов «…Главным событием для русской культуры, по моим представлениям, стала его пьеса «Ванька, смотри!» Этим «смотри!» неожиданно и странно погибший Шукшин сказал своё завещание друзьям и всем, кто считает себя русским. Горестные размышления о последующих российских событиях лишь подтверждают, что как раз эти слова и есть подлинное завещание Макарыча. Россия будет всегда благодарна Шукшину за этот предостерегающий окрик, хотя мы не услышали этот окрик в нужное время» (стр. 45 данного издания).

Давайте доверимся оценке, тоже великого русского писателя и драматурга Василия Белова. Он даром похвальными словами не разбрасывался, даже для друзей.

Именно там, на «Дунае» исполнитель роли Лопахина написал свой «шедевр-завещание», по отзыву Белова (стр. 65 данного издания). Можно с уверенностью предположить, что это и было основной целью копавшихся в бумагах Шукшина, в его каюте.

Шукшинской пьесы, его Ваньку «следопыты» испугались не меньше, чем Разина. Фильм можно резать, запрещать, класть на полку, а литературное произведение — свободно, как птица. Может улететь и парить где и как угодно, будоража умы и сердца тысяч, а то и миллионов читателей. Её можно схватить и уничтожить только тогда, когда она ещё не вылетела из гнезда.

Именно эта пьеса — была главной драгоценностью в каюте Шукшина. Главной целью поисков ищеек.

Об это же свидетельствует своими показаниями уважаемая Евгения Платонова, которую приводили в качестве понятой на «Дунай»: «…её завели в другую каюту. Шукшина в ней не было, зато на столе лежала рукопись, в ней было много исправлений, листы разрезаны». (стр. 68 данного издания).

Теперь встаёт вопрос о том, кто знал про «Ваньку»? Наиболее полно, в деталях и смысле. Про то насколько она сильна и опасна для трясущихся властей? Шукшин не был хвастливым и трепливым. Кто?..

Ответ, опять же один, — «ближайший друг» Жора Бурков. С ним, при отсутствии других знакомых, более толковых, обговаривал в перерывах долгих съёмок, выверял, уточнял целые сцены Шукшин. У лукавого собеседника, была при этом другая, постоянная и более главная, чем актёрская, задача — открыто, под видом коллеги и «друга» вызнавать, пасти Василия Макаровича. Об этом режиссёр сам свидетельствовал: ««Жора при мне неотступно, поэтому с Михаилом Александровичем поговорить мне один на один не удалось, но с сыном его перемолвился”». (стр. 44 данного издания).

Если это так, то в этой роли Бурков преуспел, действительно «гениально». Он успешно исполнил её. Помог, в деле похищения рукописи, может и не думая, что это обернётся убийством. Как Иуда, не ожидал жестоких истязаний и казни Учителя. Почему и безстрашно явился в еврейский Синедрион, гневно обличил их в беззаконии, швырнул им обратно их деньги и выбежав порешил себя.

Надо было срочно, во что бы то ни стало изъять опасные для властных чертей (уже не литературных) рукописи. Времени для этого оставалось совсем немного. День-два заключительных съёмок… и всё, птичка выпорхнет на свободу. Лови её потом!.. До отъезда писателя, до Москвы, до издания в столице, где у Шукшина много влиятельных помощников, времени совсем мало. Не дать «Ваньке» ходу!..

К нашему счастью, каким-то Божиим чудом, уничтожить пьесу им не удалось сделать. Хотя всё возможное для этого у налётчиков было. И надёжный помощник, и много времени для поисков, чтобы «перевернуть всё вверх дном» в каюте писателя (Жора постарался!). Даже пошли на резонансное убийство известного всему миру автора, а пьеса-завещание, как птица-феникс упорхнув от них, явилась нам! Дабы о многом нас предупредить, многому научить… (в стр. 69 ?..)

+ + +

«Как утверждает Ф. Раззаков, в книге «Последние дни и часы народных любимцев», со ссылкой на того же Ванина, дело было не только в горе, которое, испытывал и Бурков, а в том, что он знал, что в действительно произошло в ту ночь на теплоходе. Он был уверен в причастности сотрудников КГБ к внезапной кончине Шукшина.

Будучи в родных местах Шукшина, Панкратов-Черный заявил, что режиссёр умер не своей смертью. После этого на него было совершено покушение.

Хранить молчание просил Бурков, и Е. Самойлову, и М. Черносвитову. Однажды он ехал с мероприятия, посвящённого годовщине смерти Василия Шукшина, и тихо, для них обронил, что, мол, тот умер вовсе не от сердечного приступа, а от «чашечки кофе».

Эта беседа оказалась редким откровением Буркова. Он избегал говорить об обстоятельствах кончины Шукшина.

Юлия Попова.

+ + +

«Бурков был последний кто видел Шукшина живым.

По свидетельству жены В. М. Шукшина: «Они сидели, выпивали с Панкратовым-Черным, и Бурков, рыдая: «Сашка, только никому не говори, но он умер не своей смертью...»

«Писатель Василий Белов, тоже говорил о том, что в ту ночь произошло убийство. Он в этом убеждён был. Обвинял в этом Ростовское КГБ. Эта точка зрения разделяется многими писателями, которые хорошо знали Шукшина. Он был непримиримый и правдивый, уже мешал власти». (Ю. Тюрин в фильме «Смерть со второго дубля. 2015г.).

Есть слова одного из киношных начальников, который прочитал сценарий и сказал: «Что, русский бунт хочешь показать? Не дадим, не надейся!»

