Вместо христианства - всеобъемлющая любовь и всепрощение

После подачи в суд на выставки «Осторожно, религия!» и «Запретное искусство» устроители их неоднократно выступали в прессе с такими обращениями к верующим: «Какие же вы христиане? Вы претендуете на знание самой истины, а где же ваша любовь? У христиан не должно быть врагов. Они всех любят и прощают». И прямо в зале суда предлагали заключить перемирие, не отказываясь при этом от своего отношения к Церкви. Мне кажется, что в их предложении было не просто кривляние, а покушение на что-то весьма существенное в человеческой жизни. Не напоминает ли это историю, описанную как-то в «Русском Доме», о православных христианах, получивших благословение от своего духовника на учебу в ГКА им. Маймонида, знаменитого иудейского раввина, который провозглашал: «Подобает убивать и бросать в ров погибели Иисуса из Назарета и всех его последователей»?

Станислав Бабурин, г. Москва

Принятие этого предложения кощунников было бы равносильно нашему косвенному участию в богохульных «перфомансах». Не существует христианской истины и мистики, отделенной от нравственного порядка. Дружба с сознательными врагами Христовыми есть презрение к нравственному порядку, то есть разрушение здания всей христианской жизни. Существенным свойством христианского сознания (в отличие, например, от гностицизма) является включение в него нравственного измерения. Без нравственной жизни можно предложить все что угодно, даже якобы «знание», но истинного знания или мудрости в христианском смысле этого слова без нее не существует. Мы можем проследить в самой обыденной христианской жизни последствия этого разрушения христианского сознания — пример, который Вы приводите, весьма характерен.

Что такое отказ иметь врагов? Там, где разрушено христианское видение мира, а затем и нравственное содержание христианской жизни, остается только опустить человека до самого жалкого состояния. Остается только предложить низость и подлость как идеал, как высшую добродетель. Такого результата несомненно добиваются те, кто объясняет, что христианин — это существо, у которого нет врагов, и что Церковь — общество, которое не может иметь врагов. Странно, что такое отношение слывет у кого-то евангельским, ибо заповедь «любите врагов ваших» предполагает прежде всего различие между друзьями и врагами. Идея сражения, войны с врагами (не только невидимыми, но и видимыми) занимает такое место в писаниях святых отцов, что можно только удивляться чьим-то попыткам каким-то образом ее затемнить.

Но факт есть факт: под видом «христианской любви» предлагается идеал, согласно которому не может быть и речи нападать на кого-либо, а значит и защищать что-либо. Этот всеобъемлющий пацифизм, не имеющий ничего общего с борьбой за душу каждого человека, на нормальном языке называется трусостью. Страх, как одно из человеческих чувств, имеет право на существование. Но он теряет всякое положительное значение, когда человек как страус пытается спрятаться от опасности, зарывая голову в песок. Этот страх может показаться как бы извинительным, по крайней мере, в попытках изобразить свою слабость «любовью».

Это новое идеологизированное христианство не удовлетворяется тем, что лишает человека мужества. Оно превращает его в лишенное естественных свойств извращенное существо. Круг замыкается. Претензия на любовь — на высшую духовность — кончается тем, что идеологизированный христианин становится ниже человека. Этот универсальный мир со всеми и этот всеохватывающий, превосходящий все на свете экуменизм, к которому мы приглашаемся, на самом деле есть растворение разума, затем нравственного чувства и наконец мужества. Если кто хочет проверить истинность этого утверждения, достаточно будет ему посмотреть на упомянутых Вами «маймонидов». Он увидит, что идеологизированный христианин готов сегодня все извинить всем врагам. Только по отношению к своей православной вере, к своей Церкви, к святым отцам, для которых абсолютно немыслим подобный либерализм, он объективно остается критически настроен. Таким образом, оказывается, можно использовать христианский словарь, лишенный своего содержания, можно говорить о христианской жизни, как бы приобщаясь ей, и ссылаться на Евангелие — эта ссылка противоположна его смыслу. Каждый из нас должен понять, до какой степени такой образ мысли и действий далек от Евангелия. В нем — воскрешение всех старых врагов Церкви. Потому надо быть совершенно слепым, чтобы не видеть, до какой степени эта идеология, как и всякая идеология, есть опасная карикатура на христианскую веру, на веру Церкви.