Если прислушаться к словам о том, что в каюте Шукшина стоял стойкий запах газа, таинственной чашки кофе, версия о хитро спланированном убийстве уже не выглядит фантастической.

И ещё одна нестыковочка: Л. Федосеева-Шукшина потом рассказывала, что вечером 1 октября была дома, ждала от Василия Макаровича звонка, как договорились, но звонка не последовало. А ведь он звонил в тот вечер с почты! Есть тому живые свидетели. Или не соединили по чьему-то негласному указанию, или...

К тому же, в прессе того времени мелькало и другое. Она говорила и о том, что видела человека, который буквально "пас" Василия Макаровича последнее время в Москве. Неожиданно он появился за несколько дней до смерти Шукшина на теплоходе "Дунай", а потом внезапно исчез. Она до сих пор не может простить Бондарчуку, что тот знал, кто этот человек, но так и не сказал ничего вдове.

Журналистка С. Хрусталева пишет: «От разговоров о том, что Василия Макаровича насильственно убрали, врачи благоразумно уходили. Это были люди "старой гвардии". Они давали тогда подписки о неразглашении служебных тайн и прекрасно знали, чем это кончается. Но и позднее я обнаруживала новые нестыковки, словно кто-то умышленно заметал чьи-то следы».

При этом не следует забывать, что это была эпоха всесильного КГБ, и одного из главных его лиц — ненавистника всего русского — Андропова (Либермана). Бурков был уверен в причастности сотрудников КГБ к внезапной кончине Шукшина. Такой вывод можно сделать из свидетельств А. Панкратова-Черного. Об этом говорит и то, что Бурков очень просил его молчать».

https://www.prav.ru/news/culture/24347-vasilii_shukshin/

Литлантида.

Тайна гибели

И как это могло быть связанно с угнетением русского народа

«45 лет для здорового мужчины слишком короткий срок. Шукшин, рождённый в алтайской деревне, никогда слаб здоровьем не был. Тем не менее, вывод патологоанатомов был неоднозначным:

Косвенные доказательства, что Шукшину «помогли уйти» незваные «гости» в его каюте, базируются на множестве уже известных фактов.

Многое знал о том дне, успел поведать и Бурков. Он был последний кто видел Шукшина живым.

Об этом и высказывался актёр А. Панкратов-Чёрный.

Фильм про Разина должен был стать настолько откровенным, что любому русскому человеку будет понятен его посыл. А посыл был опять-таки по-шукшиновски довольно прямой. Сам Шукшин об этом говорил:

«За 300 лет (с времён С. Разина) русской истории ничего не изменилось. Как угнетали русский народ, так и продолжают издеваться над ним все кто только может».

Не нужно быть великим историком, чтобы проследить, что в России все народные восстания гасились с неимоверной жестокостью. Народ запугивали поколениями. Наша многовековая история наполнена многими страданиями и угнетениями. Ещё 200 лет не прошло с того момента, как освободили крестьян, а новые цепи уже готовят для будущих потомков. Хотя это сегодня заметно не только в России, но и по всему миру.

Смерть по заказу?..

Юрий Дмитриев

«Г. Бурков знал больше других. Как-то будучи «подшофе» в компании коллег на их осторожные расспросы о событиях, разыгравшихся в ту ночь, он и им проговорился: «Не в тромбе там дело было и не в сердечном приступе, а в чашечке кофе».

А если ещё принять во внимание, что в каюте Шукшина стоял стойкий запах, который бывает, когда пускают "инфарктный" газ…

При всём этом, версия о хитро спланированном убийстве уже не выглядит фантастической.

При сильном подпитии, Бурков намекал друзьям, что Макарыч умер не своей смертью, но он не может открыть всю правду. Вероятнее всего, он видел убийцу (или убийц). Ведь их каюты были рядом. И Буркова предупредили, чтобы он держал язык за зубами, иначе...

Сам Бурков тоже вскоре умер рано — в 57 лет. От той же «сердечной недостаточности».

- - -

Но это далеко не все странности, имевшие место вокруг смерти Шукшина.

И вот что ещё интересно. Несмотря на то, что первым тело Шукшина вроде бы как обнаружил Бурков. Ему позволили «первым» обнаружить тело лишь после того, как удостоверились, что Шукшин мёртв. Кто позволил, кто удостоверился — тоже загадка…

Другой вопрос без ответа — почему тело актера долго не переправляли в Волгоград. Специально вызванный самолёт в четыре часа дня уже стоял на взлётной полосе. А Шукшина привезли лишь в шесть вечера следующего дня, в нижнем белье, накрытого байковым одеялом.

Вскрытие производилось в областной больнице. Из волгоградских врачей, кто непосредственно при этом присутствовал, вскоре в живых не осталось никого! Все умерли на первый взгляд своей смертью, но далеко не все из них были в том пожилом возрасте, когда смерть кажется естественной!

И дальше одни вопросы. На вскрытие Шукшина специально из Москвы прилетел главный патологоанатом страны профессор Г. Автандилов и все материалы экспертизы забрал с собой в столицу. Зачем? Василий Шукшин, конечно, был человек известный. Но не видный партиец, министр или кто-то в этом роде.

Может, это было сделано для того, чтобы в справке о смерти коротко написать «сердечная недостаточность» без всякого объяснения — откуда она взялась? Тем более, что всю жизнь Василия Макаровича лечили от язвы желудка.

В общем, тайна смерти Шукшина так и продолжает оставаться тайной, рождая всё новые версии. Всё-таки, — смерть или «сердечная недостаточность» по заказу КГБ?..

Неразгаданная тайна всегда порождает сотню предположений. Сама же правда, до сих пылится в архивах… спецслужб».

Загадка смерти писателя

Е. Черных — «К. п»

«А. Ванин тоже снимался в картине Бондарчука. Но роль бронебойщика была небольшой, и он раньше вернулся в Москву. Если бы он остался на съёмках, то мог бы спасти друга. Он тоже считал, что Шукшина убили. Рассказывал: «Потом уже, когда Шукшин умер, на одной из творческих встреч подошёл человек: «Я был на «Калине красной», когда вы снимали». Спрашиваю: — «В каком эпизоде, что-то я не припомню?» Он отвечает: «Да нас посылали от Комитета (КГБ. - Ред.)». Какое он задание выполнял, спрашивать не стал. Правду всё равно не сказал бы».

- - -

Работая над сценарием, Макарыч говорил: «Копаешь и докапываешься до того, что в России через каждую сотню лет происходят бунты. Разин, Пугачев, Болотников, декабристы, революция. Только народ начинает жить, власти его махратят».

— Чем ему был так дорог «Степан Разин»? — спросили Ванина.

— Тем, что это был противовес всей гнили, гадости в стране. Душа у него болела за всё, что происходит с Россией. Потому ему долго не разрешали снимать эту картину. А когда, наконец позволили, Василия Макаровича неожиданно не стало.

Остановить Василия Шукшина в стремлении снять главную картину жизни могла только смерть. И она остановила. Или остановили…

Комментарии:

М. Скоблев:

«Они уже тогда истребляли русских.

Андропов руку приложил. "Навязанный нам еврейской прессой образ Андропова, как просвещённого либерала-интеллектуала думающего о нуждах народа — мягко говоря не соответствует действительности». Публикация в «Независимой газете» в выпуске «Сценарии» № 2 от 9 февраля 2000 г. — подтверждает такой вывод.

Директивное высказывание всесильного шефа КГБ Ю. Андропова (Либермана), а потом и Генсека нашей страны о том, что главная опасность таится не в «диссидентах», а в «русских националистах».

«В 70-е годы в лагерях уже сидели русские националисты, — жертвы кагебешных расправ: А. Иванов, В. Осипов и другие, но мы ничего об этом не знали. На слуху были другие имена, люди слышали и читали только о Солженицыне, Войновиче, Щаранском и прочих евреях, которых не сгноили в лагерях, а отправили на Запад, продолжать там вести подрывную работу против нашей страны. И вместе с этим наш народ ничего не знал о тех немногих мучениках за русскую национальную идею, которых гноили по лагерям...» (В. Белов. «Тяжесть креста»)

Поэтому, о возрождении национального самосознания русского народа речи быть не могло. Это что же, еврей-интернационалист стал бы проводить политику возврата контроля над страной из рук евреев и масонов в руки коренного русского народа? Безумная фантазия."

https://antizion.ucoz.ru/kozenkov_golgofa

В. Занин:

«В. Шукшин не первый и не последний из ликвидированных известных людей. Такая практика издавна применяется, а научно-технический прогресс придаёт новые возможности. Нынче продолжается ликвидация неугодных инородной власти, с диагнозами: ковид, тромб, ссн, и множество других заключений.

Гибель Шукшина, и при чём здесь КГБ

А. Бражнин.

«Среди людей не утихают утверждения о убийстве любимого режиссёра, писателя и артиста. Есть стойкое мнение, что Шукшина устранили агенты андроповского КГБ. Попытаемся систематизировать имеющиеся данные и рассказать о трагическом конце Василия Макаровича и причинах его убийства.

В свидетельстве о смерти врачи записали, что сердце остановилось из-за интоксикации. Возникает вопрос: какой, от чего?..

Версия об убийстве Шукшина базируется ещё на следующих доказательствах. Люди, которые первыми вошли в каюту, обратили внимание на странный запах, который имеет инфарктный газ, вызывающий спазмы и остановку сердца. Сделать это мог, без труда, сотрудник КГБ, но эти факты обычно не раскрываются. Комитетчики часто присутствовали на съёмках значимых картин и «Они сражались за Родину», исключением не стало. Этот субъект постоянно крутился на съёмочной площадке и после трагедии исчез. Оператор А. Заболоцкий говорил, что очевидцы описывали его как мрачного типа невысокого роста, широкоплечего и с очень короткой шеей.

Рассказывая о последних часах Шукшина, Бурков всегда нервничал и путал детали. Также он избегал беседы с женой погибшего. По словам А. Ванина на вечерах памяти Бурков напивался и несколько раз прямо говорил, что Макарыча убили. Бурков многое знал, но рассказать боялся, его припугнули комитетчики.

22 июля 2009 года в Барнауле на вечере памяти Шукшина выступил Панкратов-Черный. Он поведал, что не только он, но и непосредственный свидетель последних мгновений жизни Шукшина, Бурков тоже был твёрдо убеждён, что его именно убили.

А. Панкратов-Черный утверждает, что об этом, кроме него знали Н. Мордюкова, С. Бондарчук, Ю. Никулин и другие актеры фильма «Они сражались за Родину». Но все молчали. Он сказал, что впервые в голос об убийстве Шукшина заявили на горе Пикет.

К 1974 году Шукшин перестал быть просто писателем, режиссёром или актёром. Он превратился в культовое явление и явно прорусской направленности. Большую роль в этом сыграла картина «Калина красная». Макарыч перестал молчать и в своих произведения показывал истинное положение русского народа. Его вполне могли убить спецслужбы, и за это.

В то время, после смуты в Чехословакии (Как и при подобном в Венгрии, высокий чин КГБ Ю. Андропов был направлен высокопоставленным сотрудником советских посольств этих двух стран — ред.), тогда гражданское общество СССР, было особенно явно расколото на два лагеря — «державников-славянофилов» и «западников-либералов», поддержавших дебоши в тех странах. Раскол не обошёл даже КГБ. Именно «либеральное» крыло возглавлял Ю. Андропов (Он шесть раз менял свою фамилию. Изначальная — Либерман — Ред.), «державников-комитетчиков» поддерживал С. Цвигун.

Андропов прикрывая «своих» (евреев — ред.), часто употреблял фразу: «Главная забота для нас — русский национализм; диссиденты потом». Он видел в «русской партии» угрозу для советской системы. В партийной верхушке проводником идей славянофилов считался первый председатель ЦК ВЛКСМ С. Павлов.

Василий Шукшин — писатель деревенской прозы, что автоматически относило его к «державникам». В этом лагере были и Шолохов с С. Бондарчуком, который в разговоре со своим зятем Н. Бурляевым сказал: «Васю убили, и я даже знаю, кто это сделал».

«Державники» оказывали поддержку Шукшина, а «западники» были против и убили его».

+ + +

Василий Макарович умер не просто на съёмках фильма о войне — войной была вся его жизнь. И умер он как солдат на войне. Хоронили его как солдата, как героя. И это были похороны, которых никто не ожидал: ни друзья, ни враги, ни завистники, ни льстецы, — но все они были здесь. Одни пришли поклониться, другие — на место преступления.

«На похоронах Василия Макаровича, — рассказывал режиссёр В. Виноградов, — на поминках разразился скандал. Он возник между С. Герасимовым и близким другом Шукшина писателем В. Беловым, который обвинил Герасимова в пассивности. Что тот при своих возможностях, мог бы и отстоять Шукшина на высшем уровне, когда у него начались проблемы с дирекцией киностудии».

…Гроб с телом стоял в Доме кино почти на том же самом месте, где восемь месяцев назад, на премьере «Калины», счастливый Шукшин восклицал: «Всё только начинается!»

Не было конца потоку людей, мимо этого гроба проходящему. И всё это была его армия, которая пришла и тряхнула в тот день Москву...

«На Васильевскую еле пробились — оцеплена, милиционеры на взводе (один сказал: “Чего пришли? Хотите отправиться к тому, кого хоронить припёрлись?”), — записал в дневнике после похорон Г. Елин. — На прокуренной лестнице уже кто-то говорил: убили Макарыча — как Есенина, Маяковского...»

…Он был похоронен на одном кладбище с советской номенклатурой. Не только с ней, конечно, — там лежат люди, куда более Шукшину близкие: Гоголь, Чехов. Земля примирила всех...

Могила В. М. Шукшина на Новодевичьем кладбище.

Могила, призванная стать местом русского паломничества и всенародного поклонения, оказалась надёжно укрыта за высокими стенами режимного объекта, и даже приезжавшие к Шукшину земляки не могли возложить на неё цветы.

+ + +

…В его письмах последнего года жизни часто встречается слово «Бог». Когда у Василия Белова тяжело заболела маленькая дочь, Василий Макарович ободрял его: «...скрепись и жди, больше ничего: им Бог помогает. Выздоровеет она, Вася. Природа разумна, добра, она не может вот так просто — наказать, и всё. Она испытывает». 14 апреля 1974 года Шукшин поздравил мать с Пасхой: «Сегодня Пасха, Христос воскрес!» Наконец, одно из последних писем, Василия Макаровича домой заканчивалось словами: «Благослови вас Господь!»

- - -

«В апреле 1974 года, когда Шукшин лежал в больнице друзья принесли ему Евангелие... Оно лежало у него под подушкой. Когда он стал читать, его словно обожгло. Для него определился наш общий исход: куда же России без Христа? И признаётся: Верую! Верую, как мать в детстве учила, в Отца и Сына и Святого Духа».

А. Новосельцев. «Куда ж России без Христа?».

- - -

«Разумеется, крещён был, — утверждает литератор Г. Марков о Шукшине. — Когда в 1956 году у его сестры, Натальи Макаровны родились дети, В. М. Шукшин стал для своих племянников крёстным. Крестил он их в Бийской православной церкви. Написал сестре Наталье: «Я хочу, чтобы меня похоронили по-русски, с отпеванием, с причитаниями...».

Вспоминается при этом Есенин, как он слёзно молил:

«Чтоб за все за грехи мои тяжкие,

За неверие в благодать

Положили меня в русской рубашке

Под иконами умирать...»

- - -

«Кажется, у большинства русских людей глубоко в душе лежит и в то же время просто с языка срывается: «Он свой, он наш!» Это и так ясно. И мне ясно, и всякому-любому, кто с радостью берет любой том Шукшина или смотрит любой фильм с его участием или им поставленный.

Далев словарь: «Крестьянин — Крещёный человек, мужик, землепашец, земледелец». Говоря о Шукшине, мы не раз ещё вспомним все эти далевские определения.

Для скептиков о теме «Шукшин и Православие…» можно говорить и формально, анкетно: верил-не верил, ходил в храм или нет?.. Можно. Если так, то — был крещён. Вероисповедания православного (а какое же может быть ещё у русского крестьянина?) Когда в 1956 году родились племянники, он был им крёстным.

Вопрос обращения к вере человека, раньше не проявлявшего к религии никакого интереса, в рассказе 1972 года «Гена Пройдисвет». В нём напрямую ставятся вопросы веры и неверия. Там звучит главная, пожалуй, мысль рассказа: зачем искать подтверждений чуду — они просто на огороде, где всё растёт из земли. Разве это не чудо?

Можно говорить не о внешней стороне, когда имя Божие упоминается, а о том едином мире, внутреннем Шукшина — человека, и о том, что создавался Шукшиным-писателем, мире, в котором Имя Его подразумевается нравственным состоянием самого автора и его героев.

Творчество писателя корнями в его истоках. Сам Алтай — природный храм, в котором Вася Шукшин жил среди преданий, среди людей и тех простых бабок, что сохранили и традиции, и веру. Крестьянская, деревенская проза — из истоков народной культуры, которая по сути своей культура Православная.

Почвенность всей русской классической литературы, осознание чувства связи с родной русской землей несомненны, как несомненна православная её основа, полученная классиками не столько из уроков Закона Божия, сколько из нравственно чистых устоев народной русской жизни.

…«И лежал он, русский крестьянин, в родной степи, вблизи от дома… Лежал, приникнув щекой к земле, как будто слушал что-то такое, одному ему слышное». О чём же рассказывает «Калина красная»?..

Есть вечно новая Евангельская притча о возвращении блудного сына в родительский дом. Она проходит через всю русскую литературу. Это — духовное восхождение к вершинам нравственности заблудшего сына, часто опустившегося до крайней точки и понявшего, что единственное его спасение — в возвращении к корням, к отчему дому. Древняя как мир и вечно новая тема, переживаемая каждым в жизни.

Шукшин до буквы, до запятой в своём творчестве, и как писатель, и как режиссёр и актёр неразрывно связан с темой крестьянина, простого человека от земли.

Мать, Мария Сергеевна так учила своих детей: «Не надо смеяться над человеком, а вот самого униженного, падающего, вот ему-то и надо помочь, поднять на ноги, чтобы он встал». И в этом её крестьянском, нравственном природно проявились христианские традиции, просто высказанные в материнском завете, проявились почти с первых строк шукшинской прозы и звучат всё отчетливее во всём творчестве писателя. Полюбить героя, самого, казалось бы, несимпатичного для читателя, не отнимать у него искры человеческого — в этом сила шукшинского, по-христиански милостивого творчества.

Видеоряд «Калины красной» усиливает эту тему. В первых кадрах, когда Егор плывёт по реке, мы видим в ней затопленный храм как символ разрушенной жизни героя. Во второй раз отражённый в воде храм возникает в сцене бегства с «малины». То, что не мог сказать Шукшин-писатель, говорит Шукшин — кинематографист. Одна из самых эмоционально напряженных сцен фильма — сцена раскаяния Егора после поездки к матери. Он останавливает грузовик, выбегает из машины и падает на пригорок, за которым белеется храм. Помните слова, крик души: «Господи! Прости меня, Господи!..»?

Кажется, что это уже не столько слова Егора, сколько самого Василия Макаровича. В последних кадрах фильма из бегущего по реке «Метеора» снова виден храм. Затопленный. Видя его, думается: Егор-то покаялся, а мы? И кровь Егора, как понял и не ошибся народ, — это кровь самого Василия Макаровича. Она запёкшимися в гроздья капельками в октябре 1974 года, без сценариев и указаний сверху, горела над морем подлинно народного горя, враз навалившегося на всю Россию. Море горя, людское море и алые капельки, капельки, капельки у Новодевичьего…

В Шукшине, в его творчестве, и в жизни — есть то, что глубоко близко русскому человеку, — совестливость. Узнав, что сын приезжает домой, в Сростки, не один, а со своими московскими друзьями, мама его, Мария Сергеевна прибрала икону, висевшую в избе. Шукшин заметил, что угол непривычно пуст, и спросил её, где икона. Та объяснила ему, что она побоялась сыну хоть чем-то навредить. На что Шукшин сказал: «Не надо, мама, ты повесь её».

В статье «Нравственность есть правда» Шукшин говорит слова о том, что надо — в жизни и творчестве нести Правду с большой буквы, а это значит — «жить народной радостью и болью, думать, как думает народ, потому что народ всегда знает Правду». Оттого русским людям так близко всё то, о чём он говорил, и по-христиански любил людей: живых, и придуманных им самим.

Шукшин явился на этот свет — это такое счастье! Человек, с образом которого и его творчеством в душе каждого русского человека звучат простые светлые слова: Мать, Природа, Земля, Совесть, Душа, Родня, Россия, Правда. А еще — Любовь и Вера.

А. Новосельцев.

- - -

«Судя по сочинениям, по образу земного обитания, в русской прозе второй половины прошлого века Василий Шукшин и Василий Белов оказались духом ближе к величанию — совесть нации, совесть русской литературы.

Укорявшие Шукшина за торопливую фельетонность иных сказов, до шукшинской сострадательной и восхитительной, воинственной любви к русскому народу не взошли, искушения одолели».

А. Байбородин.

Писатель за работой.

+ + +

«Василий Шукшин!

При этом имени что-то всякий раз с такой силой вздрагивает в нас и обмирает, что мы, кажется, в себе и не знаем. Сознание наше, когда мы обращаемся к нему за разъяснениями, отсылает нас к чувству, чувство робеет; нет, это не у меня. Это где-то дальше. И, пожалуй, самое близкое, с чем может быть поставлено это ощущение, — какая-то невольная, незатухающая вина перед Шукшиным, стыд, сравнимый разве что со стыдом за несдержанное обещание.

Что-то мы не сделали после Шукшина, что-то необходимое и важное, в чём-то, за что он бился, мы его не поддержали. И это притом, что слава его... после смерти стала не меньше, а больше, чем была, слава его по мере переиздания книг и появления нового поколения читателей и зрителей расширилась и углубилась, установилась в надёжном своём качестве, и те, кто склонен был объяснять популярность Шукшина его преждевременной смертью и сердобольностью русской души, вынуждены теперь призадуматься...

В 60-е годы минувшего столетия Шукшин ворвался в «плотные слои атмосферы» советского искусства как метеор и своим появлением перевесил ту чашу весов, где собиралось воедино искусство русское. (…) Не было у нас за последние десятилетия такого художника, который бы столь уверенно и безпощадно врывался во всякую человеческую душу и предлагал ей проверить, что она есть, в каких просторах и далях она заблудилась, какому поддалась соблазну или, напротив, что помогло ей выстоять и остаться в верности и в чистоте. Читателем и зрителем Василия Шукшина остаётся вся Россия, от самых высоких умов до самых падших, его талант – это, прежде всего, голос взыскующей совести».

В. Г. Распутин. "Твой сын, Россия, горячий брат наш".

- - -

Это большая редкость в жизни: он был своим для всех — для крестьян, рабочих, интеллигенции. Видимо, потому, что Шукшин и сам чувствовал людей изнутри, писал-то он, в основном, о душе человеческой...

Академик Александр Корольков: «Устареть Шукшин не может, ибо даже при окончательном исчезновении живого биения русской культуры — не исчезнет интерес к духовному материку, именуемому Россией, а Шукшин — пульсирующая словом и чувством живая душа России».

Писатель Виктор Астафьев: «Его изображали таким мужичком... Так вот, за столом передо мной сидел интеллигент, не только в манерах своих, в способах общения, но и по облику... Очень утонченное лицо... Он говорил немного, но был как-то активно общителен...».

Режиссёр Сергей Бондарчук: «Его коренной чертой было первородство, которое необычайно редко встречается».

Актер Станислав Любшин: Если существует эталон искренности, то это Шукшин. Искренним людям очень тяжело на свете живется. Это рациональным натурам легко, а он если кого-то любил, то уж сомневаться не приходилось, а кого не любил...».

Писатель Сергей Залыгин: «Если бы Василий Шукшин был только актером, только режиссером, только сценаристом и драматургом и, наконец, только прозаиком, то и тогда, в этом каждом отдельном случае, мы имели бы перед собой выдающееся дарование. Но все эти дарования принадлежат одному человеку. Наше искусство ещё не знало такого поразительного сочетания».

«Я пришёл дать вам волю».

+ + +

«Солнце просияет миру»

«Если определять причину, то она — в поисках Шукшиным русской, а не советской идеи. Фильм о таком неоднозначном историческом персонаже как Степан Разин, да ещё таким с громким названием «Я пришёл дать вам волю», конечно же насторожил руководство КГБ. Что если в этом фильме русские увидят отражения их действительности и поймут, что со времен Разина — ничего не поменялось. Договориться с Шукшиным не получится. Он громко заявил о себе и вряд ли отступит. Не тот характер. Значит его следует устранить. «Странных» смертей известных в СССР людей и тогда хватало.

Статью закончим цитатой самого Василия Макарыча, который записал финал киноромана: «…перед казнью Степан обязательно увидит солнце: оно вырвется из-за туч и — во весь экран — просияет миру». Хочется верить, что слова алтайского самородка Шукшина, из деревни Сростки, окажутся пророческими. И русский народ увидит яркое солнце, и просияет оно по всему миру.

+ + +

Выссказывания В. М. Шукшина:

- - -

«Добрый», «добрый» – эту медаль носят через одного. Добро – это доброе дело, это трудно, это непросто. Не хвалитесь добротой, не делайте хоть зла».

В. Шукшин.

- - -

Василий Шукшин: "Когда нам плохо, мы думаем: а где-то кому-то хорошо. Когда нам хорошо, мы редко думаем: где-то кому-то плохо". Это он не про себя. Он всегда думал о тех, кому тяжко.

- - -

"Всё в жизни бывает. Трудно бывает… Так трудно бывает, что глаза на лоб лезут. Но убиваться, показывать слабость свою — это последнее дело. Плюнь на всё, держись, другого выхода всё равно нету." (В. Шукшин, "Любавины")

- - -

«Восток и Запад: Когда у вас День, у нас — Ночь. Не забывайте только, что Новый день к нам приходит раньше и раньше — ночь».

В. Шукшин.

- - -

«Смерть позволяет понять нам, что жизнь – прекрасна».

В. Шукшин.

- - -

«Ни ума, ни правды, ни силы настоящей, ни одной живой идеи!.. Да при помощи чего же они правят нами? Остаётся одно объяснение — при помощи нашей собственной глупости. Вот по ней-то надо бить и бить нашему искусству».

В. Шукшин.

- - -

«Армию — не тронь, милицию не тронь, партаппарат не тронь, чиновников министерского ранга не тронь... Ну, а мужика я и сам не буду. В России — все хорошие!»

В. Шукшин.

- - -

«Жизнь представляется запутанной, сложной — нагромождение случайных обстоятельств. И судьба человеческая — тоненькая ниточка, протянутая сквозь этот хаос различных непредвиденных обстоятельств. Где уверенность, что какое-нибудь из них не коснётся острым углом этой ниточки и не оборвёт её в самый неподходящий момент?»

В. Шукшин.

- - -

«Не должно̀ наступать никогда то время, когда надо махнуть рукой и сказать, что тут уже ничего не сделаешь. Сделать всегда можно».

В. Шукшин.

- - -

«Зазнайство, хвастливость, завистливость — всё было на виду в людях, никак нельзя было спрятаться ни за слова, ни за фокусы. Я не стремлюсь здесь кого-то обмануть или себя, например, обмануть — нарисовать зачем-то картину жизни идеальной, нет, она, конечно, была далеко не идеальная, но коренное русло жизни всегда оставалось — правда, справедливость. Очень развитое чувство правды и справедливости. Только с этим чувством люди живут значительно. Этот кровный закон — соблюдение правды — вселяет в человека уверенность и ценность его пребывания здесь, я так думаю, потому что всё остальное прилагается к этому, труд в том числе».

В. Шукшин

- - -

«Произведение искусства — это когда что-то случилось: в стране, с человеком, в твоей судьбе».

В. Шукшин.

- - -

«Не помню, кто из великих сказал: на надгробиях надо писать не то, кем человек был, а кем он мог быть».

В. Шукшин.

+ + +

Из книг и записок В. М. Шукшина:

✍ Хочешь быть мастером, макай своё перо в правду. Ничем другим больше не удивишь.

✍ Не стыдно быть бедным, стыдно быть дешёвым!

✍ Вообще в жизни много справедливого. Вот жалеют: Есенин мало прожил. Ровно – с песню. Будь она, эта песня, длинней, она не была бы такой щемящей. Длинных песен не бывает.

✍ Человек, который дарит, хочет испытать радость. Нельзя ни в коем случае отнимать у него эту радость.

✍ Критическое отношение к себе — вот что делает человека по-настоящему умным. Так же и в искусстве, в литературе: сознаешь свою долю честно — будет толк.

✍ В жизни — с возрастом — начинаешь понимать силу человека, постоянно думающего. Это огромная сила, покоряющая. Всё гибнет: молодость, обаяние, страсти — всё стареет и разрушается. Мысль не гибнет и прекрасен человек, который несёт её через жизнь.

✍ Культурный человек… Это тот, кто в состоянии сострадать. Это горький, мучительный талант.

+ + +

∇

Истинно великих людей определяет, кроме всего прочего, ещё и то, что они терпят рядом с собой инакомыслящих.

∇

Не старость сама по себе уважается, а прожитая жизнь. Если она была.

∇

Ты счастлив, когда ты смел и прав.

∇

Эпоха великого наступления мещан. И в первых рядах этой страшной армии — женщины. Это грустно, но так.

∇

Если же кто сказал слова добрые и правдивые и его не услышали – значит, он и не сказал их.

∇

Почему же позор тем, кто подражает? Нет, слава тем, кому подражают, – они работали на будущее.

∇

Каждый настоящий писатель, конечно же, психолог, но сам больной.

∇

Да, стоим перед лицом опасности. Но только — в военном деле вооружаемся, в искусстве, в литературе — быстро разоружаемся.

∇

Самые наблюдательные люди – дети. Потом – художники.

∇

Не всегда, к сожалению, мы бываем настолько находчивы в ответах, чтобы потом не ныла душа: здесь не так сказал, там сморозил.

∇

«Все ценное и прекрасное на земле создал умный, талантливый, трудолюбивый человек. Никогда ещё в истории человеческой ни один паразит не сделал ничего стоящего».

∇

У каждого своя история жизни. Либо ты её писал. Либо за тебя её писали, а ты вяло плыл по течению уворачиваясь от ответственности и неприятностей.

∇

Всё время живёт желание превратить литературу в спортивные состязания: кто короче? Кто длинней? Кто проще? Кто сложней? Кто смелей? А литература — есть правда. Откровение.

∇

Нигде больше не видел такой ясной, простой, законченной целесообразности, как в жилище деда — крестьянина, таких естественных, правдивых, добрых, в сущности, отношений между людьми там.

∇

Никогда, ни разу в своей жизни я не позволил себе пожить расслабленно, развалившись. Угнетай себя до гения.

Комментарии:

С. Хромов:

«Василий Макарович, чистый кристалл сверкающий всеми гранями своего таланта. Да, Шукшин создал несколько фильмов, но зато каких! Сыграл с десяток ролей, да но каких ролей! Читая его прозу сразу видишь образ, он становится многогранным, обретает плоть и кровь. Он сделал то, что до него не делал никто».

Татьяна Арбузова:

— Читать Шукшина нужно обязательно. Для укрепления духа.

Настоящая русская душа и один из лучших писателей России».

Алексей Синицин:

— Совсем недавно снова перечитал рассказы Шукшина. Ну, просто слов нет, как всё понятно и просто написано, именно для народа, для русского народа. А про пьянку, так вся страна у нас пила и сейчас пьёт, но таких писателей и артистов нет».

Анатолий (Ижевск):

— Шукшин Василий Маркович является образцом для подражания, эталоном правдивости, порядочности в любые времена».

Игорь (Волгоград):

— Василий Макарович, знай, что народ России всегда будет помнить тебя и любить. Огромная, безкрайняя Россия, только она могла родить такого сына. Вечная память, дорогой наставник. Ты всегда будешь с нами!!!»

+ + +

Память о человеке — она не мелом на асфальте пишется, или на школьной доске — её стереть невозможно…

Замечательные слова посвящены Василию Шукшину академиком Корольковым А. А. :

«Василий Шукшин остановил гибельный процесс утраты национального лица России в культуре и стал основоположником нового Возрождения русской духовности. Шукшина чувствовали как родного все слои общества, его читали, смотрели в кино, с радостью узнавая открывшуюся собственную русскую душу. Устареть Шукшин не может, ибо даже при окончательном исчезновении живого биения русской культуры — не исчезнет интерес к духовному материку, именуемому Россией, а Шукшин — пульсирующая словом и чувством живая душа России. В нём Россия обрела во второй половине XX столетия своё самосознание и самочувствование».

+ + +

«Если бы потребовалось явить портрет русского человека по духу и лику для какого-то свидетельствования на всемирном сходе, где только по одному человеку решили судить о характере народа, сколь многие сошлись бы, что таким человеком должен быть он — Шукшин».

В. Г. Распутин.

Памятник на горе Пикет, скульптора В. Клыкова с надписью:

«Василию Макаровичу Шукшину с любовью русские люди».

+ + +

Из выступления А. Заболоцкого на Пикете:

— Сейчас нередко те, которые ведут большие литературные передачи, говорят : "Мода на Шукшина прошла". При жизни Василия Макаровича вышло всего лишь четыре книжки. Сейчас куда не зайдёшь — есть Шукшин. Когда говорят, что ушла мода на него, то это неправда».

Ольга Гобзева. — В самом Василии Макаровиче, как человеке глубоко русском, не могла не звучать религиозность. Но она звучала не напоказ, а часто неосознанно, как в “Калине красной”. Может быть, таким воплем она вырывается и у нашего народа. Ведь мы тоже доходим до той крайней точки, до которой дошёл Василий. Судьба народа — это судьба одного человека. Эту мысль высказал Гоголь, она, несомненно, подходит и к Василию Макаровичу, потому что его судьба — судьба нашего народа.

Всё творчество Василия Макаровича было духовным. Во всяком движении, во всякой искренности есть дар Божий. Потому что искренность близка к истине. Это одно и то же. Совсем не обязательно креститься, молиться напоказ, нужно быть таким, быть русским.

Когда мы впервые приехали на Пикет, меня поразила близость неба. Это священное место, где должен в будущем возникнуть храм, посвященный Василию, Василию Великому. И нашему великому мученику — Василию Шукшину».

«Это ещё не конец»

На горе Пикет каждый год 25 июля, в день рождения Шукшина, собираются люди. В былые годы их численность доходила до ста тысяч, сейчас стало меньше. Но всё равно приходит очень много — несколько десятков тысяч человек, так что со сцены не видно границ этой сегодняшней шукшинской массовки.

Выступают любимые актеры, писатели, режиссёры. Гора помнит о том, как к ней обращались Виктор Астафьев и Валентин Распутин, Василий Белов, Анатолий Заболоцкий... В 2004 году — не без споров — поставили памятник, созданный скульптором Вячеславом Клыковым. Это изображение финального кадра из фильма «Печки-лавочки», когда автор обращается к зрителям: «Ну всё, ребята, конец» — слова, которые иногда истолковывают как горестное предупреждение, как прощание с деревней, с крестьянством, с Россией. Но разве в этом завет Шукшина? Разве звал он нас к безсильному плачу, к отчаянию? Разве унынием веет от его великой судьбы?

Почти в то же самое время, когда Василий Макарович заканчивал работу над «Печками-лавочками», он написал В. Виноградову, а на самом деле всем нам: «Это ещё не конец, нет. Какой конец! Что ты! Нет! Если б такие были концы, то мы бы из под монголов никак не вышли. Ну, монголы, это было посерьёзней. Только не пали, ради Бога, попусту».

«Родина... Я живу с чувством, что когда-нибудь я вернусь на родину навсегда. Одно дело — жить и бороться, когда есть куда вернуться, другое дело — когда отступать некуда. Я думаю, что русского человека во многом выручает сознание этого вот — есть ещё куда отступать, есть где отдышаться, собраться с духом. И какая-то огромная мощь чудится мне там, на родине, какая-то животворная сила, которой надо коснуться, чтобы обрести утраченный напор в крови. Не зря верится, что родной воздух, родная речь, песня, знакомая с детства, ласковое слово матери врачуют душу. <...>

Родина... И почему же живёт в сердце мысль, что когда-то я останусь там навсегда? Когда?..

Образ её светлый погаснет со мной вместе.

Благослови тебя, моя родина, труд и разум человеческий! Будь счастлива! Будешь ты счастлива, и я буду счастлив».

В. М. Шукшин.

Мученики нашего времени

Книга двенадцатая.

Священник Виктор Кузнецов. Член Союза писателей России, является автором многих православных книг.

В их числе:

«Богослужения русским святым»,

«Он выбрал крест» – о воине-мученике Евгении Родионове,

«Нет общения света со тьмой» – сборник трудов конференций, проведённых В.М. Клыковым.

«Утешение в унынии»,

серия книг «Мученики нашего времени»,

«Так было» – о событиях августа 1991 г.,

«Расстрел» – о расстреле восставших 3-4 октября 1993 г.,

«Ближе к Богу!», «Старец», «Духовник», «Батюшка», «Помним» — о старце, духовнике Троице- Сергиевой лавры архимандрите Кирилле (Павлове),

«Путями Гоголя» – о нынешней Украине, путевые заметки странствия по родным местам Н.В. Гоголя,

«Знаки времени», «Всюду Бог!», «Нельзя отчаиваться», «Верю!» и «Серёжино детство» — сборники духовных рассказов.

«У пяти старцев» – о старцах; о. Николае Гурьянове, о. Кирилле (Павлове), о. Иерониме (Верендякине), о. Феофане (Данькове), о. Адриане (Кирсанове).

Заказы о пересылке книг священника Виктора Кузнецова по почте принимаются по телефонам: 8 800 200 84 85 (Звонок безплатный по России) — издат. «Зёрна», 8 (495) 374-50-72 — издат. «Благовест», 8 (964) 583-08-11 — маг. «Кириллица».

Для монастырей и приходов, общин, паломнических групп... книги — безплатны. Звонить по тел. 8 (495) 670-99-92.

12 января 2022 Просмотров: 4 385